Андрей Валентинов - Тирмен Страница 26

Бах!

Мимо.

Бах!

Осталось два патрона. Он поискал взглядом мишень полегче. Вон, к примеру, «Карлсон». Сегодня Карлсон обзавелся водянистыми глазками с чуть припухшими веками, правильным овалом лица, тонкими стрелками усиков над верхней губой…

Недоумевая, как ему удается различить эти мелочи с большого расстояния, Данька благополучно промазал и в «Карлсона». Разозлился. Злость помогла собраться: последней пулей он выбил-таки строптивую мишень. «Карлсон» весело завертелся, жужжа пропеллером.

– Ты в курсе, что Марголин, конструктор этого пистолета, был слепым? – спросил дядя Петя, забирая оружие.

– Правда?!

– Нет, «Известия»! Правда, конечно. На ощупь все разрабатывал – детали, узлы, систему затвора… Его в двадцатых ранили, когда банду одну брали. Вот он зрение и потерял…

Данька слушал, раскрыв рот.

Скажи ему кто, что Петр Леонидович был лично знаком с легендарным слепым конструктором, ни на минуту бы не усомнился.

Дядя Петя, он такой.

4

Адмирала Канариса он встретил на трамвайной остановке, возле круга «пятерки». Точнее, его встретили – Канарис ждал за серым кирпичным зданием диспетчерской. Увидел, радостно хмыкнул, шагнул вперед строевым, тряхнул орденами-медалями, криво привинченными к расстегнутому ватнику:

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант запаса!

Гаркнул, замер в строевой стойке. Безумный крик унесся вверх, к низким снеговым тучам. Старик остановился, поглядел вокруг. Пусто, трамвай ушел, следующий подойдет минут через семь, не раньше.

– Здравствуй, Андрей. Застегнись, простудишься.

– Так точно! – вновь гаркнул сумасшедший, распугивая воробьев.

Застегиваться, однако, не стал. Подбросил руку к вязаной шапке-«лыжнице», отдавая честь.

– Докладываю – три случая за утро. Показатель средний, типичный для праздников. Советую соблюдать осторожность при переходе улицы ввиду гололеда.

– Спасибо.

– Рад стара…

Не договорил, взмахнул рукой, сбивая «лыжницу» на затылок. Глаза внезапно наполнились болью: живой, разумной.

– Торопишься, старшой? Бумажку прислали: «Артиллеристы, Сталин дал приказ»? Получил с утра пораньше, побежал… Как ты можешь, старшой? Застрелись, правильнее будет, честнее. Прямо здесь, не думая! Лучше так, сразу, чем…

– Ты же знаешь, Андрей. Нельзя.

Петр Леонидович пожалел о сказанном. Нельзя. И говорить вслух о таком – тоже нельзя.

– Андрей…

Но Канарис уже не слышал. Глаза радостно блеснули:

– Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится!..

Из-за черных голых деревьев показалась красная сигара трамвая. Старик с облегчением вздохнул – «пятерка». Слава богу!

– Угрюмый танк не проползет…

Прежде чем шагнуть к остановке, Петр Леонидович нащупал в кармане полушубка тонкий, сложенный вчетверо лист бумаги. Андрей Иванович Канари, бывший старшина авиаполка, не ошибся – утром прислали, еще до будильника. Очередная местная командировка, она же «целевой выезд». Ничего особенного, рутина.

– Там пролетит стальная птица!..

Из всех видов городского транспорта Петр Леонидович предпочитал трамваи, особенно если речь шла о местных командировках. Он не пытался задуматься: отчего? Из-за консерватизма, укоренившегося за долгие годы? Потому, что стальные рельсы проложены удачнее троллейбусных маршрутов? А может, оттого (ассоциация пришла после очередного перечитывания «Графа Монте-Кристо»), что к месту поединка не рекомендуется гнать верхом, тем паче аллюром «три креста»? Толчея метро, густой бензиновый дух автобуса… Макабр! То ли дело полупустой вагон! Можно без проблем присесть у заледенелого окна, прикрыть глаза – и ни о чем не думать.

Увы, правила и в самом деле имеют исключения. Да, трамвай по случаю дневного времени был, словно по заказу, тих и безлюден. Да, улицы отпраздновавшего города на время избавились от пробок и заторов. Да, трамвайное окно оказалось плотно, без единой щелочки, закрытым. Старик привычным движением надвинул старую шапку-пирожок на брови, втянул голову в меховой, траченый молью воротник…

Но – думалось.

А что еще хуже – вспоминалось.

Вначале не давала покоя песня про стальную птицу. В исполнении Адмирала Канариса она лишь пугала воробьев, а вот старшина Канари пел прекрасно – сильным, хорошо поставленным баритоном. Обычно они собирались на 9 мая. Андрей приносил пару бутылок любимого крымского «бастардо». «Под облака летя вперед, снаряды рвутся с диким воем, смотри внимательно, пилот, на землю, вспаханную боем…» На войну старшина не успел – восьмилетним пацаном в 43-м попал в только что созданное Харьковское суворовское. Зато после отслужил по полной законный старшинский «четвертак» – от Чукотки до Венгрии, от Египта до Ямала.

«Пилоту недоступен страх, в глаза он смерти смотрит смело. И, если надо, жизнь отдаст, как отдал капитан Гастелло…»

После трагического случая с Андреем старик (тогда, в 1984-м, так его еще никто не называл) впервые взбунтовался. Это был, конечно, бунт на коленях, но все-таки, как ни крути, протест, несогласие, выражение возмущения. Стать во фрунт перед непосредственным начальством для выражения претензии было невозможно, поэтому он написал рапорт.

Песня про стальную птицу не уходила. Кондратьев попытался вышибить клин клином: «В Москве гулял когда-то Ленька Пантелеев…» Вот ведь придумают! Даже если неведомый сочинитель не удосужился узнать, что Фартовый орудовал исключительно в Питере, к чему приплел Губчека? Столичными грабителями занимался МУР, в крайнем случае – МЧК, у губернской чрезвычайки были иные задачи. С февраля 1922-го в стране действовало ГПУ. Эдак скоро споют «По Куликову полю танки грохотали». Или самолеты. Звено Андрея Канари атакует…

Трамвай честно катил по знакомым улицам, но Петру Леонидовичу казалось, что вагоновожатый тормозит, саботирует, пытается помешать. Тирмен не опаздывает, он, словно Великое Дао, никогда не торопится и всегда успевает.

Экзотическую цитатку про Великое Дао занес в их узкую компанию все тот же Канари. Правда, в исполнении бывшего старшины «Дао» превратилось в «Даму», отчего смысл несколько изменился.

Рапорт старик писал три дня. Не имея возможности отправить его начальству (как горько пошутил кто-то, с равным успехом можно звонить по телефону архангелу Гавриилу), прочел рапорт на заседании «Драй-Эс». Осветил вопрос подбора, подготовки и воспитания кадров. Указал на допущенные ошибки – и, обобщив имеющийся передовой опыт, предложил конструктивное решение.

Сектор распустили через два дня – без всяких объяснений.

Рапорт дошел по назначению.

Именно в 1984-м Петр Леонидович всерьез стал размышлять о преемнике. Кто сменит его в скромной каморке паркового тира? За эти годы было отбраковано несколько кандидатов, и старик подумывал пустить дело на спасительный самотек. В конце концов, Великая Дама всегда приходит вовремя.