Дэрил Грегори - Пандемоний Страница 26

Это были те же самые слова, которые Дудочник выкрикнул в 2002 году. Финский конькобежец, Артту Хайкинен, был на последней тысячеметровке своей дистанции в четыре мили, оторвавшись от своего самого ближайшего соперника, и все шло к тому, что вот-вот будет установлен новый рекорд. Неожиданно он сбросил скорость, оглянулся по сторонам и, заметив телекамеры, расплылся в улыбке. Тот, кто шел за ним, начал обгонять его по внешней дорожке. Хайкинен подставил ему ножку, отчего тот отлетел к барьеру, и расхохотался. Затем порвал на груди эластичный костюм и оставил его болтаться, словно вторую кожу. После чего описал круг и скомандовал зрителям, чтобы те танцевали. Хайкинен никогда не оправился от этого позора и больше никогда не принимал участия в соревнованиях.

Теперь большинство посетителей бара спешили выбраться наружу, хотя были и такие, что застыли на месте. Я растолкал напиравшую толпу, пытаясь подойти ближе. Дудочник запрыгнул на высокий желтый табурет, с которого перескочил на спинку дивана, приземлившись рядом с какой-то рыжеволосой бабенкой. Та истошно завопила.

— Я же сказал, всем танцевать! — пояснил Дудочник.

Он рывком поставил ее на ноги и расхохотался как безумный. Женщина, худая и уже не первой молодости, испуганно затрясла головой. По щекам у нее катились слезы.

— Эй, мистер! — обратился я к нему.

Дудочник обернулся и одарил меня омерзительной усмешкой.

— Слушаю!

Я не знал, что в стакане — вода, лимонад, водка, — что-то светлое и прозрачное. Я выплеснул содержимое ему в лицо. Он тотчас начал отплевываться и растерянно заморгал. Женщина тем временем вырвала руку.

— Вон отсюда! Живо! — рявкнул я. — Нечего изображать из себя героя!

Он удивленно уставился на меня. Не знаю, чем он там размалевал себе лицо, но теперь краска стекала по щекам грязными полосами.

— Кому сказано: вон отсюда!

Дудочник слез с дивана.

— Эй ты, полегче! Ты что, шуток не понимаешь?

С этими словами он понуро направился в дальнюю часть зала, которая соединялась с отелем. Какой-то шустрый бармен бросился за ним вдогонку.

Кто-то похлопал меня по спине. Кто-то еще вложил в руку рюмку.

— Как ты догадался? — спросил Том с улыбкой. — Как, черт возьми, ты догадался?

— Он даже не стал меня слушать. Просто взял и ушел. Я же говорю об одном — нужно отключить антенну. В наших головах есть одно устройство, которое принимает сигналы от Демонической Сети. Так что нужно вычислить лишь одно — как его заглушить или хотя бы сменить канал. Я даже не веду речь о настоящей операции. Не надо сверлить дырки в головах людей, это можно сделать при помощи обыкновенной микроволновки. Точно так же, как при помощи пересекающихся микроволн удаляют опухоли. Мощность небольшая, чтобы не повредить здоровые ткани, и только больной участок находится в точке пересечения волн. Ну скажите, неужели я многого прошу?

Селена сочувственно мигнула. А может, ей просто не хотелось меня расстраивать. Лично я предпочел интерпретировать это как сочувствие.

— Это невозможно, — произнес парнишка-латинос, встревая в разговор. Кстати, как выяснилось, никакой он не латинос, а армянин. — Я читал про этого самого доктора Рама. Он говорит о необходимости удалить третий глаз Шивы.

— Что-что? — переспросил я. Кажется, я где-то это уже слышал.

— Третий невидимый глаз, который, согласно верованиям древних, открывал им путь к Богу, — пояснил Том. — Или, согласно терминологии Фила, это та самая штуковина, которая позволяла ему получать информацию от ВАЛИСа. Если ты вспомнишь о…

Том неожиданно подался вперед и задел стакан. Содержимое вылилось на ковер, поскольку сзади в него врезался какой-то верзила в футболке и шортах.

— Кто-то украл мой костюм! Он только что был здесь! Кто украл мой костюм?

Он повернулся, и я узнал в нем того самого толстяка, которого утром встретил перед входом в отель.

— Первый раз слышу о твоем костюме, приятель, — ответил ему Том.

Верзила сердито прищурился, после чего попер в другом направлении.

— Эй, где моя шляпа, черт побери!

Латинос, вернее, армянин, вцепился мне в руку.

— Дэл, послушай меня. Неужели ты и впрямь хочешь, чтобы какой-то там лекаришка перерезал твою связь с Богом?

— Богом? Ты считаешь, что эти существа боги? Джонни Дымовая Труба, Дудочник, Толстяк? — Я потянулся за стаканом, в котором было что-то коричневое. — В таком случае твой бог ненормальный.

Чтобы удержать стакан, мне пришлось напрячь кончики пальцев, потому что они онемели — как и губы. Поднести его ко рту было не менее трудно — это потребовало максимум сосредоточенности и усилий, как при попытке достать из игрального автомата какую-нибудь безделушку. Брось в прорезь монетку и выиграй приз!

Интересно, чей это номер?

— Глаз способен уничтожать, — продолжал тем временем парнишка. — ВАЛИС говорит, что сигнал-носитель — это тоже вредная радиация. Возможно, некоторые просто не справляются с информацией, когда та обрушивается на них. Они не в силах вынести чистоты инфопотока.

— Нам пора, — произнесла Селена.

— А может, к нам пытается пробиться что-то важное, — задумчиво произнес Том. — Ведь у Шивы были две ипостаси. С одной стороны, он защитник слабых, с другой — тот, кто несет гибель нечестивым. И если перекрыть канал, не означает ли это, что мы, человечество, лишаем его общения с божественным началом?

— Божественным началом? — переспросил я. — Эй, послушайте, я Толстяк! Я вселился в этого парня и заставляю его есть по десять фунтов шоколада за раз! Да-да, это и есть божественное начало, философские глубины, черт их возьми. Это как… — начал я, но так и не смог подобрать нужного сравнения. — Ладно, я к тому, что пора завязывать с нашими страхами, иначе как жить дальше? То есть с того самого момента, как убили Эйзенхауэра, с японцами обращались как с собаками, а президент до сих пор не может вживую выступить по телевидению — лишь в записи, черт бы ее побрал! А ребята из секретной службы стоят рядом с транквилизаторами наготове, на случай если он вдруг что-то отмочит, как в свое время Никсон.

— Никсон не страдал одержимостью, — заметил кто-то. — Он просто был сумасшедшим.

— Это я лишь к тому…

— Что так больше жить нельзя, — завершил мою мысль армянский парнишка. — Но выходит, что можно. Так мы и живем. Даже евреи.

— Нам пора, — вновь напомнила Селена. Причем не впервые. Она повторяла эту фразу с того момента, как ВАЛИС свалил отсюда час назад в сопровождении троих молодых людей.

— Дай я пропущу баночку на дорогу, — произнес Том и вытащил из коробки новую банку пива, а потом из кармана что-то еще, какой-то пластиковый лоскут. Он обернул его вокруг пива, и оно тотчас превратилось во вполне респектабельную банку «Маунтин-Дью». С такой не стыдно смотреть людям в глаза.