Роберт Шекли - Десятая жертва (сборник) Страница 24

— Но ведь она должна была уже выйти на связь! — повторил Коул. — Она не докладывала о развитии событий с момента приезда на пляж поклонников солнечного заката. С тех пор прошло шесть или семь часов! Она не отвечает на вызовы. Что угодно могло с ней произойти, поверьте мне, что угодно! Вам не кажется…

— Возьми себя в руки, — холодно скомандовал Мартин.

— Извините, — пробормотал Коул, поднося дрожащие руки к бледному лицу и потирая глаза. — Это все из-за напряжения, ожидания… Со мной будет все в порядке. Я сразу приду в себя, как только начнется работа.

— Разумеется, малыш, — согласился Мартин, — на всех нас влияет ожидание, — и рявкнул в микрофон: — Прекратите наклон, камера один, и поднимитесь ровно на полдюйма! И, черт побери, двигайтесь медленно!

— Красная двойка на черную тройку, — подсказал Коул Чету.

Чет не ответил. Он уже принял решение убить Коула сразу после того, как добьется увольнения Мартина. Кроме того, он решил убить мистера Фортинбраса и Кэролайн, а также своего шурина в Канзас-Сити, который без конца изводил его: «Ну, как дела у создателя образов?» Кроме того, он решил…

Дверь автобуса открылась, и вошла Кэролайн.

— Здравствуйте, парни! — произнесла она приветливо.

— Здорово, малышка! — небрежно отозвался Мартин. — Как дела?

— Все прошло гладко, — ответила Кэролайн. — Я сразу раскусила его, поговорила с ним, и он согласился на телевизионное интервью утром.

— И никаких трудностей? — равнодушно поинтересовался Чет.

— Никаких. Он согласился почти без уговоров, с самого начала все шло по-деловому. Аванс — пятьсот долларов и пятьсот долларов утром перед началом съемки.

— Отлично, просто великолепно, — обрадовался Мартин. — Но чем ты занималась после этого? Я хочу сказать, что прошло пять часов с момента, когда ты должна была выйти на связь, и мы, вполне естественно, беспокоились о тебе.

— Дело было так, — начала Кэролайн. — Я уже собиралась уходить, но решила познакомиться с ним поближе, поэтому и вернулась. Мы выпили по коктейлю, затем пошли на прелестный маленький пляж, сидели, разговаривали и смотрели на звезды.

— Очень хорошо, — улыбнулся Мартин. Угол его левого глаза начал подергиваться в нервном тике. — Какое у тебя создалось о нем впечатление после близкого знакомства, а?

— Он чудесный человек, — произнесла Кэролайн с мечтательным выражением на лице. — Видишь ли, он пытался расторгнуть свой брак в течение двенадцати лет, а тем временем жил с этой безумной Ольгой, а теперь, когда брак расторгнут, он не хочет жениться на Ольге.

— Очень интересно, — сказал Мартин.

— Между прочим, он не хочет больше ни с кем вступать в брак, — сообщила Кэролайн, — даже со мной.

Чет выпрямился так внезапно, что рассыпал карты.

— Что ты сказала? — спросил он.

— Я сказала, что это похоже на любовь, — ответила Кэролайн.

— Что значит «любовь»? — произнес Чет. — В твоем контракте четко и ясно сказано, что тебе запрещается влюбляться в кого бы то ни было во время подготовки и осуществления твоего десятого убийства. Более того, там особо оговорено, что тебе запрещается влюбляться в свою Жертву.

— Любовь, — спокойно заметила Кэролайн, — существовала задолго до появления контрактов.

— Зато контракты, — вмешался Мартин, не скрывая ярости, — обладают гораздо большей юридической силой, чем любовь. А теперь послушай, беби, ведь ты не собираешься подвести нас, правда?

— Нет, наверное, — покачала головой Кэролайн. — Он сказал, что тоже любит меня… Но если он не собирается на мне жениться, ему лучше умереть.

— Вот что значит сила воли! — одобрительно отозвался Мартин. — Только никогда больше не забывай об этом, ладно?

— Не забуду, можешь не беспокоиться, — холодно бросила Кэролайн. — Но тебе не кажется…

— Мне ничего не кажется, — сказал Мартин. — Послушай, давай немного поспим, чтобы к утру быть свежими и отдохнувшими. Согласна? Вот и хорошо.

Никто не возражал. Мартин отдал распоряжения, и дуговые лампы медленно погасли. Операторы и танцовщицы уехали. Мартин, Чет, Коул и Кэролайн разместились в «Роудраннере XXV», взятом Мартином напрокат, и отправились в отель.

Черная непроницаемая ночь нависла над Колизеем. Мрак пронизывали только редкие лучи рогатой луны, приближавшейся к полнолунию, которые проникали сквозь облака. Из древних камней сочилась тишина, и ощущение неминуемой смерти окутывало арену, которое будто поднималось от песка, давным-давно пропитанного кровью гладиаторов.

Из сводчатого прохода вышел Поллетти. Его лицо было суровым. Следом шел Джино.

— Ну? — спросил Поллетти.

— Все ясно, — ответил Джино. — Она — твой Охотник. В этом нет сомнений.

— Разумеется. Я убедился в этом, когда она шла за мной к морю. Убийство перед телевизионными камерами!.. Какая реклама! Очень по-американски.

— Я слышал, что так поступают теперь и в Милане, — заметил Джино. — И, конечно, немецкие Охотники, особенно в Руре…

— Знаешь, что она сказала мне сегодня? — спросил Поллетти. — Она сказала, что любит меня. А сама все время думала о моем убийстве.

— Женское вероломство общеизвестно, — сказал Джино. — А что ты сказал ей?

— Я ответил, что тоже люблю ее, — ответил Поллетти.

— А ты случайно не любишь ее на самом деле?

Поллетти задумался.

— Тебе это может показаться странным, но она действительно очень мила. Хорошо воспитанная девушка, очень застенчивая.

— Она убила девять человек, — напомнил ему Джино.

— Стоит ли винить ее в этом? Такие нынче времена.

— Может быть, ты и прав, — согласился Джино. — Но что ты собираешься предпринять, Марчелло?

— Попробую осуществить контрубийство, в точности, как запланировал, — ответил Поллетти. — Интересно, удалось ли Витторио организовать рекламу?

— У него было очень мало времени, — покачал головой Джино.

— Ничего не поделаешь. Думаю, он сумеет отыскать одного-двух спонсоров.

— Да, ему, наверное, что-то все-таки удастся сделать, — согласился Джино. — Но послушай, Марчелло, а вдруг она догадается, что тебе все известно? Ее поддерживает крупная организация, богатая и могущественная… Может быть, стоит убить ее при первой возможности и не рисковать?

Поллетти достал из кармана пиджака револьвер, проверил патроны и сунул обратно.

— Не беспокойся, — сказал он. — Завтра в девять утра она придет ко мне для репетиции. Как ты думаешь, она подозревает меня?

— Не знаю, — пожал плечами Джино. — Мне известно лишь одно: женское вероломство безмерно.