Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник) Страница 26

Тишина. Нехорошая какая-то тишина. Понимаю, что не слышу стук наших сердец. Да и есть ли у нас вообще эти сердца, отстучали, отбились своё, отлюбили, отстрадали, отсжимались от горя, отразбивались…

Сидим на ящиках вокруг самолёта, кому вообще эта дурная идея пришла в голову… самолёт… ах да, Вера Николаевна… которая с ним хотела разбиться…

Меня осеняет:

– Ну а если не приземляться?

– Гхм… и куда полетим?

– А в небо. Ты, Илюха, в небе был уже, знаешь… как там и что…

– Так я на Плутоне был… на Плутон тоже как-то опускаться надо…

– Ну… ты приземляться не умеешь, а то приплутониваться, разные всё-таки вещи…

– Там мои парни остались, – говорит Илья, – Лешка, Антоха, Витёк…

– Ну видишь… глядишь, и я своего Андрея в небе встречу…

– И как вы это объясните? – спрашивает шеф.

Я бы тоже у него спросил, как он это объяснит. Я это никак объяснять не собираюсь. Совсем. Вечером уходил, всё нормально было, морг как морг, трупы все по местам, а куда они денутся…

– Ну вы когда это обнаружили? – наседает шеф.

– Да утром сегодня. Прихожу, дверь открываю, как всегда – доброе утро, дамы и господа… смотрю…

– Сколько пропали?

– Трое… три…

– Гхм… ключи ещё есть у кого-нибудь?

– Н-нет.

– Раз дверь открыта была, значит, есть. Думать надо было… думать… это мы не любим, думать, нам бы только денежки получать, за вредность, за полезность…

Молчу. Мысленно материализую в руках ружьё, выпускаю в шефа обойму.

– Организации сатанистов в городе есть? – спрашивает шеф, смотрит на меня так, будто я все их наперечёт знаю. И в них во всех участвую, как смена закончится, так бегом на кладбище: сатана, помоги мне в безмерной беде…

– Хотя бы список пропавших есть?

– Есть, – киваю, обрадованный, что хоть что-то у меня есть, – вот… Краськов Илья Игоревич, семьдесят восемь лет ему было… лётчик-космонавт…

– Ма, а вон самолёт!

– Где самолёт!?

– А вон, летит… над лесом…

– Да не вижу я там никакого самолёта… куд-да в лужу полез, тебе миллион раз объяснять надо?

– Ма, да вон же, самолёт!

– Да нет там никакого самолёта, в лужу не лезь, ком-му сказала!

– Да оставь его, Люда, играют дети…

Поднимаемся. Выше, выше. Небо давит на голову. Думал, будет хуже. Терпимо. Ловлю себя на том, что мне не так уж и плохо. Пожалуй, первый раз за всё время чувствую себя хорошо.

Оказывается, не всё я знаю про мутации. Оказывается, недооценил то, что со мной происходит. Всё не так страшно, это не смерть, неправильно врач сказал, это не смерть, это начало новой жизни. Жизни в новом теле, какое оно у меня будет, руки как крылья, хвост…

Илья выхаркивает из себя синюю поросль. Теперь не поймёшь, где Илья, где поросль, всё одно, единое целое, какой-то новый сверхорганизм…

Приём, приём… слышу! Ага, парни, слышу! Лёш, ты, что ли? Ты чего там жуёшь, ты прожуйся сначала, потом говори! А-а, это поросль…

Не понимаю. Вроде бы Илья сидит без наушников, закрыл глаза, не видит, куда ведёт самолёт, слушает что-то, как будто – собственный внутренний голос…

– Чего там? – спрашиваю.

Да парни мои… ничего они не умерли, на Плутоне обосновались… с порослью этой породнились… у них там сверхцивилизация целая, чего только не умеют… а я, идиотище, боялся…

Киваю. На Плутон так на Плутон. Один хрен приземлиться не сможем, может, хоть приплутониться получится…

Оборачиваюсь, только сейчас вижу ещё одного пассажира за спиной. Ёкает сердце, это что-то новенькое, не помню, чтобы он в самолёт заходил…

– Вы… вам что?

