Джордж Мартин - Туз в трудном положении Страница 27

– Я сказал то, что было необходимо, миз Моргенштерн. От себя лично я выскажу надежду, что вы в ближайшее время начнете лечиться. Вы слишком талантливы, чтобы все потерять из-за болезненного пристрастия.

– Пристрастия?!

Она едва смогла произнести это слово.

– Болезненное пристрастие к страху. К адреналину, к восторгу от того, что вы – центральная фигура в огромной, темной и пугающей тайне. Пагубные привычки – болезнь восьмидесятых, Сара. Прощайте.

Она услышала щелчок – и молчание прерванной связи. Ей представились руки Брейдена Даллеса, уже доведенные до бело-розового блеска, умывающие себя прямо в воздухе.

Она отшвырнула телефон к стене и встала с кровати, чтобы одеться. Она чувствовала себя разбитой фарфоровой куклой. Казалось, достаточно одного движения, одного неловкого вдоха – и она осколками осыплется на ковер.

9.00

Тах с почти стыдливым удовольствием отметил, что даже в присутствии главных величин страны он продолжает интересовать средства массовой информации.

Тонкие намеки, которые они с Джеком делали накануне, принесли свои плоды. Репортеры толкались и сновали туда-сюда, проверяли работу микрофонов и камер. Джек великолепно срежиссировал все мероприятие, выбрав столик у невысокой стенки, отделявший кафе от собственно внутреннего дворика. Какой-то ассистент включил прожектор, залив светловолосого туза светом. Джек сощурился и притенил глаза ладонью.

– Тяжелая ночь? – осведомился Тах, усаживаясь напротив Джека.

Он говорил очень негромко, чтобы избежать пенопластовых фаллосов, которые уже наставляли на них репортеры.

– Просто поздняя. Решали вопрос по правилу Девять-це, регулирующему распределение делегатов, предварительно обязавшихся…

– Джек, избавь меня от скучных подробностей. Мы выиграли?

– Да, благодаря мне. И поэтому смогли отстоять калифорнийскую делегацию. – Джек сделал глоток кофе и закурил. – Ты знаешь, как мы сыграем эту сцену?

– Нет.

– Чудесно! – кисло отметил он.

Тахион чуть улыбнулся.

– А что, если я просто обогну столик и крепко тебя облобызаю?

– Я тебя убью.

Тах тоже притенил глаза рукой и обвел взглядом толпу, отметив присутствие Брокау и Дональдсона. Соколица, которая неизменно умела эффектно обставить свое появление, слетела вниз с десятого этажа. Взмахи огромных крыльев разворошили листочки меню и испортили тщательно уложенные прически.

Тах мысленно связался с ней.

«Доброе утро, милая. Готова нам подыгрывать?»

«Всегда готова, милый мой Тахи».

– Мистер Браун, Доктор! Разве не странно видеть вас вместе за завтраком? – громко вопросила Соколица.

– Почему это? – бесстрастно поинтересовался Тахион.

Сэм Дональдсон принял подачу и выпалил в своей отрывистой манере:

– Ваша взаимная антипатия всем известна. В интервью, которое вы в семьдесят втором году дали журналу «Тайм», вы назвали Джека Брауна величайшим предателем за всю историю Америки.

Джек напрягся и с силой затушил свой «Кэмел». Тахион на секунду пожалел своего собеседника из-за того, что ему предстоит перенести.

– Мистер Дональдсон, вы могли бы заметить, что это интервью было дано шестнадцать лет назад. Люди меняются. Они учатся прощать.

– Значит, вы простили мистеру Брауну пятидесятый год?

– Да.

– А вы, мистер Браун? – выкрикнул свой вопрос Бакли из «Нью-Йорк таймс».

– Мне нечего прощать. У меня есть только сожаления. То, что произошло в пятидесятом, было фарсом. Я вижу, что он начинает повторяться, – и я здесь для того, чтобы высказать предостережение. У нас с доктором Тахионом не только общее прошлое. Нас объединяет наше восхищение Грегом Хартманном.

– Ваше примирение устроил сенатор?

– Только с помощью собственного примера, – ответил Тах. – Это он стоял за мировым турне ВОЗ для проверки того, как живут дикие карты по всему миру. Сенатор очень убедительно говорил о примирении и исцелении старых ран. – Тах посмотрел на Джека. – Наверное, мы оба приняли этот урок серьезно.

– И у нас есть еще нечто общее, – добавил Джек. – Я – дикая карта. Одна из первых. Доктор Тахион уже сорок два года работает с жертвами этого вируса.

Это было приятным преувеличением, но Тах не стал ничего уточнять. Иначе всплыл бы тот факт, что в течение тринадцати лет, с пятидесятого по шестьдесят третий год, Тахион был бесполезным алкашом, бродившим по улицам и сточным канавам Европы и Джокертауна. А причиной его падения и депортации были те самые злополучные слушания КРААД и предательство Джека.

– …и нам не нравится то, что происходит в стране. Ненависть вернулась – и нас это пугает.

Тахион заставил себя вынырнуть из воспоминаний.

– Значит, вы обвиняете преподобного Барнета в разжигании пламени ненависти и нетерпимости? – спросил серьезный молодой человек из Си-би-эс.

– Я считаю, что Лео Барнет руководствуется принципами – такими, какими он их видит. Но то же самое делал в Сирии Нур аль-Алла, и в этой злосчастной стране я видел, как ни в чем не повинных джокеров побивали камнями на улицах. Неужели мы хотим перенести такие страдания в нашу страну? – Тах покачал головой. – Не думаю. Грег Хартманн…

– Тайный туз и убийца, – раздался из толпы пронзительный голос.

Люди отпрянули в стороны: отражающееся на узком лице Сары безумие отталкивало. Тахион привстал.

– Вот дерьмо! – проворчал Джек.

– Что вы станете делать, доктор Тахион? Он один из ваших. Один из пасынков дьявола. Только вы можете его остановить!

Слова Сары становились невнятными из-за слез.

– Сделай что-нибудь! Возьми ее под контроль! Предприми что-то! – прошептал Джек.

«И только ухудшить и без того отвратительную ситуацию?» – с горечью ответил он тузу телепатически.

Толпа репортеров развернулась к женщине, словно свора почуявших кровь гончих. Она побледнела и попятилась.

– Мисс Моргенштерн! На каких… А у вас… Улики… «Пост…»

Крики становились все громче. Для перенапряженных нервов Тахиона они словно обрели физическую форму – превратились в волну, готовую вот-вот обрушиться на хрупкую фигурку.

Сара стремительно развернулась и исчезла в толпе заинтересованных зевак. Тахион посмотрел на жадные любопытные лица репортеров – и склонил голову. Им придется что-то скормить.

«Матерь моей матери, простите меня!» – вознес он молитву – и отдал Сару на растерзание.

– Эта несчастная девушка плохо переносит стрессы! – объявил он ясным и громким голосом. – Вчерашние разоблачения относительно нее и сенатора Хартманна…

– Значит, между ними была связь? – тут же спросил Дональдсон.

– Нет. Девочка влюбилась в сенатора и не смогла вынести его упорных отказов. Думаю, она разрывается между любовью к нему и желанием отомстить. Вы помните, как говорится: «Нет ничего страшнее отвергнутой женщины».