Виталий Забирко - Тени сна (сборник) Страница 25

— Ты принес новые книги? — спросил Ниркон.

— Нет.

Крон поймал недоуменный взгляд Ниркона.

— Завтра ночью тебя заберут на Землю.

Ниркон удовлетворенно заулыбался.

— Это хорошо… — потянулся он, но затем, спохватившись, снова принял прежнюю позу и впился глазами в Крона. — И все же — поговорим?

— Ну что ж, поговорим, — пожал плечами Крон.

— Тебя долго не было, — сказал Ниркон, — и я успел прочитать все, что ты принес в прошлый раз. Я много думал, и у меня возникло столько вопросов… Можно?

Внутренне поеживаясь, Крон кивнул.

— Пойдем от ваших аксиом, — начал Ниркон. — Вы не боги, и богов нет. Все материально, и ничего сверхестественного не существует. Материя первична, сознание вторично. Материя не появляется из ничего и никуда не исчезает, только переходит из одной формы в другую… Так?

Крон улыбнулся. Кажется, Ниркон опять пытался обосновать свою теорию неизбежности превращения человека в бога.

— В общем-то, да, — согласился Крон. В глазах Ниркона он уловил какую-то лукавинку.

— Почему — в общем? Я что-то напутал?

— Да нет. Все верно, — спрятал улыбку Крон. Наивность Ниркона иногда достигала необозримых пределов.

— Я прекрасно понимаю, — Ниркон опустил глаза, — что многие мои вопросы, мягко говоря, школярские с твоей точки зрения. В лучшем случае. Пусть так, но я не боюсь выглядеть глупым на пути к истине. Иначе — как же ее достигнешь? Поэтому давай вернемся к моим вопросам об азбучных аксиомах.

— Давай, — быстро согласился Крон. — Только перестань демонстрировать, что ты страдаешь комплексом неполноценности. У тебя плохие актерские данные. Недостоверно получается.

— Хорошо, — расплылся в лучезарной улыбке Ниркон. — Тогда продолжим. Итак, сознание есть функция материи. Но если материя никуда не исчезает, а только переходит из одной формы в другую, то куда уходит сознание? Что с ним происходит после смерти человека? Переселение душ? Это сказочка для толпы. Если бы существовало переселение душ, то каждый из нас знал бы, что было с ним, его сознанием в предыдущей жизни. Но этого нет. Ни в ком нет памяти о «прошлой жизни». Каждый человек единственен и неповторим. Чужого сознания нет ни в ком. Я понятно изъясняюсь?

Крон грустно кивнул. Ниркон оказался прав. Даже школярскими его философские сентенции назвать было трудно. Подобно истинному эпикурейцу, он вел свое «богостроительство» чисто сенсуально, смешивая воедино идеализм и материализм, атеизм и веру. Порой Крону не верилось, что человек с такой пещерной философией свободно ориентируется в физике многомерных пространств, которую и на Земле понимает далеко не каждый.

— В том, что сознание является функцией материи, — спокойно сказал Крон, — ты прав. Но функцией определенной ее формы. У различных форм материи существуют и различные свойства. Не приписываешь же ты, скажем, камню свойство текучести?

— А почему бы и нет? — удивился Ниркон. — Если нагреть камень до достаточно высоких температур, то он потечет!

— Когда камень расплавится, то он будет уже жидкостью и потеряет свое свойство твердости, то есть, станет иной формой материи с иными свойствами. Поэтому прими за аксиому, что сознание есть свойство высокоорганизованной материи, и строй свои размышления от этой аксиомы.

Мгновенье Ниркон сосредоточенно смотрел куда-то мимо Крона, затем встрепенулся:

— Почему? Почему я должен принять это бездоказательно?

— Потому, что камень тверд, а вода льется. И потом, ты что, на самом деле можешь представить себе, что камень обладает сознанием?

— А почему бы и нет?

«Господи! — ужаснулся про себя Крон. — Ведь голова Ниркона с раннего детства засорена анимизмом! Они же одушевляют не только предметы, но и их свойства, начиная с ветра, грома и молнии и кончая домашним очагом. Не хватало только, чтобы Ниркон начал сейчас объяснять принципы негуманоидных структур квазижизни. Кстати, один из принципов, в свое время названный анимистическим и отвергнутый как абсурдный, так и гласил: «Сознание может проявляться в любом виде и в любой форме материи. Вопрос только в том, насколько оно близко к человеческому, чтобы имело смысл вступить с ним в контакт».

— Ты задал мне много вопросов «почему?». — Крон попытался уйти от скользкой темы. — Но все вопросы «почему?» в конечном счете упираются в аксиоматический вопрос «как?». Я чувствую, если так пойдет и дальше, то ты мне скоро задашь вопрос «зачем?».

— Вот-вот! — возликовал Ниркон. — К этому я и вел. Мы пока отвечаем на вопрос «как?». Вы же с помощью науки на вопрос «почему?». А я верю, что главным для человека является вопрос «зачем?». Только дав на него ответ, человек и станет богом!

Крон вздохнул.

— Ты ошибаешься, Ниркон. И ты, очевидно, не понял, что я тебе сказал. Постараюсь объяснить более подробно: наука отвечает на вопросы «почему?», но в основе всех этих вопросов и ответов лежат краеугольные камни аксиом — ответы на вопросы «как?». Так вот, ответить на эти вопросы «как?» ответами на вопросы «почему?» так же невозможно, как и ответить на вопрос «зачем?». Надеюсь, понятно?

На лицо Ниркона легла тень.

— Между прочим, есть одна старая-старая схоластическая дилемма, — продолжал Крон. — Допустим, ты стал наконец богом. Так вот, о всемогуществе: сможешь ли ты, будучи богом, задать себе такой вопрос, на который не сможешь ответить? Если сможешь, то какой же ты всемогущий, если не знаешь на него ответа? А если не сможешь — .хо какой же ты бог?

Хлопнула дверь, и в дом вошел Бортник.

— Кто не бог, а кто им уже стал! — весело провозгласил он. — И этот бог — я! Ибо я себя сейчас им чувствую!

Был он свеж и бодр, гладко выбрит, благоухал земной лавандой, в новенькой хрустящей тунике, подпоясанной тонким ремешком с висящим на боку коротким мечом, и в таких же новых, скрипящих при каждом шаге сандалиях.

Ниркон не заметил его. Он думал, и на лице у него появилось недоуменное выражение.

«Он же совсем мальчишка, — неожиданно подумал Крон. — Надеюсь, на Земле все эти глупости выветрятся из его головы…»

— Проходи, садись, — сказал он Бортнику. — Поешь с нами.

— Боги питаются амброзией! — расхохотался Бортник. — А точнее: сочными синтетическими земными бифштексами с кровью! Я надеюсь, что в такой день я мог себе это позволить, имея под рукой синтезатор?

Краем глаза Крон отметил, что Шекро, так и не донеся кусок сыру до рта, смотрит на Бортника широко раскрытыми глазами.

— А заглянул я в сию обитель, — продолжал Бортник на линге, — исключительно для того, чтобы получить факсимиле известного всей империи политического деятеля сенатора Гелюция Крона! Он развернул перед Кроном свиток.