Гарднер Дозуа - Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк Страница 25

— Холодно тут, — пожаловалась пышнотелая девица не самой первой молодости. — Почему нельзя было сделать то же самое в аббатстве? Там всегда так славно. Помните, как мы там веселились?

— Я понимаю, моя милая, тысяча извинений… — сказал сэр Фрэнсис. — К сожалению, в аббатстве уже не так удобно, как раньше…

— И нечего нам заниматься священными обрядами в непотребных местах, Сьюки Фостер, так что заткнулась бы ты, а? — одернула ее госпожа. Она бросила на сэра Фрэнсиса несколько озабоченный взгляд. — Голубчик, а подушечки мне под зад не найдется? На алтаре ведь холодно, да и жестко!

— Мы обо всем позаботились, дорогая Деметра, — заверил ее сэр Фрэнсис.

— Очень любезно с вашей стороны, владыка Гермес, — отвечала дама. Оглядев собравшихся, она заметила Льюиса. — Смотри–ка! Это тот самый?..

— Да, — подтвердил сэр Фрэнсис.

— Ну и красавчик же! — Деметра потрепала Льюиса по щеке.

— Может быть, мы сядем? — предложил старичок–профессор. — После такого перехода ногу у меня так и дергает.

— Да, прошу вас, — слабым голосом проговорил Уайтхед. Он был зеленовато–бледный и весь в поту, что омерзительно подчеркивал шутовской наряд. Льюис просканировал беднягу и поморщился: болезнь у смертного вступила в критическую стадию.

Все зашелестели, зашаркали и расселись. К своему огорчению, Льюис оказался очень далеко от миниатюрной девушки под вуалью. Фигуры в масках, которые до сей поры стояли неподвижно, словно статуи, пробудились к жизни и стали в жутковатом молчании прислуживать за столом. Из бокового прохода вынесли целого жареного поросенка, а также блюдо с фруктовой подливой, несколько караваев ячменного хлеба и устрицы. Из серебряных ваз разливали шоколад.

— А вина не будет? — разочарованно протянул профессор. Сэр Фрэнсис с мадам Деметрой наградили его одинаковыми укоризненными взглядами, и он смешался и пробормотал: — Ну да, простите, запамятовал.

Льюис, голодный, замерзший и подавленный, опрометчиво отхлебнул шоколада и тут же почувствовал прилив теоброминового воодушевления.

Они отобедали. Возможно, чтобы компенсировать отсутствие хмельного веселья, смертные принялись оглушительно гомонить, то и дело заливаясь хохотом и отпуская сальные шуточки, заставлявшие Льюиса краснеть из–за девушки под вуалью. Та сидела на дальнем конце стола и молчала почти все время, за исключением одного момента, когда она попробовала приподнять вуаль и мадам Деметра рявкнула:

— Эй, там! Тебе велено закрывать лицо!

— А как мне тогда поесть–то, чтоб меня черт побрал? — возразила девушка.

— Тряпку оттягивай вперед и бери по чуть–чуть, как положено леди, — объяснила ей Сьюки. — Я так и делала, когда была на твоем месте.

Девушка больше ничего не говорила, только сложила руки, изобразив статую скорби. Льюис, который допивал вторую чашку шоколада и чувствовал, что его нервы киборга уже определенно находятся под влиянием теобромина, страстно ее разглядывал. Он счел ее очаровательной. И задумался о том, нельзя ли спасти ее и вернуть на путь добродетели.

«Как бы это сделать? В бюджете вечно не хватает денег. Да и засмеют меня. А что, если пойти в игорный дом? Я умею считать карты. Это, конечно, запрещено, но ведь оперативники уровня кураторов постоянно так делают — зарабатывают себе на карманные расходы. Да и сам Ненний, кстати. Выиграть столько, чтобы выкупить ее и подарить ей, ну, скажем, лавку. Бедное дитя…»

— Мальчик мой, отведайте еще этой прекрасной свинины! — проревел сэр Фрэнсис и потянулся через весь стол, чтобы шлепнуть Льюису на тарелку кусок мяса. — Вы ведь даже не попробовали подливы! Она восхитительна!

— Спасибо! — закричал в ответ Льюис, отстраняясь, чтобы дать слуге плеснуть на мясо несколько ложек густого фруктового соуса.

Затем Льюис снова придвинулся к столу, взял ложку и принялся поглощать подливу, хотя и понимал, что надо бы поесть твердой пищи.

Однако не успел он положить ложку, как перед глазами вспыхнули красные буквы, пляшущие и искаженные, словно при мигрени: «НАБЛЮДАЕТСЯ ТОКСИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ».

— Великий Аполлон! — простонал Льюис. Взглянув в тарелку, он в промежутках между красными вспышками, заслонявшими обзор, различил в тягучей массе несколько крыжовенных зернышек. — Что я с собой сделал?!

Он сидел неподвижно и ждал, когда вспышки кончатся, но они не кончались; Льюис запоздало задумался, не вступил ли теобромин в какую–нибудь неположенную реакцию с той составляющей крыжовника, против которой возражало его органическое тело.

