Георгий Гуревич - Под угрозой Страница 24

Помню, как однажды па сказал: "Сегодня по телевидению будет выступать русский, главный воитель против землетрясений! Русских-то я видел на экране не раз, когда шла серия "Джек Супермен - покоритель Вселенной". Джек этот был силач и красавец, а русские хотели украсть его невесту. Но он догнал их и шпок-шпок-шпок - всех раскидал, двадцать человек, а то и тридцать. И я думал: "Когда я вырасту и Мэри вырастет, пусть русские унесут ее в мешке, а я буду, как Джек, - рослый и красивый, я догоню их, всех раскидаю - шпок-шпок-шпок. А Мэри вылезет из мешка и меня полюбит".

Но этот русский показался мне неинтересным. Он был похож на нашего школьного учителя - бледный, лобастый и в очках. И все твердил наставительно: "Проверьте, проверьте, проверьте! Решайте сами, думайте своей головой". И мне все хотелось переключить телевизор, потому что по третьей программе шла передача "Джек Супермен на комете "Хуррпурр". Но па рассердился, сказал, что Супермен - ерунда, зря мозги забивают детям, а этот очкастый русский молодец, он учит думать своей головой. И, подумав своей головой, отец пошел наутро голосовать против землетрясения. И мать потащил с собой, хотя она упиралась, кричала, что тесто перекиснет. А меня они не взяли, сказали, что у меня голоса настоящего нет, а крик, плач и хныканье - не в счет. Как можно испугать землетрясение голосами, я не совсем понимал. И вообще не стал бы отменять его, даже будь у меня голос. Мне хотелось посмотреть, как это все затрясется. И Мэри я не мог спасти без землетрясения.

Вечером, когда я пошел задавать корм телятам, в телятник прибежал соседский Дик и под страшным секретом (хотя секрет этот был во всех газетах) сообщил, что Калифорнию будут лечить у нас - на Крабовой отмели: продырявят землю и выпустят наружу дурную кровь, а с кровью выйдет и землетрясение.

Под утро я проснулся от тарзаньего вопля, схватил одежонку и прыгнул в окошко. И я даже ведро прихватил, чтобы оправдаться после: сказать, будто ходили на отмель за крабами, а на кровопускание попали нечаянно.

На болоте лежал туман, и все кусты были похожи на коровьи рога. Но сегодня мы не дрожали, ночь была неподходящая для привидений. По шоссе, разбрызгивая слякоть, то и дело проносились машины, желтым светом фар буравили туман. Гудки, рокот моторов, бензиновый чад. Привидения у дорог не показываются. Они народ трусливый. Для них шум страшнее, чем для нас тишина.

И куда, думаете вы, спешили эти машины? Все на Крабовую отмель. На берегу плюнуть было некуда, за место у края воды платили три доллара. По воде шлепали бобби в касках, махали своими дубинками. И, конечно, нам первым достались тычки. "Куда лезете, пострелята?" Взрослые любят сюсюкать: "Ах, детство, ах, завидный возраст, ах, беззаботное младенчество!" Попробовали бы они хоть часок нашей завидной жизни: "Поди, подай, принеси, то нельзя, это нельзя!". И каждый тебе указчик, каждый командир, каждый тянется к твоим ушам. А что им задаваться собственно? Сами встали среди ночи, примчались из Фриско, Окленда, Сакраменто, чтобы поглазеть на кровопускание... И туда же, отпихивают маленьких: "Не путайся под ногами!"

Ну и пускай. Им же хуже. Их-то оттеснили от воды, даже с трехдолларовых мест, загнали на косогор к сосновому лесу. А мы с Диком спрятались в трубу. И по той трубе подлезли под эстакаду. Уселись на бревнах, обросших зеленой слизью. Так удобно было там прятаться от всяких бобби. А видно-то как! Не три, тридцать долларов уплатили бы нам за место.

Как раз когда мы вылезли из трубы, завыла сирена. Мы даже струхнули - не нас ли заприметили? Но это был, оказывается, сигнал. Означал: начинается! Только не началось ничего. Залив светлел, тьма отступала на запад. Взрослые на берегу топтались, пели, ели сандвичи и мороженое. Мы с Диком тоже не отказались бы от мороженого, и никели брякали у нас в кармашках. Однако приходилось терпеть. Если вылезешь, второй раз не проскочишь под эстакаду.

Дик от скуки начал хвастать, как он жил в Канаде, как у него там был свой собственный автомобиль и ружье, как он ездил на охоту и убил трех серых медведей гризли, как девочки восторгались и одна отравилась от любви к нему, а другая утопилась. Конечно, я понимал, что он врет, а он знал, что я понимаю, но остановиться не мог.

Дик, если ты жив и прочтешь мой рассказ, объясни мне, зачем ты столько врал тогда? Какое удовольствие ты испытывал при этом?

Как раз Дик убивал третью девочку, когда мы услышали говор. Но он доносился не с берега, а снизу, из-под воды. Не то говор толпы, не то перекаты далекого грома, или рокот прибоя, или ворчанье цепного пса, когда он раздумывает, разразиться ли ему лаем или сразу вцепиться в горло. "Идет, идет!" - закричали на берегу. Ворчанье становилось все сердитей, гром ближе, рокот громче... и вдруг из толстой трубы над вышкой полыхнуло пламя, узкое, длинное, словно огненный кнут. За ним тугой рыжий дым поднялся вверх, там ветер стал рвать его на клочья и погнал их на восток - в горы. И затем пошла кровь земли - густая и красная, словно манная каша с вишневым сиропом. Из трубы она вылетала тугой струёй, изгибалась красивой огненной дугой, а потом уже струя расплывалась и падала в воду. И опять клубился пар, но уже не бурый, а белый, обыкновенный.

Все закричали "ура", мы с Диком тоже, забыв, что надо хорониться. Но нас никто не услышал, все смотрели на огненную дугу, даже бобби с дубинками.

Там было довольно мелко, куда падала каша. Я знаю, мы с Диком не раз ныряли в том месте и доставали устриц со дна. И пяти минут не прошло, как на отмели родился островок. Черный и мокрый, он вылез из белых клубов, а труба все поливала и поливала его вишневым сиропом, огненные ручейки стекали по бокам и меркли, как догорающие угли.

Было хмурое осеннее утро, белесая гладь, а теперь оранжевым стало небо и вода оранжевой. И на воде рос остров, выше помоста, выше бараков, перерастал баки. Белый пар, черные камни, ало-вишневые струи, языки пламени - голубые и желто-красные. Из всего этого рос остров. Захватывающе интересно было следить за этим, как интересно следить за матерью, украшающей праздничный пирог, за плотниками, строящими дом, за всяким подвигающимся делом. Остров рос на глазах, распухал, вздувался, как тесто на дрожжах. И Дик давно тянул меня за рукав, а я все не мог насмотреться. "Погоди, пока он перерастет вышку. Ну, хоть половину вышки", - твердил я. И еще мне хотелось дождаться, когда же вместе с кровью земли выйдет землетрясение.

Потом радио заговорило, на весь залив загремело. Объявили, что опыт удался, землетрясение отложилось на три недели. "Все-таки не вышло из-под земли", - подумал я. Тут все закричали "ура", а я не кричал. Выходит, мне еще три недели ждать! Никакого терпения не хватит!