Александр Казанцев - Полярная мечта Страница 26

— Постойте, — соскочил академик с табурета.

— Нет, подождите, — схватила его за руку Маша, — если такие диски встречаются под разными углами, им значительно труднее задеть друг друга, чем шарам.

Маша видела, как загорелись глаза у Овесяна, как преобразился он весь.

— Черт возьми! — сказал он, удивленно вглядываясь в Машу. — Не хотите ли вы сказать, что надо резко уменьшить скорости? Во всяком случае, это стоит проверить!

— Ну, конечно. Помните, вы как-то говорили, что нужно организовать беспорядочное тепловое движение атомов. Еще заказали тогда особо мощные электромагниты, чтобы они заставили двигаться ядра определенным образом. Электромагниты пришли с завода.

— И можно попробовать? Где мой халат, черт побери!

Перед Машей стоял прежний Овесян, помолодевший, почти такой, каким увидела она его впервые в Политехническом музее. Но теперь уже Маша расхаживала перед ним, взмахивала рукой и говорила:

— Я часто думала о том, на что мы будем способны, если сумеем любую каплю воды превратить в энергию?

— Все льды в Арктике растопим, — решил академик.

— Нельзя, — урезонила Маша. — Поднимется уровень морей. Затопит Европу.

— Хм… Ну, ладно. Подогреем Гольфстрим или сибирские реки…

— Нет! Вот что сделаем, — перебила Маша. — Слой вечной мерзлоты! Он простирается едва ли не на треть всей нашей гигантской территории. Я представляю себе скважины. Множество горизонтальных скважин в земле, подобных кротовинам, которые оставляет за собой трактор, когда протаскивает в заболоченной почве подземный снаряд. По таким же кротовинам мы будем пропускать подогретый пар, получаемый в нашей атомной установке. Вот перспектива, Амас Иосифович! Какова?

— Какова? — переспросил академик. — Нет, в самом деле какова! — и он решительно подошел к Маше, крепко обнял и поцеловал ее в щеку.

— В комсомольцы запишусь. Новую целину поднимать будем! Весь Дальний Восток! Какой будет блаженный край с отогретой землей! Черные березы, виноград, тигры, может быть, обезьяны, лимоны и пшеница… моря пшеницы…

Сердце у Маши бешено колотилось.

— У меня все готово для опыта, Амас Иосифович, — еле выговорила она.

— Так включайте же! Живее включайте! — скомандовал академик.

Глава шестая. И СНОВА БАРЕНЦЕВО МОРЕ!

И снова Баренцево море!

Как далекие детские образы, вставали перед глазами Жени бегущие крутые волны. Сколько смутных, полузабытых впечатлений, сколько воспоминаний! Галя, мальчики, Гекса… К горлу подкатывается комок. Чувствуешь себя опять совсем маленькой…

Корабль «валяло» с борта на борт. Свинцовые, зеленоватые на скатах, кипевшие на верхушках пеной гигантские валы бесшумно подбирались к кораблю, но не ударялись о борт, а ныряли под киль. Казалось, они уходили вглубь, но на самом деле они поднимали корабль. Судно взлетало, словно на гору, чтобы в следующее мгновение опуститься в низину. Палуба убегала из-под ног и накренялась Женя никак не могла по ней ходить, цеплялась за переборки и реллинги.

Вот она, стихия Феди! Третьи сутки Женя и Алеша на корабле, в трюмах которого — оборудование завода-автомата и холодильные машины для его отопления.

К обеду и ужину капитан приходил в кают-компанию последним, уходил первым. С Женей и Алешей он был приветлив, но ни разу не встретился с ними на палубе, не зашел ни к одному из них в каюту, не позвал к себе.

Женя издали часто наблюдала за ним, стоя на палубе. Вот и сейчас она заметила на мостике фигуру капитана. Ветер развевал его брезентовый плащ. Вскоре капитан скрылся за штурманской рубкой. Теперь Женя стала смотреть выше мостика и увидела белую толстую веревку, протянутую над палубой. Не сразу догадалась, что это обледеневшая антенна.

Неожиданно к Жене подошел радист в щеголеватом кителе.

— Вам письмо, — сказал он, протягивая конверт.

— От кого? — заволновалась Женя. — Что-нибудь случилось?

— Не могу знать. Это ж не радиограмма, — значительно произнес радист. — Это ж письмо.

Женя рассмеялась:

— Ну, конечно, романтик! Нашему Ивану Гурьяновичу, отпетому коротковолновику, мало утреннего радиопривета со Слонового Берега, нужна еще и голубиная почта.

— Что вы, Евгения Михайловна! Какие ж это голуби? Обыкновенное радио. Интереснейший радиоприбор. Счел бы за радость показать его вам. Воспроизводит точную копию исписанного листа, который лежит в Москве перед другим радиоаппаратом.

— Нечто вроде фоторадиограммы? — спросила девушка, нетерпеливо вертя в руках странный конверт.

Но радист, украдкой взглянув на собеседницу, принялся пространно рассказывать, что эта фоторадиограмма получается сразу в запечатанном виде. Внутри заклеенного конверта — бланк, на котором остается след от записывающего луча, свободно проходящего через бумагу конверта.

— Так что не могу знать, от кого и о чем, — закончил радист.

Женя на ветру разорвала конверт. Он взвился и исчез на пенном гребне.

Знакомый почерк отца:

«Пересылаю тебе, девочка, письмо, адресованное на академию, в расчете, что я передам его по назначению. Пользуюсь случаем обнять тебя, моя ласковая и жестокая дочурка, покинувшая отца на столь долгий срок».

Письмо, написанное по-английски, было… от Майка.

Женя знала французский и немецкий языки, но с английского переводила лишь со словарем, которого под рукой не было.

Майк! Кто он теперь? Вот повод снова встретиться старым друзьям — Феде и Алеше.

И Женя направилась к капитанскому мостику. Едва она взошла на трап, как услышала за собой странный звук. Словно что-то упало и со звоном разбилось. Девушка оглянулась. По накренившейся палубе перекатывались ледяные осколки.

Ничего не поняв, Женя стала подниматься на мостик, но на последней ступеньке нерешительно остановилась. Перед капитаном стоял радист и докладывал, что обледеневшая антенна порвалась. Он просил разрешения тотчас исправить повреждение.

— Нет, — решительно возразил радисту Федор. — Снасти обледенели. Сорвешься. Побудем без радио.

— Поймите, Федор Иванович, я не могу, — взмолился радист. — В эфире сейчас лекция по физике из института. Я ж радиостудент! Если провалюсь на экзамене, кто ответит?

— Сорвешься в море — капитан ответит.

Радист уныло прошел мимо Жени. Федор заметил девушку и пригласил ее взойти на мостик.

— У вас неприятности, а я хотела… — чуть смущенно начала Женя. — Сегодня былым юным туристам надо собраться. И знаете, вчетвером…

Федор поднял брови. Он не понял: кто четвертый?

Женя помахала письмом:

— Майк!

Федор улыбнулся, верно вспомнил веснушчатого рыжего парнишку.