Роджер Желязны - Витки Страница 25

Вертолет увело вправо, потом он выправил курс, но скрылся позади, когда моя машина пронеслась под ним. Я чувствовал, как пилот сражается с механизмами управления, борется с автоматической системой, которая вдруг очнулась и выступила против него. Однако я не снижал усилий, стараясь увести аппарат в сторону, к земле…

Гудение в воздухе стихло, потом до меня снова донесся нарастающий звук. Я следил за обочиной дороги и не мог видеть своего противника. Он вынырнул в поле зрения слева, но довольно далеко. Понимание того, что пилот пытается меня убить, как-то не сразу проникло к тем уровням сознания, где содержаться страх, ненависть и другие способствующие выживанию инстинкты. Сердце мое стучало, и, когда дым в кабине стал еще гуще, я закашлялся. Кукурузные поля мы уже миновали, и теперь от края дороги начинались пологие холмы. Я снова заставил автопилот двигаться вправо и вниз. С надрывным воем двигателей вертолет подчинился приказу. Я совершенно отчетливо ощущал накал борьбы между человеком и машиной, сражающейся на моей стороне. Забыв про пулемет, пилот пытался справиться с механизмами управления, но я блокировал каждый его ход. В конце концов вертолет перевернулся и ринулся к земле.

Самого падения я даже не видел. Место, где вертолет врезался в землю, грузовик оставил позади, а дым в кабине становился все гуще. Когда я сумел наконец открыть окно, языки пламени уже начали прорываться из-под пола. Но меня беспокоило какое-то странное чувство… Человек, который вел вертолет, оставался для меня безликой абстракцией, существом, пытавшимся меня убить, хотя сам я не желал никому зла… А вот компьютер…

Я побывал у него внутри и только что его узнал. А затем принудил к действиям, принесшим ему смерть. Я оставался с ним до самого удара о землю, когда все его системы обезумели и тут же прекратили свое существование. В тот момент я испытал маленький всплеск чувства вины, хотя ни о каком разуме тут и речи идти не могло. Но когда вещь перестает быть просто вещью?..

Грузовик снова уводило с дороги. Я повернул руль, но ничего не изменилось. Нажал на тормоз — он тоже не работал.

Машина скатилась с дороги и понеслась вниз по склону пологого холма к торчащей в центре поля длинной каменистой гряде. Действовал ли я в тот момент рационально? Может быть, не совсем. Я скользнул в компьютер грузовика и обнаружил, что он мертв, за исключением двух-трех обслуживающих систем, которые тоже работали на пределе. Я чувствовал: мне приходит конец. А Энн, которую такая развязка вполне бы устроила, даже не было рядом… Впрочем, может быть, я зря о ней так думал. Не знаю… Когда-то я нравился ей, в этом я уже не сомневался. В прошлом мы действительно что-то значили друг для друга…

«На тот случай, Энн… — подумал я, четко выделяя каждую мысль. — На тот случай, если это действительно финиш… А я думаю, что так оно и есть… Короче, я знаю, что Босс получил информацию от машин, а не от тебя… Нюхай свои цветы… Если ты слышишь меня сейчас, я совсем не так хотел уйти из жизни, раз уж пришлось бы, но я знаю, что это не твоих рук дело… Я не стану проклинать тебя — несмотря на твои второсортные иллюзии — за то, что ты составила мне не так давно компанию… Жаль, что я не могу вспомнить больше, хотя… Ты единственный человек, который меня слышит сейчас. И на этом я с тобой прощаюсь. Но хочу сказать, что Барбье для тебя не самый лучший вариант. Нюхай свои проклятые цветы…»

…Затем шум мотора стал громче, еще громче, еще… Я не сразу понял, что это звук не только моего двигателя, и лишь через какое-то время почувствовал рядом присутствие других компьютеров, работающих. Затем мою машину обогнали тени. Затем резко толкнули…

Охваченный паникой, я потел и задыхался от страха, но, когда тени сравняли скорость и первый грузовик ткнулся в борт моего, до меня наконец дошло, что происходит.

Вслед за моей с трассы сошли еще две машины, настигли меня и теперь шли вровень. Та, что приблизилась справа, с лязгом и скрипом притерлась бортом к моему грузовику. Тут же нас толкнули с другой стороны. Металл скрежетал и гнулся, а у меня в голове, словно метеоры, проносились фрагменты недавнего сна, оставляя за собой клубящиеся следы страха.

Вид через лобовое стекло сменился… Огонь проник в кабину… Теперь я уже ехал не вниз по склону холма, теперь меня повернули. Словно двое слонов, помогающих раненому товарищу, два грузовика меняли мой курс, отворачивая от поджидающей у основания холма смертоносной каменной гряды.

Какое-то время я выиграл, но проблемы это не решило, потому что пламя по-прежнему наступало. Надо было выбираться из кабины. Это означало прыгать, а я прекрасно понимал, что, спрыгнув на такой скорости, разобьюсь насмерть.

Я выглянул налево. Грузовик с этой стороны уже отошел чуть в сторону и теперь толкал только тот, что справа. Всего метра полтора, может быть, отделяло меня от машины слева. Когда она толкнула мою в бок, дверца кабины у нее распахнулась, да так ее и заклинило.

Перепрыгнуть… Если получится… Должно получиться. У меня оставался только один шанс сохранить себе жизнь…

Я открыл свою дверцу, удерживая ее против набегающего потока воздуха, и осторожно развернулся на сиденье лицом к выходу. От ворвавшегося в кабину ветра пламя тут же выросло и прыгнуло мне на спину, опалив одежду. Я взглянул вниз, чего делать совсем не следовало. Потом, с трудом оторвав взгляд от проносящейся подо мной земли, снова посмотрел на спасительную кабину машины слева. Чего я жду? Когда страх съест последние остатки решимости? Выбора действительно не оставалось. Я внимательно посмотрел, за что можно ухватиться руками, и прыгнул.

…Ливень. Скрежет днища, когда машина клюнула носом… Крик матери… Грохот удара… Мрак, бесконечный мрак, который все не проходил и, казалось, никогда не пройдет…

Мрак.

Безмолвие.

Мрак и безмолвие.

А в самом центре этого мрака и безмолвия — боль. Моя голова…

Время от времени боль чуть отступала, и возникали ощущения — разум мой словно существовал сам по себе, плавая в каком-то дурмане отрешенности. Это чувство не вызывало протеста — все, что заглушало мысли, я мог только приветствовать.

Мне казалось, что я лежу на спине в каком-то помещении, хотя полной убежденности у меня не было. Кроме этого смутного ощущения и боли, я ничего не чувствовал. Однако позже мне начало казаться, что моя голова лежит на подушке.

Я попытался крикнуть и ничего не услышал.

Очень долго меня не оставляло подозрение, что со мной случилось что-то совершенно ужасное и несправедливое.

Как долго?

Дни? Недели? Я не понимал даже этого и только чувствовал, что времени прошло очень много.