Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник) Страница 25

— Сказано же, способ более-менее корректный, — оборвал его Керенджи.

— И за десять лет, проведенных вне земной, так сказать, человеческой реальности, — продолжал отец Габриэль, — нам удалось кое-что. Положа руку на сердце, без ложной скромности, удалось очень и очень многое, на что вообще не рассчитывали изначально.

— Чего вы от нас хотите? — не выдержал профессор.

— Чтобы вы стали нашими союзниками, во всяком случае, поначалу.

— А потом? — спросила Ульрика.

— Впоследствии соратниками, единомышленниками, друзьями. Как наши противники вы были не очень. Если честно, вообще никакими, — отец Габриэль одарил своих собеседников доброй всепрощающей улыбкой. — Просто, это, наверное, было не ваше. Тем вернее, что вы вполне можете состояться как наши друзья.

— То есть вам нужны наши технологии? — профессор Снайпс говорил, глядя в пол.

Отец Габриэль протестующее и даже обиженно замахал ручками. Дескать, он всей душой, а его взяли и обвинили в меркантильности.

— И технологии тоже, — перебила его Аврора Браун.

— Вот именно, что «и», — не отдал ей инициативу отец Габриэль, — но прежде всего, дорогой профессор, нам нужна ваша гениальность.

— Тем более, что Земля не очень-то ею дорожит, — добавила Аврора Браун. — И если бы это было видно только лишь по отношению к вашему эксперименту.

— Да-да, — отец Габриэль состроил сочувственную физиономию. — Равнодушие и догматизм. Догматизм и равнодушие. Чего еще можно ждать от людей?

— Вы же, кажется, собираетесь наш чудный эксперимент вообще закрыть? — сказал Энди. — Или уже закрыли? Ваше право, да? — он кивнул на винтовку Керенджи. — Но просто хочется ясности.

— Закрыть?! — изумился отец Габриэль. — Ну, что за народ, а? — он обращался за сочувствием к Глебу и Мэгги. — Видят вот это, — он указал на винтовку, — и теряют дар рассуждать здраво, несмотря на все свои Оксфорды, Кембриджи. А наша сила совсем и не в этом, — опять указал на винтовку, — это так, лишь внешнее оформление, форма, да — ему понравилось слово, — доходчивая, доступная для окружающих, так сказать, для непосвященных. — Вдруг резко: — Мы намерены вывести ваш опыт на новый уровень. Развернуть его в ином масштабе — в несоизмеримо ином, я бы даже сказал, в непредставимом для вас. И развернем, так сказать, во благо.

— Насчет блага, пожалуйста, поподробнее, — сказал со своего места Глеб.

— Молодой человек! — возмутился отец Габриэль. — Предложение вообще-то делается вот этим троим на диване, а вы на своих пуфиках вообще ни при чем. Зашли экспромтом, так хоть ведите себя прилично.

Керенджи вопросительно глянул на отца Габриэля. Но тот показал глазами «нет», точнее «пока нет», и Керенджи расслабил свои, сжавшие было винтовку пальцы.

— Но не будем придираться к мелочам. — Отец Габриэль как бы убеждал самого себя. — Будем считать, что это спросил наш многоуважаемый профессор. В конце концов, он имеет право знать. Доктор Браун, введите, пожалуйста, наших новых друзей в курс.

— Мы открыли планетную систему, на которой есть жизнь, — начала Аврора Браун. — Никто на Земле не знает об этом и мы предприняли некоторые меры, чтобы как можно дольше не узнали.

— Чего греха таить, чтобы не узнали никогда, — хихикнул отец Габриэль.

— Теперь пришло время сделать так, чтобы в этом нашем мире была и разумная жизнь, — продолжила Аврора Браун.

— Мы вам нужны как образчики разума или же чтобы генномодифицирующим скальпелем высечь его искру из подручного материала? — усмехнулся Энди.

— Остроумный мальчик, — хмыкнула Аврора Браун, кивнула отцу Габриэлю. — А мы-то еще хотели вообще обойтись без него.

— Я бы не торопился с выводами, — буркнул отец Габриэль.

— Так вот, — доктор Браун вернулась к главной теме, — мы хотим созидать разумную жизнь.

— Жизнь, — умилился отец Габриэль. — Жизнь это всегда благо. Само по себе благо. А уж разум? — Он сладко зажмурился. — Разум!

— Я примерно понял, о чем вы, — хлопнул себя ладонями по острым коленкам профессор Снайпс, — но, боюсь, господа, вы выдаете желаемое за действительное — возможности моей науки достаточно ограниченны здесь. Вот, к примеру, как вы сами знаете, все мои усилия… э… изменить природу людей племени альфа…

— Вот только не надо юлить, профессор, — жестко оборвала его Аврора Браун. — С племенем омега у вас получилось всё.

— Вы так уверены? — усмехнулась Ульрика.

— Это моя экспертная оценка, — отчеканила доктор Браун.

— Но вам, — профессор Снайпс обращался к отцу Габриэлю, — я так понимаю, нужно совсем не то, чего добивался я от людей омеги?

— Именно! — отец Габриэль обрадовался догадливости своего собеседника. — Полностью противоположное.

— Но это уже несовместимо с моими принципами и идеалами. — Снайпсу эта собственная фраза показалась выспренней.

— Не понимаю, чего это вы, профессор из себя девственницу корчите? — Аврора Браун ценила собственную гневливость. — Вы, недрогнувшей рукой пресекший развитие людей альфа, отменивший будущую их историю и культуру, будете нам лекции по морали читать здесь?!

— Это они для очистки совести, — примиряющее дотронулся до её локтя отец Габриэль. — В пользу самоуважения. Так и должно быть. Даже лучше, что так.

— Ну да, — тонкогубая усмешка доктора Браун.

— Надо понимать, вы хотите создать мир, где ничего не будет кроме племени альфа под руководством профессора Снайпса, развивающего свою альфовость? — спросил Глеб.

— Молодой человек, опять вы? — скривился отец Габриэль.

— Мы с Глебом прекрасно понимаем, что в любом случае не выйдем из этой комнаты живыми, — сказала Мэгги. — Так что не требуйте от нас деликатности.

— Что ж сделаешь, — пожала плечами Аврора Браун. — Ваши специальности не представляют для нас интереса. Вам не так повезло, как… — она кивнула на диван, где сидел профессор со своими помощниками, — надо было в свое время поступать на генетику.

— Племя альфа! — отец Габриэль передразнил Глеба. — Да что ты понимаешь! Время от времени человечеству предлагались идеи . Но их торжество было ограниченным. Почему? — загремел отец Габриэль. Теперь перед ними был одержимый фанатик. — Потому что противоречили природе человека! Теперь мы изменим природу. Подгоним ее под идею. И идея перестанет быть утопией. Станет реальной, потому что мы изменим, заново создадим реальность.

— Все эти идеи, — поморщился Глеб, — торжествовали как раз потому, что много чему отвечали в нашей природе.