Грибница - Дикий Носок Страница 26

Мужичонка, прямо скажем, был так себе. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Будучи после сделанного открытия каждый день во всеоружии (греха то – его не ждешь): голубые тени до бровей, томный взгляд барракуды в засаде и золотой запас небольшого государства на шее, пальцах и в ушах, Клавдия Петровна лениво наблюдала за все уменьшающим радиус кругов вокруг буфета потенциальным кавалером.

Ее внешние преображения не остались незамеченными. Гардеробщица Люська, оценив серьезность намерений Клавдии Петровны, разнюхала всю подноготную будущей жертвы. Но дни шли за днями, а тяжелая артиллерия почему-то не срабатывала. То ли порох из пороховниц выветрился, то ли кавалер оказался не по возрасту несмел.

Когда в Доме Культуры не крутили по вечерам кино, Клавдия уходила домой пораньше. Наведя порядок в своем хозяйстве, она занесла в подсобку ведро, швабру и кое-что ценное по мелочи и вдруг ощутила резкий толчок в спину, услышала стук двери за собой и оказалась в полной темноте подсобки.

«Какого черта?» – рявкнула Клавдия Петровна и ринулась к двери. Та оказалась безнадежно заперта. Снаружи раздался какой-то грохот, судя по звуку, посыпались на пол и переколотились стаканы, в которые она разливала чай, громыхнул металлом поднос под самовар. В гневе буфетчица навалилась на дверь. Последняя устояла, чем разозлила ее до крайности. Закатав рукава, Клавдия мощно заколотила в дверь подсобки.

***

Толпа, собравшаяся в мгновение ока (и как только люди узнают обо всем так быстро?), охала, ахала и восторженно закатывала глаза вслед невесть откуда всплывающими подробностями. Ужас то какой! Когда такой еще случится? Надо насладиться моментом, не упустив ни одной детали.

– Порубил тещу на куски!

– Ах!

– Ровненькие такие, точно на отбивные!

– Ох!

– Прокрутил в мясорубке с лучком и чесночком!

– Ай!

– На котлетки!

– Ой!

– А пальцы отрезал и обжарил до хрустящей корочки, словно сосиски!

– С салом? Или на чистом сливочном?

– Да почем я знаю? Такие подробности следователь выяснит.

Собравшаяся толпа волновалась, будто морской прибой, окатывая вновь прибывших все новыми кровавыми подробностями. Милиция, пытавшаяся оттеснить толпу, уже матюкалась, не стесняясь. Но сзади напирали. А счастливчики, оказавшиеся в первых рядах, не желали терять завоеванных позиций.

Олег, отошедший в сторонку, никак не мог прикурить. Сначала спички катались в коробке, никак не желая попадаться в дрожащие пальцы, пока не высыпались на землю все скопом. Олег чертыхнулся. Похлопал себя по карманам и обнаружил зажигалку. Дело пошло на лад. Сигарета, наконец, пыхнула. Он затянулся и прикрыл глаза. Красно-синие огни мигалок прыгали по окнам домов новогодними гирляндами – празднично, нарядно, тревожно. Неудивительно, что на такую иллюминацию сбежались все в округе. За бочками шумно выворачивало наизнанку молоденького милиционера. Что же он там такого увидел? Уже четверть часа в себя прийти не может, бедолага.

Произошедшее казалось столь диким и невозможным, что поверить в реальность его Олег никак не мог. Судя по толчее машин скорой помощи и милиции, что-то определенно произошло. Несчастный случай, может быть? Или мордобой? Неужто Петрович не выдержал и показал-таки теще, где раки зимуют? Но тогда к чему такое скопление машин с мигалками? Одного наряда вполне хватило бы. А главное – они разговаривали всего пару часов назад. Все было в порядке. В полном и абсолютном. И Петрович был таким, как всегда. Что могло произойти?

«Граждане, разойдитесь!» – устало и бессмысленно кричал матюгальник. Граждане теснее сдвигали ряды. И не напрасно. Дверь квартиры открылась и показалась целая процессия. Усатый милиционер в годах с сурово сдвинутыми генсековскими бровями, поминутно поднимающий фуражку и отирающий клетчатым носовым платком градом льющийся из-под нее пот. Следом Петрович в наручниках и еще двое ментов помоложе, да порастеряннее. Едва взглянув на приятеля, Олег понял – все правда. Отрубленные пальцы Аполлинарии Семеновны на сливочном масле может и не жарил, но убил – точно. Без всяких сомнений. На лице у Петровича сияла совершенно счастливая улыбка, точно у человека, впервые в жизни купившего лотерейный билет и выигравшего «Жигули». Таким счастливым, ничем не замутненным взглядом, смотрят на мир только дети, впервые вывезенные на море. Немного смущали лишь перемазанное кровью лицо и непонятные беловатые частицы, застрявшие в волосах. А одежда то, одежда! Темные штаны и самовязанный Светочкой свитер были не просто забрызганы, а сплошь залиты кровью, словно Петрович принимал в них кровавую ванну.

Сияющего Петровича пригнули и быстро запихнули в УАЗик. Следом погрузились менты, сурово похлопав дверцами. УАЗик, фыркнув, умчался. Но представление продолжалось. Дверь квартиры снова открылась. Светочка тоже была в наручниках, с ног до головы в потеках крови и каких-то мелких ошметках, и также в сопровождении двух милиционеров. На ногах она держалась плохо, то и дело западая то на одного из сопровождающих, то на другого. Светочка заливалась смехом – искренним, громким, безудержным. Толпа притихла и оцепенела, провожая безумицу глазами. Светочка спятила. Это было совершенно очевидно всем. В отличии от Петровича, на которого толпа смотрела с ужасом и изумлением, будто на волка в овечьей шкуре, Светочку провожали скорее сочувственными взглядами, как жертву, идущую на эшафот. Пусть даже казнить ее должны были заслуженно, а все равно жалко. Светочку погрузили в другой зарешеченный УАЗик и увезли.

Толпа отмерла. Остался последний пункт программы – вынос тела. Обычно покойников выносили, покрытых белой простыней с ног до головы. Но если покойница, как ожидалось, изрублена на мелкие кусочки, то как ее понесут? Ответа на этот животрепещущий вопрос Олег дожидаться не стал. Оставив стоящую на цыпочках Тоню в толпе, вернулся домой. И снова закурил на крыльце. Никак не мог успокоиться. Петрович столько лет терпел свою злобную, точно героиню анекдотов, гарпию – тещу. Почему вдруг взорвался? Накопилась критическая масса? Почему именно сейчас, так внезапно? Ведь еще днем ничего не предвещало.

***

Родионов лежал за забором прямо в мерзлой грязи, припорошенной снегом. Мысли лихорадочно прыгали в голове, будто белки по горящей сосне. Обложили! Обложили, собаки! И когда только успели? Ведь и получаса не прошло. И как узнали, что он подастся именно в эту сторону? Он и сам не знал. Бежал на радостях, словно безголовая курица, куда ноги несли. ОН стоял рядом, привалившись к забору и сияя в свете милицейских мигалок, точно Луна на небе, вожделенный, так долго желанный, важный, точно генерал, ну или, на худой конец, директор рынка. Самовар.

Только сегодня