Кристофер Макнамара - Горец (1) Страница 26

- Внутри появляется какой-то упругий теплый шар. Что это?

- Это ты, но это еще не все. Попробуй почувствовать, что дышишь всем телом, что воздух в тебя поступает и через ноги, и через руки, и через кожу. На это уйдет чуть больше времени, но это необходимо. Почувствуй ногами землю, представь, что это шар, большой и тяжелый, и ты его не можешь поднять. Он лежит на земле и дышит своей поверхностью, и земля отдает ему свою силу. Этот шар - ты. Этот шар - ты и твой меч. Возьми его, и попробуем. Но почему теперь ты стал двигаться медленнее?

- Я стал дышать так, как дышишь ты.

- Когда твое тело привыкнет к нужному ритму и ты сможешь себе позволить не следить за формой своего тела, не думать об этом, а просто дышать движениями, ты сможешь двигаться так быстро, как тебе будет угодно. Ведь в одном выдохе волынки может быть один долгий звук, а может быть и множество коротких. И чем более искусен волынщик, тем быстрее он перебирает руками, поднося к губам дудочки, тем быстрее меняется звук.

- Почему ты опустил меч, Мак-Лауд?

- Мы деремся с тобой целый день, - Конан посмотрел на Рамиреса исподлобья.

- Ты устал? - Рамирес положил меч в ножны и подошел к нему.

- Любой бой не может продолжаться так долго.

- Ты болен.

- Что? Я здоров.

- Ты хочешь знать, почему до сих пор я не победил тебя, хотя мог бы это сделать уже не раз?

- Да. Я думаю, что ты этим унижаешь меня.

- Ты сам унизил себя.

- Нет, мне надоело, что ты издеваешься надо мной.

- Ты болен.

- Я здоров.

- Почему ты опустил меч, Мак-Лауд? Ты не хочешь жить? Да. Я говорил. Я говорил, что нет ни жизни, ни смерти, ни победы, ни поражения. Я говорил, что надо идти туда, куда зовет тебя твое сердце. Но я никогда не учил тебя гордыне. Я говорил тебе, что меч должен думать тобой, а не ты должен думать мечом. Не ты его хозяин, а он твоя душа. До тех пор, пока ты держишь его в своих руках, ты жив. Таково твое предназначение. Потому это не бой продолжается так долго. Неужели ты подумал, что твое предназначение - бессмыслица?

- Учитель...

- Ты болен. Болезнь - это навязчивая идея. Ты хочешь узнать, когда же наконец ты сможешь победить меня?

- Учитель...

- Ты уже можешь победить. Но сначала надо избавиться от этого желания. Желания победить. И от желания показать свои знания. И от других желаний. И даже от желания избавиться от всех желаний. Если хоть одно желание, хоть одна идея завладеет твоим разумом, он потеряет свободу и не сможет бесконечно двигаться. А с ним остановишься и ты. Ты задумаешься и не сможешь сражаться.

- Рамирес, - простонал Конан, - я никогда этого не пойму. Что же делать?

- Это очень хорошо. Это не нужно понимать. Нужно быть. Быть в том состоянии, как будто тебя нет вообще. Ты этого не поймешь и не почувствуешь, но это почувствует твой меч. Твой меч соединится с твоей душой - и тогда ничего уже не будет стоять между твоим мечом и твоим предназначением. Даже ты сам. Пусть когда-нибудь меч почувствует твою руку, Мак-Лауд.

Два всадника поднимались по узкой тропинке на широкое плато, затерянное в самом сердце величественных гор. Площадка, поросшая густой ярко-зеленой травой и миниатюрными, истерзанными ветром кустами, уходила в пропасть буро-серым утесом, нависшим над глубиной огромным куском омытого дождями и вылизанного воздушными потоками камня.

Спешившись и оставив коней на траве, где те замерли, послушно уткнувшись в зеленый ковер, люди прошли к обрыву и долго смотрели, как из-за большой гряды напротив выплывала огромная грозовая туча. Солнце, испугавшись ее свинцовой мощи, поспешило сдаться в плен, нырнув за серые решетки плотных облаков.