– А мне Веру.

Вера Николаевна оборачивается, смотрит на сидящего сзади, узнаёт и не узнаёт…

– Андрей!

– Уважаемые пассажиры, просьба пристегнуть ремни, до посадки на Плутон осталось…

…разбился самолёт Цетус, погибли все пассажиры, причина крушения – неисправность топливного бака, по предварительным данным…

2013 г.

Лампа

Лампа, конечно, та ещё сука.

Ну не сука она, конечно, а Лампа… ну, как бы это сказать…

Просто не люблю я таких. Очень не люблю. Вон она, сидит перед нами, сверкает, вся из себя, в красном платье, сидит перед чашечкой кофе, рассуждает:

– Я, девочки, знаю, что стану звездой. И если я чего-то хочу, девочки, я этого добьюсь. Я такая…

Вот я таких не люблю. Вот таких. Нет, я всё понимаю, не такие в наше время просто не выживают. Которые не светятся. Которые локтями не расталкивают. Которые глотки не рвут. Которые не заявляют с важным видом:

– Если я чего-то хочу… будет по-моему.

Вы на неё только посмотрите. Вот спросите меня, вот когда она к нам в контору пришла? А я вам скажу. Месяц назад. Начинала с фойе, где всякие посылки-подарки разбирают. А сейчас она где? Не знаете? А я вам скажу. В кабинете начальницы, вот она сейчас где.

И за какие такие заслуги?

А ни за какие. Она светится, а мы нет.

Нет, я не завидую, вы не думайте, завидовать вообще нехорошо, знаю я. Ну должна же быть какая-то справедливость, в самом-то деле. Тут десять лет в конторе пашешь, как проклятая, и с места со своего не сдвинешься. Попробуй, напиши что не так, закорючку не так поставь, так тебя отчитают, будто невесть что натворила, контору сожгла. А эта Лампа вчера в полдвенадцатого на работу припёрлась, глазоньки невинные состроила, и всё, и только что по головке её не погладили.

Ну да. Может, оно так и надо. Ты, главное, свети, и всё тебе с рук сойдёт. Только не умею я светить. Не приучена.

И Лампа, сияющая, в кабинет вваливается, пристраивается за чашечкой кофе.

– Ну что, девоньки, соскучились?

Пожимаю плечами. Так и хочется сказать: без вас не скучали.

– Что-то вы невесёлые какие-то, а? Ты гляди, на обиженных воду возят!

Сжимаю губы. Будешь тут весёлая… ты бы так, голуба, над цифрами посидела, свихнулась бы. Нет, я всё понимаю, это каждый из нас думает, что его работа самая что ни на есть важная, а остальные ничего не делают. Синдром офисного работника называется. Или я не помню, как.

И всё-таки… почему одним всё, другим ничего?

– Ой, девочки, а я на кастинге была, там в звёзды принимают. Вы прикиньте, я ещё опоздала, там очередища огромная, мне говорят, просили не занимать. Ну я же знаю, если я чего-то хочу, я этого добьюсь. Села такая в уголке, типа я просто посмотреть…

Смотрю на неё. Многозначительно. Голуба, ты что, не въехала, что ли, что нам работать надо? нет, не въехала голуба, трещит без умолку, вся из себя на своей волне. Рявкнуть бы на неё как следует: пошла вон, мешаешь, да где мне… не так воспитана, вечно всего боюсь.

– А девчонки на кастинге боятся все, а мне чего бояться, я в жизни вообще ничего не боюсь. Тут ведущий выходит, говорит – следующая! Девки сидят, шелохнуться не смеют, ну чего они телятся, чего телятся? Ну я вошла. Вот так. Они и не пикнули даже, видят, что я этого достойна…