Клиффорд Саймак - Доставка удостоенных Страница 27

- Это дикие яблони, - донесся до него голос Мэри. - Розовым цветут дикие яблони.

Этот мир был напоен ощущением свежести, словно ему было не более минуты от роду - омытый весенним дождем, высушенный и расчесанный ласковым ветерком, отполированный до блеска нежными солнечными лучами мир.

И больше ничего - только покрытый миллионами цветов зеленый луг, сверкающий на лугу ручей и розовое сияние цветущих яблонь на вершине холма. "Этот мир прост и незамысловат, но ничего иного от него и не требуется, - подумал Лэнсинг, - этого больше чем достаточно".

Отвернувшись от глазка, Лэнсинг взглянул на Мэри.

- Это чудесно.

- Я тоже так думаю, - подхватил Пастор. Впервые со времени знакомства с ним Лэнсинг увидел, что уголки рта этого человека не изогнулись книзу в гримасе неудовольствия. Его вечно тревожное озадаченное лицо наконец-то разгладилось и осветилось покоем.

- Вот в некоторых других, - содрогнувшись, произнес Пастор, - вот там... А сей...

Теперь Лэнсинг обратил свое внимание на дверь, в которой был сделан глазок, и увидел, что она несколько больше обычных дверей и сделана из чего-то наподобие прочного металла. Петли были сделаны так, чтобы дверь открывалась наружу, в иной мир, и прочно застрахована от случайного открывания мощными засовами, неколебимо покоившимися на своих местах. Удерживались засовы укрепленными в стене дополнительными болтами.

- Это лишь один из миров, - сказал Лэнсинг. - А каковы другие?

- На этот они непохожи, - ответила Мэри. - Пойди да посмотри.

Лэнсинг заглянул в следующий глазок. Там открывался арктический пейзаж: обширное снежное поле, вихрь яростной вьюги. Сквозь кратковременные разрывы в метельной пелене ослепительно проблескивал вознесшийся к небу ледник. Хотя холод сюда и не добирался, но Лэнсинг невольно поежился. Ни единого признака жизни - лишь снежные вихри да сверкание льда.

В третьем глазке он увидел голую каменистую поверхность, местами скрытую под глубоким слоем зыбучего песка. Разбросанные по скале камешки вели себя, как живые - перекатывались и подпрыгивали, увлекаемые вперед силой несущего песок ветра. В нескольких шагах от взора все заволакивала тускло-желтая пелена летящего песка, словно в этом мире не было не только горизонта, но и расстояний.

- Смотри-смотри, - подзадорила переходившая вместе с ним с места на место Мэри.

В следующем глазке был виден дикий, буйствующий жизнью мир - страна влажных джунглей, кишевший плавающими, ползающими и копошащимися жаждущими крови хищниками. На мгновение Лэнсингу даже показалось, что в этой путанице нет отдельных тварей, а лишь яростное, лихорадочное шевеление. Затем он мало-помалу начал различать в этой суете жрущих и пожираемых, сытых и алчущих, охотников и добычу. Такой буйной жизни ему не приходилось видеть ни разу в жизни: деформированные тела, исполинские челюсти, мельтешащие конечности, блестящие клыки, острые когти, сверкающие глаза.

Ощутив боль в сердце и подступающую к горлу тошноту, Лэнсинг отвернулся от окошка, утер взмокший лоб, будто стирал с лица замаравшие его ненависть и отвращение.

- Я не могла смотреть. Бросила туда лишь мимолетный взгляд.

Лэнсинг ощутил, что покрывается гусиной кожей, а его самого тянет съежиться, стать крохотным и незаметным.

- Забудь об этом, - сказала Мэри. - Будто ничего и не видел. Это я виновата: надо было предупредить.

- А что в остальных? Так же скверно?

- Нет, этот - хуже всех.

- Вы только поглядите! - воскликнул Генерал. - Ни разу в жизни не видел ничего подобного. - И отошел в сторону, чтобы Лэнсинг мог заглянуть в глазок. Местность была очень неровной, не было ни одной плоской площадки, и лишь через несколько секунд до Лэнсинга дошло, почему: вся поверхность земли - если только таковая имелась - была покрыта стоящими вплотную одна к другой пирамидками высотой примерно до пояса. Определить, являли собой эти пирамиды поверхность грунта, или зачем-то поставлены здесь каким-то деятелем, было совершенно невозможно. Вершины пирамид были заострены, и всякий пришелец, попытавшийся прорваться сквозь их строй, имел блестящую возможность усесться на кол.

- Должен признать, - заявил Генерал, - что это самые великолепные заграждения из всех, какие я видел. Перебраться через них будет трудновато даже на танке.

- Так вы думаете, что это фортификационные сооружения? - уточнила Мэри.

- Не исключено, но не пойму, зачем они тут. Здесь нет никакой твердыни, которую следовало бы оборонять.

И это действительно было так: поле пирамид простиралось до самого горизонта; там не было ничего, кроме них.

- По-моему, мы так никогда и не узнаем, что же это такое на самом деле, - сказал Лэнсинг.

- Узнать можно, - подал голос стоявший позади Пастор. - Надо отодвинуть засовы, открыть дверь и зайти в...

- Нет, - решительно оборвал его Генерал, - вот как раз этого мы и не можем себе позволить. Эти двери могут оказаться ловушками. Откроешь дверь, сделаешь шаг через порог, и обнаружишь, что нет больше ни двери, ни порога, а ты уже там, откуда нет возврата.

- Вы не верите ни во что, - буркнул Пастор. - Всюду видите только ловушки.

- Это воинская выучка, не раз сослужившая мне добрую службу и спасшая меня от множества глупых шагов.

- Остался еще один мир, - сообщила Лэнсингу Мэри, - и это печальнейшее зрелище на свете. Не спрашивай, почему. Просто так, и все.

Мир действительно был печален. Прижав лицо к смотровому окошку, Лэнсинг увидел сумрачную лесистую лощину. Деревья, росшие на склонах окаймлявших ее холмов, были угловатыми и покореженными. Эти кривые деревья напоминали ковыляющих древних старцев, хотя в этом мире не шевелилось ничто - не было даже играющего листвой ветерка. "Быть может, - подумал Лэнсинг, - в том-то и состоит печаль: быть навечно скованным в мучительном движении". Среди деревьев там и тут виднелись утонувшие глубоко в земле замшелые валуны, а еще Лэнсинг догадывался, что по дну рассекавшего склон глубокого оврага должен бежать поток - но вряд ли его воды весело журчат. И все-таки Эдуарду никак не удавалось докопаться до причины печали - ну да, это унылое зрелище, подобный вид не может не внушать тоску, но откуда взялась печаль?

Отвернувшись от глазка, он взглянул на Мэри, но та лишь покачала головой.

- Не спрашивай. Я и сама не пойму.

16

Костер они развели ради тепла и уюта: солнце уже закатилось, и внутри здания стало довольно зябко. Теперь же они расселись вокруг костра и повели беседу.

- Я бы предположил, - начал Генерал, - что двери могут содержать в себе разгадку причины нашего прибытия, но мне это кажется маловероятным.

- Мне совершенно ясно, - заметил Пастор, - что двери ведут в иные миры. Если мы попытаемся войти в них...