Амит Залуцкий - Трое в одном Страница 25

— Но ты начал рассказывать о Демихове, — напомнил Асылбек.

— Да, о Демихове. Так вот Демихов вскоре отошёл от своей попытки заменить сердце мотором. Созданное им искусственное сердце из резины и металла оказалось несовершенным, ненадёжным и работало лишь короткое время. Тогда Демихов пошёл по другому пути. В технике этот путь называют дублированием.

Он решил пересадить здоровому организму второе сердце. И добился этого. Собаки, на которых он делал допыты, жили с двумя сердцами по месяцу и больше. А один пёс Гришка прожил со своим и чужим сердцем сто сорок один день — почти пять месяцев! Но Демихов пересаживал собакам не только сердца. Он пересаживал и головы. В его лаборатории можно увидеть животных с двумя головами. Любопытно, что после того, как сообщения о пересадке голов появились в печати, Демихов получил немало писем молодых людей, у которых болезнь или несчастный случай безнадёжно парализовали всё тело. Они просили хирурга пересадить их голову на оживлённое туловище только что умершего молодого человека…

Профессор умолк. Он задумчиво смотрел, как подувший с гор ветерок срывал последние лепестки с отцветающих яблонь.

Асылбек сидел рядом и думал о том, что рассказывал старый хирург. И вдруг он вспомнил коллекцию Ильи Фёдоровича.

«Да ведь это же целая кладовая запасных частей человеческого тела!» — подумал он.

Он сказал об этом Александру Ивановичу и стал с жаром рисовать заманчивую картину, как устроить целую фабрику таких запасных частей человеческого организма. Тогда в любом несчастье больному можно было бы сразу помочь: заменить разрушенный раком желудок, убрать изъеденные туберкулёзом лёгкие и на их место поставить совершенно здоровые. Да мало ли чего не бывает в жизни с такой сложной машиной, как человеческий организм! Он портится, и его обязательно надо ремонтировать.

— Об этом давно уже думают наши учёные, — проговорил Александр Иванович. — В лаборатории того же Демихова уже разрабатываются способы поддержания оживлённых органов в живом состоянии. Правда, Демихов пользуется совсем другим методом, чем мой дед. Он сохраняет оживлённые организмы в специальных пластмассовых футлярах. Прямо в этих футлярах он и подключает их к животным снаружи.

Асылбек хотел было что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Александр Иванович тяжело поднялся и взял трубку.

— Это кто?… Дежурная сестра?… А что случилось?… Так… Жалуется на головную боль… Гм… Ну, хорошо, приеду, приеду. Кстати, кто сейчас у него… Лена? Отлично…

Он положил трубку и начал переодеваться. И когда ему осталось только обуться, телефон зазвонил снова.

— Послушай, Асыл, — сказал профессор и, кряхтя, стал натягивать туфлю.

Асылбек снял трубку. Через секунду лицо его вытянулось, и он испуганно крикнул:

— Дедушка! Случилось несчастье: Кошкин бежал из клиники.

Туфля выпала из рук старика.

— Что?!

Бледный, встревоженный, он быстро подошёл к телефону.

— Как это произошло? — крикнул он. — Так… Да знаете ли, голубушка, что вы наделали?! Да, да!… Искать! Немедленно искать!… Где угодно! А больной чтобы был на месте!

Он швырнул трубку и в ярости стукнул кулаком по столу.

— Дурёха! Да ведь она погубит его!

Глава 13. Александр Иванович в панике

Это было чудесное утро. Оно живо напоминало Лене далёкие годы её детства. Вот так же в пять часов, когда едва только светало, поднималась по звону будильника мать. Сквозь сон Лена обычно слышала, как она на кухне растапливала печь и гремела кастрюлями.

Потом вставал отец. Кряхтя и позевывая, он выходил на улицу, бренчал рукомойником, скрипел табуреткой на кухне и о чём-то долго вполголоса разговаривал с матерью. А на плите шипела и потрескивала яичница с салом — любимый завтрак отца.

После завтрака отец, осторожно ступая сапогами, проходил в комнату и снимал со стены потрёпанную полевую сумку, которую много лет назад привёз с фронта и в которой теперь хранились все самые важные бумаги его звена.

Минут через пять, после того как во дворе, скрипнув, захлопывалась калитка, в комнату заглядывала мать и негромко звала:

— Лена, доченька! Вставать пора. Я ухожу.

Лена, не открывая глаз, сонно отвечала:

— Встаю, мама.

И продолжала спать.

Она вставала, когда вся комната уже была залита лучами яркого утреннего солнца, а под открытым окном, наверное, уже в двенадцатый раз орал тощий голенастый петух.

Так было в детстве. А сегодня Лена встала почти одновременно с матерью. Вдвоём они тихо разговаривали во дворе, у летней плиты, которую совсем недавно сложил отец.

Вид у Варвары Павловны — матери Лени — был невесёлый. Но она бодрилась и, как могла, утешала дочь:

— Это пройдёт, ты не волнуйся. Он парень здоровый, спортсмен. С болезнью быстро справится.

Лена вздыхала:

— Кто его знает… А мне иногда кажется, что это даже вовсе и не он. Как будто совершенно другой человек. Даже страшно становится…

— Мало ли что кажется, — возражала мать. — А ты терпи, доченька. Болезнь не красит человека. Вот я вчера тоже удивилась: у него и привычки стали какие-то другие. В прошлый раз, зимой, когда вы приезжали, я просто радовалась. Рюмочку вина выпил, а от остального отказался.

— Он же спортсмен, ему нельзя.

— То-то и оно. А ведь вчера как присосался — рюмка за рюмкой! Целую бутылку шампанского один осушил. Отец — и тот глаза раскрыл. Никак не ожидал, старый. Неужели болезнь на Бориса так подействовала?

Лена виновато опустила голову.

— Ладно, доченька, не печалься. Перемелется — мука будет.

Пока отец завтракал, Лена ушла в столовую и взяла с этажерки книгу. Но читать не могла. Она машинально перелистывала страницы и прислушивалась к похрапыванию, доносившемуся из спальни.

Потом она вздохнула, отложила книгу и, подойдя к приёмнику, задумчиво нажала клавиш. Вспыхнул зелёный глазок индикатора и послышалась музыка. Лена быстро повернула регулятор, чтобы музыки звучала как можно тише и не тревожила спящего.

— Леночка! — позвала из кухни мать.

Лена вышла.

— Я ухожу, — сказала Варвара Павловна. — Проводи меня немного, мне нужно с тобой поговорить.

Едва они вышли за ворота, мать, оглянувшись на дом, тихо сказала:

— Мы тут с отцом говорили о вас. Я ему рассказала, что ты тайком увезла Бориса из больницы. Отец рассердился. Неладно выходит-то, доченька, а?

— Но я не могла больше, — с горечью сказала Лена. — Не могла! Он там, как в тюрьме. Меня только недавно начали пускать к нему. Не могу я без него!