Константин Фарниев - Забытое племя Страница 25

Всего несколько минут потребовалось им, чтобы погрузить биоров на специальные тележки и развести по камерам.

Дик глухо застонал, когда надзиратель, нажав на педаль в тележке, вывалил его на каменный пол камеры. С минуту биор лежал в полной неподвижности, собираясь с силами и мыслями. За несколько часов, что он провел в этой камере и в пункте обработки, Дик научился без крика переносить самую жгучую боль. Временами наступали такие минуты, когда он, сохраняя сознание, уже не ощущал боли.

Дик пошевелился и медленно повернулся на спину. У него уже не в первый раз мелькнула мысль: как он все выдерживает и остается живым? Кажется, Крайт поверил, что он один из главарей вестников. Теперь нужно что-то предпринять. Все равно для него жизнь кончена…

От пола камеры несло пронизывающим холодом. Поначалу он приносил какое-то облегчение измученному телу. Но очень скоро холод тоже превратился в пытку.

Дик слабо шевельнулся и чуть сдвинулся в направлении лежанки. Каждое движение приносило ему невыносимую боль и в теле и в голове. У Дика было такое ощущение, будто тот проклятый шлем высосал из головы мозг и осталась лишь пронзительная, невыносимая боль. Лицо Дика кривилось в страдальческих гримасах, из груди вырывались протяжные стоны, но он медленно полз к лежанке.

Надзиратель Урси всегда смотрел, как узники добирались до лежанок после пребывания в пункте обработки. Вот и сейчас он с интересом следил за действиями Дика.

А тот продолжал свои путь к лежанке. Когда он уже дополз до цели и Урси приготовился наблюдать, как этот упрямец будет взбираться на лежанку, в конце коридора раздались громкие голоса.

К камере Дика подошли Крайт и трое мужчин в белых халатах. Впустив врача и санитаров, Урси, следуя инструкции, закрыл дверь на все засовы. Крайт прильнул к окошку.

Врач подошел к лежанке и стал над Диком, засунув руки в карманы своего халата. Дик чуть приоткрыл глаза и сразу зажмурил их. Белоснежный цвет халата больно ударил по глазам, привыкшим к темным тонам.

Доктор наклонился над узником и ловким движением двух пальцев приподнял веко левого глаза Дика.

— Приступайте, — коротко бросил он своим помощникам.

Санитары развернули складные носилки, переложили на них биора. Один из санитаров застелил лежанку белой простыней, приготовил халат. Затем они перенесли Дика на лежанку и начали возиться с ним. Влажным томпоном протерли лицо, грудь, принялись втирать в мышцы пахучую мазь. Последней процедурой был укол, сделанный самим врачом.

Наблюдая за лицом врача, наклонившегося над ним, Дик видел доброго, мягкого человека, который делал ему хорошо, и это изумляло. До сих пор СБ приносила ему только боль и страдания.

Пока санитары собирали инструменты и лекарства, доктор измерил у Дика температуру, давление, проверил пульс. Лицо доктора все время сохраняло выражение полной сосредоточенности.

Врач легонько похлопал узника по плечу и скупо улыбнулся, обнажив кончики своих крупных желтоватых зубов. Взгляд его серых, подернутых дымкой старости глаз, скользнул по лицу Дика и быстро вильнул в сторону, уходя от столкновения со взглядом биора. А тому показалось, что в глазах этого странного человека мелькнуло сочувствие к нему.

Изумление Дика еще больше возросло, когда надзиратель после ухода людей в белых халатах вкатил в камеру небольшой столик, заваленный натуральными продуктами. Острейшее чувство голода заставило узника подняться на лежанке на колени. Несколько мгновений он смотрел на стол, потом порывисто схватил с блюда кусок жареного мяса и поднес его ко рту. Вдруг он почувствовал, что ясность в мыслях ускользает от него, уступая место какому-то неведомому доселе исступлению. Казалось, что это уже не он, Дик, сидит перед столиком и запихивает, запихивает в рот все новые и новые порции безумно вкусной пищи, а некто другой.

Крайт с удовлетворением наблюдал за узником. «Ха, зрелище, как в зверинце. Это существо состоит из рук и жующего рта». Выпученные глаза Дика ничего не выражали.

Шеф СБ довольно усмехнулся. Нужно дня два покормить его натуральной пищей и не делать ему больно. Пусть немного окрепнет и узнает вкус настоящей жизни. Вряд ли ему захочется умирать: он станет куда сговорчивее.

Дик откачнулся от стола и повалился на спину. Лицо его в ярком свете лоснилось от жира, глаза были закрыты.

Крайт приказал Урси открыть камеру и вместе с ним вошел туда.

— Тебе хорошо? — спросил он у Дика, подойдя к лежанке.

Дик едва заметно качнул головой.

— Ты мне поможешь, да?

Крайт склонился к самому лицу узника.

— Дай мне подумать, — прошептал тот.

— Хорошо, — разогнулся Крайт и, повернувшись к надзирателю, сказал:

— Чтобы относился к нему так же, как ко мне. Если с ним что-нибудь случится, ты сам окажешься в этой камере. Ты меня понял?

— Да, — ответил Урси, хотя ничего не понимал.

Крайт, благодушно улыбнувшись, похлопал надзирателя по плечу и вышел из камеры. В мертвой тишине подвала звуки его мерных шагов по коридору звучали, как удары маятника часов…

Крайт зашел в свой кабинет, сел в кресло. Смит подошел к столу шефа и настороженно замер. Сегодня выдался на редкость тяжелый день. Усталость притупила даже муки голода. Смит чувствовал себя окончательно разбитым. Ему так и не удалось сегодня ни пообедать, ни поужинать, как, впрочем, и самому Крайту.

Крайт пошевелился в кресле.

— Как ты думаешь, этот биор поможет нам?

Смит чуть было по привычке не пожал плечами, но вовремя спохватился. Сейчас не такой момент, когда можно столь неопределенно выражать свое отношение к заботам шефа. Поэтому Смит просто промолчал.

— Может, он хитрит, чтобы оттянуть свой конец? как бы размышляя вслух, продолжал Крайт. — Впрочем, хватит. Поехали домой.

Пока Смит отдавал дежурному по Центру последние приказы, Крайт стоял у авто, вперив в беспросветный свод задумчивый взгляд. Он все никак не мог решить для себя, удачный был у него сегодня день или нет? С одной стороны, унижение, пережитое им на заседании Магистрата, с другой — арест сразу четверых вестников и Венка, да еще перспектива узнать через Дика нечто весьма важное. Все-таки день закончился удачей — так решил он и успокоился.

Отдав Смиту распоряжения па утро, Крайт вышел из авто у своего дома, но не спешил заходить в подъезд. Хотелось немного побыть одному, поэтому он вышел на середину припарковой трассы. Залитый ярким электрическим светом видимый Крайтом фрагмент Города был совершенно безжизненным, если не считать освещенных окон в жилых домах. Лишь они свидетельствовали о том, что жизнь здесь замерла только на время, что она есть и обретет свои движения и звуки с утра.