Можете себе представить, с каким ужасом он услышал «дзинь–дзинь–дзинь» ложечкой по бокалу и скрип кресла, когда сэр Фрэнсис поднялся на ноги и возвестил:

— Итак, мои милые! Итак, мои дорогие собратья по откровению! Оставим веселье! Начинаются священные дела!

— Улюлю! — взвизгнул старичок–профессор.

— Если можно, сэр, поуважительнее, — попросила мадам Деметра. — Случай–то торжественный, чтоб вы знали!

— Извините, дорогая, мой энтузиазм…

— …вполне понятен, — перебил сэр Фрэнсис. — Но нам следует помнить, что среди нас новообращенный, который, несмотря на молодость, явил подлинный дух… э–э–э… мистер Оуэнс, вам нехорошо?

Льюис открыл глаза и увидел стремительный круговорот лиц, которые смотрели на него в промежутки между вспыхивающими красными буквами.

— Нет–нет, что вы! — ответил он и выдавил нечто, как он надеялся, похожее на спокойную улыбку.

Улыбка задержалась на его лице дольше, чем он хотел, и Льюису показалось, что она, обернувшись кривой усмешкой, постепенно сползает набок.

— А, тогда хорошо, думаю, мы продолжим. Братья и сестры! Давайте вместе изопьем чашу, которая принесет нам бессмертие! — произнес сэр Фрэнсис, и Льюис обнаружил, что за спиной у него возник прислужник и, наклонившись, что–то ему дал.

Поморгав, Льюис увидел кратер для вина, современную копию, с Дионисом, спасающим Ариадну. Он взял его и отпил. Вода, ячмень, болотная мята… в сознание вплыли воспоминания, дремавшие полторы тысячи лет. Льюис отпил еще.

— Кикеон! — воскликнул он несколько громче, чем намеревался. — Вы даже рецепт соблюли! Прекрасно!

Последовала мертвая тишина, и Льюис понял, что все на него уставились. «Льюис, ты идиот!» — подумал он и кротко передал кратер сэру Фрэнсису. Все прочие пили молча. Когда опустевший кратер наконец поставили в центр стола, сэр Фрэнсис откашлялся.

— Время пришло. Вот мой кадуцей.

Это исторгло у профессора пронзительный смешок, но его быстро одернули сидевшие с обеих сторон дамы.

— Если вы не собираетесь относиться ко всему как положено, нечего было и приходить, — сурово заметила Бесс.

Льюис поглядел сквозь буквы и обнаружил, что сэр Фрэнсис вытащил откуда–то жезл и воздел его. Это и правда был кадуцей, очень искусно вырезанный, чешуйки обвивающих его змей позолочены, а глаза сделаны из граненых каменьев, которые блестели в свете факелов.

— Сейчас я говорю от имени Гермеса, служителя Зевса, — продолжал сэр Фрэнсис. — Я всего лишь исполнитель его бессмертной воли.

— А я — Деметра, богиня всего растущего, — с театральным жестом подхватила дама. — У–у–у, как я устала после богатого урожая, прям с ног сбилась! Усну. Я верю в Зевса, я знаю, что он не причинит вреда моей дорогой дочери Персефоне, которая гуляет по цветущей долине Нисы.

Сэр Фрэнсис знаком показал Льюису, что он должен встать. Льюис вскочил так поспешно, что его кресло с грохотом упало и сам он рухнул бы следом, если бы не прислужник в маске, который его поддержал. Девушка под вуалью тоже встала и вытащила из–за своего кресла корзину.

— Я Персефона, богиня весны, — провозгласила она. — Ух, чтоб меня, какой красивый цветок я там вижу, а уж большой–то! Ну–ка сорву!

Сэр Фрэнсис взял Льюиса под локоть и подвел к темному входу в очередной туннель, напротив того, в который они вошли. Персефона на цыпочках пошла следом, вытащив на ходу факел из держателя в стене. Они прошли несколько ярдов по туннелю и остановились. Персефона глубоко вдохнула и во всю силу своих легких закричала:

— У–ууууу! Какой злой бог влечет меня прочь от солнечного света? У–у–у, помогите, спасите, неужто никто не слышит моих горестных воплей? Зевс, отец мой, где ты?

— Быстро, — шепнул сэр Фрэнсис, и они поспешили во тьму, свернули за угол, за другой, третий, углубились в лабиринт, и Льюис услышал, что впереди шумит вода.

Они вышли в другой зал, поменьше, где стоял низкий каменный алтарь; Льюис едва не споткнулся о него, однако сэр Фрэнсис подхватил его, а под другую руку его взяла девушка. Им удалось войти в следующий коридор, и вскоре они оказались в третьем зале.

— Река Стикс! — объявил сэр Фрэнсис, взмахнув кадуцеем. — Далее Гермес в своих крылатых сандалиях уже не может вас вести. Прочь! Прочь улетает он! Прочь, на вершину Олимпа!