Концерт Патриции Каас. Отрывки - Марк Михайлович Вевиоровский Страница 26

И сразу совершался переезд – пустые квартиры стояли в полной готовности и ремонта не требовали.

А старую, освободившуюся квартиру сразу ремонтировали и она ждала очередных новоселов.

После некоторого увеличения площади квартиры у Свиридова появился отдельный кабинет, но балкон, а точнее застекленная лоджия у этого кабинета соседствовала с такой же лоджией их с Тоней спальни.

Балкон для Свиридовых был не просто балконом, а местом самых задушевных бесед.

И раньше, когда это был балкон из небольшого кабинета Свиридова в старой квартире, и теперь, когда появился новый кабинет и еще один балкон …

Как обычно вечером, когда небо стемнело и внизу зажглись фонари, они устроились на этой лоджии-балконе в уютном кресле – Толя в кресле, а Тоня у него на коленях.

И ей было так хорошо …

Она никогда не расспрашивала его, он всегда начинал рассказывать сам.

– Чем ты сегодня занималась?

– Сегодня … Как обычно. Заказчицы, примерки … потом Верочка, Коленька … Потом приехал Гриша и мы ждали тебя …

– Ты знаешь, а я вспоминал тебя весь день. Было много … беготни, пустых разговоров. Но зато потом мы поговорили с Галей Суковициной …

– А она не поменяла фамилию?

– Нет, она осталась Суковициной, не захотела менять … Я порадовался – как все хорошо складывается у них со Степой Гладилкиным, какие они молодцы!

– Когда мы шили ей платье, то мне удалось немного поговорить с ней. Ты же знаешь, что отношения у нас были почти официальные – она не шла на сближение. А тут поговорили о Степане, и она так о нем говорила!

– Влюблена?

– Не то слово! Она его любит, и любит и как мужчину, и как человека. Кажется – опыта нет, а как здраво рассуждает! И как умно строит свою семейную жизнь!

– Умно?

– Умно. Безусловно, она и старше своего Степы, и сильнее, но как она отдает старшинство мужу! Я даже удивилась, как она умело руководит мужем!

– Позавидовала?

– Дурак ты! Я давно поняла, что ты в моей жизни – главный. Поняла еще тогда, когда ты сделал меня женщиной. Это навсегда, понял?

– Милая моя! Любимая!

Они долго целовались.

– Толя, а мы с тобой не ошиблись?

– Почему?! В чем?!

– Сколько тебе лет? Сколько мне лет?

– Какое это имеет значение? Я же тебя люблю!

– И я … тебя … мой … милый …

Об этом разговоре Свиридов рассказал Тоне вечером, когда они устроились на лоджии. Сидя на коленях у мужа, охваченная его руками Тоня поцеловала его и затихла.

– Сегодня был странный звонок, – начал Свиридов и замолчал.

Тоня спокойно ожидала продолжения – такой разговор с длинными паузами был привычен.

– Звонил генерал Ефремов, наш бессменный куратор.

Он снова помолчал, поглаживая тонину спину.

– Он спросил меня, не хочу ли я прикупить отель.

– Отель?

– Один из старых московских отелей вскоре будет продан на открытых торгах. И Николай Константинович предложил мне купить его.

– И почем дровишки?

– Стартовая цена несколько миллиардов. Долларов.

– Дешевка! Только зачем нам отель?

Тоня вспомнила, что не так давно вот тут же, на лоджии Свиридов рассказал ей о данных Интерпола по поводу непонятных пропажах из швейцарских банков нескольких миллиардов долларов с секретных счетов олигархов.

– Твоя работа? – спросила тогда Тоня.

А Свиридов промолчал.

– Нам вполне хватает Курана. – сказала Тоня.

– Умница. Я примерно так и ответил Николаю Константиновичу.

– Отстал?

– Не сразу. Поуговаривал немного, даже денежное вливание обещал. Но уговаривал как-то вяло, без энтузиазма. Видимо предполагал мой отказ.

– Ну, и ладно. Отеля нам не хватало …

И Тоня плотнее прижалась к мужу.

Маленький белый котенок быстро превратился в крупного мускулистого кота, хотя и не потерял некоторых старых привычек – например, прокатится в чьей-нибудь коляске с кем-нибудь из малышей.

Только если раньше это были Верочка или Коленька, то теперь он мог запрыгнуть к совершенно незнакомому карапузу и сразу с ним подружится.

Но став взрослым котом Максом он не перестал с уважением относится к Сандалу и по– прежнему любил прокатится у того на спине.

Свиридов много раз пытался подключиться к сознанию котенка, но полноценного обмена информацией добиться не удавалось.

Но какая-то связь все-таки была.

Самое интересное, что несколько раз Свиридову удавалось подключиться к тому, что видел котенок. Травинки, цветы, гусеницы, лягушки, лица малышей …

Самым занятным было то, что Макс мог обернуться на мысленный зов Свиридова, и удивленно посмотреть на Свиридова.

А вот когда в гости к Свиридовым приходил Сандал, один или со своими щенками, что тоже бывало нередко, контакт с Максиком становился более прочным. С котенком – котом! – мысленно общался Сандал, пытались пообщаться молодые собаки, и в это процесс включался Свиридов. Сандал принимал это естественно, щенки удивленно, а Максик даже с некоторым испугом.

Вообще со временем он относился к Свиридову все с большим и большим уважением и даже с опаской, что не исключало чувства, что тот просто «хозяин» всего клана.

Но как бережно Макс относился к Верочке и Коленьке! Он разрешал тискать себя, терпеливо играл тогда, когда это ему не особенно нравилось, послушно бежал на зов.

Приоритет у Макса установился следующий – Свиридов, Верочка, Коленька, Уля, Тоня и на последнем месте – Гриша. Зато Гриша мог сказать Максу «как тебе не стыдно!» и котенок смущенно уходил.

Как ни странно, еще в самом раннем возрасте он завоевал авторитет сперва на дачных участках, а затем и в городе. Владельцы породистых кошек становились в очередь к Максику на вязку для получения красивого потомства – это быстро выяснили экспериментально.

В путешествиях по дачным участкам Макса не трогали даже самые злобные собаки, а если молодой щеночек по незнанию пробовал напасть на Макса, то получал мастерский удар по носу и навсегда отучался приставать к кошкам.

Приходя «домой» Макс в любое время суток проникал в дом через специально для него сделанный лаз с заслонкой, а затем по лестнице поднимался и открывал дверь в детскую – ночевал теперь он не на кровати Свиридовых-старших, а в детской.

А еще Макс с большим вниманием и удивлением смотрел по телевизору рекламу с рыжим котом Борисом, сперва пробовал даже познакомиться с ним, а затем уже отворачивался от этой рекламы.

Кормили Макса женщины – Уля, Тоня, Верочка.

И он приходил в заданное время, терпеливо ждал у своих мисочек – в одной всегда была свежая вода, которую меняли несколько раз в день, а потом аккуратно съедал то, что ему клали. Никто не смог запомнить, чтобы Макс отказался есть – если только случайно в его миску попадала пища, оставшаяся в тарелке на столе …

Утром после пробежки Свиридов вышел на берег и на лавочке увидел Скворцова.

– Ты что тут в такую рань делаешь?

– Захотелось посидеть на берегу, у воды, подумать …

– И как думается? Что