Только черные полоски бесстрашно парили в небе. Это птицы, чувствуя приближение грозы, купались в беснующихся в вышине потоках. Почти не шевелясь, птицы то резко меняли направление, послушные воле разбушевавшейся стихии, то вдруг начинали отчаянно бороться с ней, исступленно дергая крыльями.

Понаблюдав за бесконечным танцем пернатых, стоявшие на краю пропасти люди пошли обратно. Свист ветра в ушах нарастал, вытеснив все остальные звуки. Поэтому, когда сталь ударилась о сталь, ничего не изменилось. Так же выл ветер, так же носились в серой пустоте черные полоски.

Фигурки двух сражающихся на мечах людей протанцевали по плато, а после, оставив траву ненасытным лошадям, перешли на голый утес, возвышающийся над горной страной. На мгновение даже солнце выглянуло из своей темницы. Взглянув на дерущихся, оно сразу же потеряло к ним интерес и скрылось обратно, жалуясь на головную боль от перемены погоды.

Внезапно из рук одного из людей выпал сверкающий меч и, кувыркаясь, полетел в оскаленную пасть каменного провала. Солнце замерло, решив пронаблюдать исход поединка. Меч падал. Подойдя к обрыву, люди склонились, глядя вслед падающему оружию. Так и не дождавшись, пока закончится этот долгий полет, один из стоящих - тот, у которого выбили меч, - рванулся за ним в пропасть.

Оставшийся стоять наверху поступил еще глупее. Открыв в удивлении рот, он закричал:

- Рамирес! - и, бросив свой меч в пропасть, с минуту помедлил и тоже ринулся вниз.

Головная боль у солнца разразилась с новой силой. Оно прорычало сквозь огненные зубы:

- Идиоты!

И, плюнув дождем, убежало за серую стену туч отдыхать от безумств этого мира.

Они шли по песчаному берегу, усыпанному мелкими ракушками и корявыми сучьями деревьев, принесенных сюда приливом.

- Каким ты теперь себя чувствуешь, Мак-Лауд?

- Мир, который вокруг меня, теперь во мне. И я тоже в нем, - ответил Конан, падая на песок. - Я счастлив.

Рамирес расстегнул застежку плаща, и тот бесформенной массой упал с его плеч. После чего испанец сел рядом и принялся стаскивать с ног промокшие сапоги.

- Нам остается запомнить совсем немного, - улыбнулся он.

По ступеням поросших кустарником шхер спустился огромный олень с раскидистым деревом ветвистых рогов на голове. Он грациозно подошел к большему кусту и, беспечно шевеля ушами, начал объедать сочные листья.

- Ты видишь его? - тихонько спросил Рамирес, стараясь не шевелиться и указывая взглядом на благородное животное.

Конан медленно приподнялся на локте.

- Это вожак, - прошептал он.

Рамирес покачал головой и приказал:

- Вставай.

Олень встрепенулся, заметив присутствие незнакомцев. Подняв голову, он спрыгнул на пляж и, не останавливаясь, побежал туда, где виднелась тропинка, по которой можно было подняться наверх, на спасительные уступы шхер. Выбивая из земли сильными копытами небольшие камни и положив рога на спину, он бежал прочь так вдохновенно, словно уходил от настигающей его стрелы.

- Представь, Конан, что ты стрела. Ты начинаешь уходить назад. Ты уходишь назад все дальше и дальше, чувствуя внутренностями пружину тетивы. Это та сила, благодаря которой ты сможешь быть тем, кем ты должен быть. И ты уходишь назад, а сила растет, - Рамирес положил руку на плечо Конана. Но быть стрелой может любая железка. Представь себя, Конан, вот этим оленем. Ты видел, как он победил. Он обогнал стрелу, потому что его сила это сила, сохраняющая жизнь. И он быстрее, чем стрела. Вперед, Мак-Лауд!