Антон Дубинин - Поход семерых Страница 26

— Не надо, ты лучше всех позови, если не трудно. — И молодой священник ушел в кусты, обремененный стопкой белой и золотой ткани. Аллен сообразил, что может внести в святой обряд посильную лепту, и принес свежекупленую в Файте бутылку вина.

Это была самая странная месса, какую он видел в своей жизни, — среди вечерних деревьев, под низким серым небом, в свете двух дешевых свечей, чье пламя трепетало и бесилось в лесных сквозняках. Йосеф в золотом облачении поверх белой альбы стоял над самодельным алтарем, и лицо его в неверном свете казалось строгим и совсем лишенным возраста. Этому человеку может быть сколько угодно лет, от пятнадцати до ста, понятно только, что он необычайно красив, — думал Аллен, глядя, как медленно взлетают Йосефовы руки, поднося маленькую Библию к устам для поцелуя. Мельком глянув в сторону, он увидел своих друзей, стоящих торжественно, как какие-нибудь крестоносцы в Иерусалимском храме, — и сердце его дрогнуло от болезненной радости. «Это поможет нам остаться вместе, — подумал он, — Господи, оставь нас вместе, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет…»

— Господь с вами, — прозвенел голос священника, и он откликнулся, отринув все иные мысли:

— И со духом твоим…

Первое чтение было из Книги притчей Соломоновых, и Аллен удивился, что до сих пор не встречал нигде этих слов:

— «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои. Не будь мудрецом в глазах твоих, бойся Господа и удаляйся от зла: Это будет здравием для тела твоего и питанием для костей твоих…»

Второе же чтение было о последней Вечере. О том, как Петр, горящий чистой любовью и не ведавший, что станет предателем, клялся положить свою душу за Учителя; и смотрел на него Господь с любовью горькой, всепонимающей, ибо безумно жаль — пути таковы, каковы они есть, и пройдет по ним до конца Сын Человеческий, но горе, горе тому, кто не сможет не оставить Его… О чем была проповедь, Аллен толком не запомнил. В какой-то момент он просто отключился, как когда писал стихи, и даже успел подумать: «Кажется, я сейчас упаду. Или у меня будет что-то… видение…» Но видения не было, просто лицо священника, ярко светящееся над страницами, на какое-то время поплыло и отдалилось, донеслись обрывки фраз: «Любить нас, как Он… Отвечая за себя… И только из-за этого, братья и сестры…» Потом все встало на свои места, хрупкий Йосеф сцепил пальцы, словно от волнения, ветер чуть не задул одну из свеч и растрепал черные Йосефовы волосы.

Клара толкнула Аллена в бок, он спохватился и встал в траву на колени.

В момент, когда он стоял так, опустив голову, внезапно со дна сознания всплыл давний сон — чаша, окровавленная облатка, «Се агнец Божий…». На какой-то миг Аллену стало очень неприятно, я не хочу, подумал он, нет, я не хочу брать это в рот, эта булка вся в крови … Но потом он поднялся вместе со всеми и принял причастие, задним числом отметив, что вино и правда очень вкусное, а вот хлеб — черствоват. Месса завершилась, Йосеф задул свечи и некоторое время так постоял во мгле, а потом попросил тихим, совсем изменившимся голосом:

— Слушайте, у кого есть поблизости фонарик? Нужно это все убрать… И завернуть как следует.

Утром пришлось встать довольно рано — время, как говорится, припекало пятки. Несмотря на вчерашний боевой настрой, сегодня лезть под землю Аллену что-то совсем не хотелось. День выдался пасмурный, хотя и без дождя, и Аллен мрачно выдирал из земли палаточные колышки, полностью уверенный, что жизнь вовсе не так хороша, как это иногда кажется. К тому же Мария непрестанно ныла, оглашая окрестности мрачными пророчествами — о том, что они спохватятся, да поздно будет, что пещера их очень радостно проглотит и не поморщится, и все в том же духе. Хорошо хоть Роберт хранил верность своему принципу никогда не спорить о том, чего не изменишь. Он молча или тихонько напевая распределял вещи, заливал костер, и Аллена в кои-то веки не раздражало его пение.

Вход в канализационные «катакомбы» находился в маленьком кирпичном здании, плотно прижавшемся к крутому склону горы. Деревянная крепкая дверь была наглухо забита досками крест-накрест. Ржавая от дождей табличка оповещала, что вследствие участившихся обвалов ремонтные работы вести запрещается.

— А мы ремонтировать ничего и не собираемся, — успокоил общество Марк, поддевая толстый гвоздь лезвием своего топора. — Так что нарушители из нас никакие, здесь же не запрещено просто так прогуливаться…

Мария вяло улыбнулась. В левой руке она уже мертвой хваткой держала фонарик.

— Да не волнуйся ты, — сбивая последнюю доску и берясь за ручку двери, подбодрил ее Роберт. — Мы парами пойдем, вы с Марком — в серединке, ты и не заметишь, как проскочим эти горы насквозь!

Мария только зябко передернула плечами.

Всего друзей было семеро; это означало, что кому-то из них придется идти в одиночку. Таковым вызвался быть не верящий в призраков Роберт; более того, он предложил пойти последним и без фонаря, которых на отряд оказалось как раз три штуки. К стыду своему, остальные приняли его предложение с восторгом; равнодушно согласился один Йосеф, не преминув-таки вставить: «А может, лучше мне?..» Аллен, которому предстояло вместе с Йосефом составлять последнюю пару, и вовсе возликовал — такое сильное ощущение надежности и защиты исходило от его старшего брата. В маленьком полутемном помещении без окон граалеискатели зажгли фонари и, шаря под ногами их световыми полосками, принялись вслед за Гаем спускаться в подвал.

Подвал являл собой большую дыру в камне, почти сразу переходящем в естественную породу; вела в него сваренная из железных прутьев ржавая лесенка. Темнота внутри была совершенная — ощутимая чуть ли не физически, плотная, как одеяло. Как только Аллен схватился за шершавые перила, изо всех сил вглядываясь во мрак, на него пахнуло глиняной сыростью и неподвижным каменным духом. Наверное, так пахнет в доме, где живут одни крысы и привидения, подумал он, но промолчал и только покрепче ухватился за руку Йосефа, едва тот спустился вслед за ним. Рука была худая и горячая, с длинными костлявыми пальцами, с жестким колечком-четками «розарий» на указательном; но через нее к Аллену переходило некое тихое и сильное спокойствие.

— Отлично, — бодро сказал Гай, быстрыми шагами устремляясь в самую глубь темноты. Узенький луч его фонаря жадно ползал по каменным стенам, высвечивая серую плоть старинных каменоломен. — Здесь даже красиво, правда ведь?

— Да, прямо как крепостной подземный ход, — преданно согласилась Клара, которая едва поспевала за ним, и тут же охнула, ударившись головой о выступ потолка.