Джеймс Уайт - Большая операция Страница 24

Капитан бросил на Саррешана долгий, задумчивый взгляд, затем повернулся к Конвею.

– Я так понимаю, доктор. Учитывая, что его тренировали и готовили в астронавты, наш друг относится к низшим слоям общества, хотя на самом деле может занимать высокое положение?

Конвей покачал головой.

– Вы забываете, сэр, какое важное значение – это опять же связано со стремлением избежать кровосмешения – эти существа придают тем, кто отправляется в отдаленные места, откуда возвращаются с обновленной кровью и новыми знаниями. В этом отношении Саррешан вообще уникален. Как первый астронавт планеты, с какой стороны не посмотри, он всё равно тут первый парень на деревне – самое уважаемое существо этого мира, и влияние его весьма велико.

Капитан промолчал, но черты его лица разгладились в непривычное для ник выражение – улыбку.

– Побывав внутри и зная, что творится снаружи, – сказал Конвей, – можно быть уверенным, он не держит обиды за то, что его украли, – на самом деле он чувствует себя обязанным и будет сотрудничать при контакте.

Только, сэр, не забудьте подчеркнуть в разговоре наши различия с этими существами. Они самые странные из всех, на кого мы натыкались, и это в буквальном смысле так. Будьте особенно внимательны и не говорите, что мы тут все братья или что мы все принадлежим к одной великой галактической семье разумных существ. Слова „семья“ и „брат“ у них неприличные!

Вскоре после этого Вильямсон собрал специалистов по культурным контактам и связистов на совещание, чтобы обсудить новую информацию, полученную от Конвея. Несмотря на скудные возможности транслятора на „Декарте“, к концу второй вахты они завершили составление плана по установлению контакта с жителями Митбола.

Однако старший специалист по контактам всё ещё был неудовлетворен, он хотел изучить культуру этого народа глубже. Он настаивал, что нормальные цивилизации основаны на расширении от семьи к племени, от деревни к стране, пока не объединится весь мир. Он не понимает, как может возникнуть цивилизация без сотрудничества на уровне семьи и племени, но думает, что более близкое изучение личных отношений может внести ясность.

Не согласится ли доктор Конвей записать мнемограмму Саррешана еще раз?

Конвей устал, был раздражен и голоден. Его ответ предварил майор Эдвардс.

– Нет! – приказал он. – Ни в коем случае, нет! О'Мара дал мне на этот счёт строгие инструкции. При всём уважении к вам, доктор, он запретил это делать, даже если вы, по его словам, сморозите глупость и вызоветесь добровольцем. Мнемограммы этих существ нельзя использовать. Чёрт побери, я голоден, а сандвичи мне надоели!

– Мне тоже, – согласился Конвей.

– И почему это врачи постоянно испытывают голод? – спросил офицер по культурным контактам.

– Джентльмены! – устало одернул капитан.

– Что касается меня, – стал объяснять Конвей, – так это потому, что всю свою сознательную жизнь я посвятил бескорыстному служению людям, и все мои способности врача и хирурга в их распоряжении в любое время дня и ночи. Принципы моей великой альтруистической профессии меньшего не допускают. Эти жертвы – долгие часы работы, недосыпание, нерегулярный прием пищи – я приношу охотно и без сожаления. И если я думаю о еде чаще, чем было бы нормальным для остальных людей, так это потому, что в любой момент может понадобиться медицинская помощь, и следующий прием пищи отодвинется на неопределенное время. Значит, если я как следует поем сейчас, то в этом случае смогу применить всё своё умение до конца. Даже вы, лежебоки, должны знать, что такое умственное и физическое истощение.

Не надо так на меня смотреть, джентльмены, – добавил он сухо. – Я всего лишь готовлюсь к контакту с соплеменниками Саррешана, делая вид, что такого понятия как „скромность“ в мире просто не существует.

За время, оставшееся до конца путешествия, Конвей пообщался со связистами и астронавтами, побеседовал с капитаном, Эдвардсом и Саррешаном. Но к тому времени, когда „Декарт“ материализовался в системе Митбола, полезной информации о медицине на планете он получил очень мало, еще меньше он знал о самих здешних медиках.

Контакт с коллегами на Митболе был особенно важен для успешного выполнения его задач.

Но медицина и лечебная хирургия были совсем недавними достижениями, ставшими возможными после того, как эти существа научились вращаться, не меняя положения. Однако имелись смутные упоминания о существах другого вида, которые были кем-то вроде врачей. По описанию Саррешана, они, похоже, были отчасти врачами, отчасти паразитами, а отчасти хищниками.

Держать такого на себе было делом весьма рискованным. Часто это кончалось плачевно – пациент терял равновесие и погибал. Саррешан настаивал, что такой лекарь опаснее болезни.

Из-за сложностей с переводом он не смог объяснить, как же доктор и пациент общаются. Саррешан никогда не встречался с этими существами сам, да и те, с кем он общался, тоже не встречались. Самое большее, что ему удалось им растолковать: у лекарей прямой контакт с душой пациента.

– О, Господи! – воскликнул Эдвардс. – Дальше-то что будет?

– Это вы молитесь или облегчаете душу? – поинтересовался Конвей.

Майор улыбнулся и продолжил уже серьезно:

– Если наш друг употребляет слово „душа“, то только потому, что соответствующий эквивалент есть в трансляторе Госпиталя. Вам остается всего лишь запросить, что такое „душа“ по мнению этого электронного переростка.

– Боюсь, О'Мара снова начнет сомневаться, что я в здравом уме, – скептически заметил Конвей.

К тому времени, когда пришёл ответ, капитан Вильямсон успешно принёс свои извинения псевдоправительству Митбола, а Саррешан так красноречиво описал странности землян, что им гарантировали тёплый прием. Однако „Декарт“ попросили оставаться на орбите, пока не будет расчищена и обозначена удобная посадочная площадка.

– Согласно сообщению, – Эдвардс протянул Конвею распечатку радиограммы, – компьютер считает, что „душа“ – это просто „принцип жизни“.

О'Мара говорит, что программисты не хотели смущать машину религиозными и философскими понятиями, включая сюда и бессмертие души. Поэтому, по мнению компьютера, всё, что живет, имеет душу. Очевидно, лекари на Митболе вступают в прямую связь с „принципами жизни“ пациента.

– Вы думаете – лечение верой?

– Не знаю, доктор, – ответил Эдвардс. – Мне кажется, что здесь от вашего главного психолога проку мало. Ну, а если вы думаете, что я собираюсь вам помочь и снова дам вам мнемограмму Саррешана – поберегите голосовые связки.

Конвей был удивлен, насколько обычным выглядит Митбол с орбиты. И только на высоте десяти миль от поверхности планеты стали заметны медленные подергивания покрытого складками необъятного ковра из копошащихся на суше животных и неестественно спокойное море, похожее на густой суп. Только вдоль береговых линий наблюдалась особенно бурная активность. Здесь вода бурлила желто-зеленой пеной и кишела большими и малыми водными хищниками, яростно нападавшими на живущих на суше, а те, в свою очередь, не менее злобно накидывались на обитателей моря.