Джон Мини - Фактор жизни Страница 26

— Все в порядке. — Леди вяло взмахнула рукой, пристально глядя на Тома. — Объясни, что ты хочешь этим сказать, мальчик.

Мужчина покраснел и неохотно сел на место.

— Вы собирались меня… — Том замолк, поскольку У него опять перехватило дыхание.

«Но другого шанса уже не будет», — пронеслось у него в голове. Он откашлялся:

— Вы собирались отвести меня в камеру, где я буду ожидать вашего помилования. Но я слышал, как один из членов совета говорил, — Том вспомнил услышанное во время транса, — что палач возвращается через три дня.

Четверо мужчин нахмурились.

— Значит… — Том сделал долгий выдох. — Вы намерены держать меня там, оставляя мне надежду на то, что я буду жить. Таким образом, вы подвергаете меня душевным мукам до тех пор, пока не прибудет палач, чтобы убить меня.

Мужчины были озадачены. Леди от удивления подняла бровь.

«Другого шанса не будет, — вновь пронеслось в голове Тома. — Но ожидание само по себе — жестокое и необычное наказание, тем более что я ожидаю смерти. Значит… Продолжай, — приказал он себе. — Доведи свою мысль до конца».

— …следуя вашей же собственной логике, вы должны простить меня.

После нескольких секунд полной тишины раздались возмущенные голоса:

— Будь ты проклят!

— Да как ты смеешь!

— Убить его прямо сейчас…

Поднятый вверх палец заставил всех замолчать.

— Миледи. — Мужчины поспешно склонили головы. У Тома защипало в глазах.

Дочь неожиданно рассмеялась.

— Он умеет спорить, мама. — В ее голосе одновременно звучали и теплота, и прохлада. Его звуки напоминали нежный плеск фонтана, струи которого падали с высоты в бассейн. — Кроме того, нам во дворце нужны слуги.

Мужчины находились в замешательстве. Их лица отражали противоречивые чувства: страх перед леди и ненависть к тому, кто оспаривает решение суда.

— Джентльмены, — сказала леди. Все замерли.

— Я покупаю мальчика за тысячу корон.

Снова наступила тишина. Предложенная сумма потрясала воображение.

— Леди Дариния, — пробормотал один из мужчин, склонив голову. — Вы — самая просвещенная правительница нашего владения.

Его слова звучали как традиционная формула. Леди Дариния повернулась к дочери:

— Леди Сильвана выберет наказание для мальчика. Широко открыв синие глаза, дочь оценивающе разглядывала Тома.

— Может быть, отнять у него руку?

Спазм сжал горло Тома.

— Прекрасно. — Леди Дариния встала, и четверо мужчин, скрипя стульями, тоже поднялись. — Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку. — Пристальный взгляд ее серых глаз скользнул по Тому. — Все равно какую.

Глава 17

— Лови!

Шаровая молния снова описала дугу в воздухе, и Том на этот раз отбил ее в сторону. Светящийся шар упал на землю, тихо подвывая.

— Это была проверка. — Огромный мужчина с рельефными мускулами на руках покачал головой. — Не похоже, что ты пользуешься обеими руками в равной мере.

«Я просто поздно среагировал», — хотел сказать Том.

Но его уже волочили по кирпично-красному полу. Крепко схватив Тома за левое запястье и безжалостно вывернув правую руку, мужчина протащил мальчике через круглую каменную площадку.

Потом лицо Тома уткнулось во что-то твердое.

— Палача… здесь нет, — сумел пробормотать Том.

— А я и не палач. — Мужчина поднял большой, с двумя рукоятками резак. — Я зарабатываю на жизнь резьбой по камню.

Резак начал потрескивать, оживая.

— Пожалуйста!

— Мне приказали это сделать, сынок. Резко запахло озоном.

— Не надо!

Прикосновение к коже. Щекотно же!..

А потом огненное лезвие вонзилось в предплечье Тома, прямо над левым локтем, и его, кроме боли, сковал смертный ужас. Плечо уже горело, а Том еще пытался пнуть застывшую фигуру палача-любителя.

Было слишком поздно. Уже пузырился и шипел человеческий жир. Зловоние горящей плоти родило в памяти воспоминания о смерти Пилота. Сейчас тоже была непередаваемо жгучая боль, но теперь это была его боль.

Том пронзительно кричал, пока огненное лезвие прожигало кость. А потом на него опустилась кровавая темнота, и он провалился в небытие.

Плечо горело.

Оно горело в течение многих и многих дней.

Снова и снова Том мысленно погружался в черную бездну, переполненную ужасом и болью. Снова и снова в нем жил огонь, приглушенный инъекциями фемтоцитов. Иногда перед Томом возникало эфемерное видение, и он пытался произнести ее имя: «Сильвана». Но всякий раз у видения было лицо отца. Отец качал головой, на его осунувшемся лице выделялись потемневшие от горя глаза, затем языки пламени снова касались плоти Тома, и вновь начиналась агония.

Наконец ему удалось выбраться из тьмы…

Он лежал в комнате, облицованной нефритовыми панелями. Разум его был холоден и ясен.

Когда он смог сесть на удобной кровати, он уже не помнил о снах, полных боли. Он был совершенно голым, однако талисман висел у него на шее. Молочно-белые простыни были прохладными и гладкими.

— О Судьба! — произнес он вслух. — Что за отвратительный кошмар мне приснился.

На него напал приступ смеха, и он не сразу с ним справился.

— Как может присниться такое?

А потом он повернул голову и увидел на месте левой руки короткую культю.

Там, где раньше была рука, теперь не было ничего.

Когда он очнулся во второй раз, в ногах на кровати лежала свежая одежда.

Ливрея была черной с бежевым — цвета его новых владельцев. К ливрее прилагались черные ботинки и отороченные золотом брюки, а также черная безрукавка и бежевая рубашка свободного покроя.

С жестокой предусмотрительностью левый рукав рубашки был отрезан, а место отреза зашито и отделано дорогой тесьмой.

Глава 18

— Ты назначен на постоянное место. Последние семь дней Том находился в ясном сознании.

— Да, господин главный управляющий.

Они стояли у выхода из зала совещаний.

— Стой на месте, — приказал Малкорил. — Сюда идут дворяне.

Коридор впереди был освещен матовым, с перламутровым отблеском, светом. На полу был расстелен роскошный бордовый ковер.

«Всего десять дней, — подумал Том. — Почему я не чувствую боли?»

Озадаченный, он дернул себя за ухо. Ощущение от клипсы было странное, однако раздражения в душе не вызывало. Малкорил носил точно такую же клипсу, в форме рубиновой капельки. И, помнится, такие же идентификаторы носили все взрослые — включая мать и отца — на той страте, где у Тома когда-то был дом…