Алан Фостер - Чужой - 3 Страница 27

– Еще немного, Бишоп, - настаивала Рипли.

Она попыталась слегка повысить напряжение, но это привело лишь к тому, что его глаз широко открылся, и она поспешно вернулась к прежнему уровню.

– Ты знаешь, о чем спрашиваю. Не зарегистрировано ли на "Сулако" присутствие еще кого-нибудь, кроме четверых, выживших после Ахеронта? На борту был чужой? Бишоп!

Ничего. Она подрегулировала подключения, слегка подтолкнула контрольные устройства. Глаз завращался.

– Я все еще здесь. Ответ тоже. Требуется все больше и больше времени для получения результата. Вот ответ на ваш вопрос. Да.

Рипли глубоко вздохнула. Ей показалось, что стены рабочей комнаты сблизились. Нельзя сказать, чтобы она чувствовала себя в безопасности внутри лазарета. Она уже давно и нигде не чувствовала себя в безопасности.

– Он остался на "Сулако" или прилетел с нами на АСК?

– Он все время был с нами.

Ее голос напрягся:

– Компания знает?

– Компания знает все, что произошло на корабле с момента, когда последний покинул Землю и до сегодняшнего дня, если только он сохранился до этого времени. Информация поступает в центральный компьютер и передается в Сеть.

Ощущение безысходности навалилось на нее. Она уже однажды пыталась бороться с Компанией и видела, как та реагировала на это. Любой здравый смысл или гуманность, которыми обладала эта безликая организация, подавлялись всемогущей алчностью. Далеко на Земле люди могут стареть и умирать, заменяясь новым персоналом, новыми руководителями. Но Компания бессмертна. Она будет существовать и действовать. Рипли сомневалась, что время накладывает какой-либо отпечаток на ее политику, не говоря о моральном облике. По крайней мере, у нее не было возможности убедиться в обратном.

– Они все еще хотят заполучить чужого?

– Я не знаю. Скрытые директивы компании не являются частью моей программы. И, думаю, что не были. Хотя не уверен. Я чувствую себя не очень хорошо.

– Бишоп, сделай одолжение: осмотри все вокруг. Она подождала, пока он выполнит просьбу.

– Извините, - сказал он в конце концов. - Здесь сейчас ничего нет. Но это не означает, что никогда не было. Я не могу долго проходить по секторам, где такая информация может храниться. Я бы оказал вам большую помощь, но в моем нынешнем состоянии это очень трудно.

– Чепуха. Твоя личная программа еще функционирует.

Она дотронулась до участка на его черепе.

– А здесь еще много чего осталось от Бишопа. Я сохраню твою программу. Если я вообще выберусь отсюда, ты будешь вместе со мной. Они смогут снова тебя подключить.

– Как вы собираетесь сохранить мою личность? Скопировать в стандартную память на микросхемах? Я знаю, что это такое. Никаких сенсорных входов, никаких выходов для осязания. Нет уж, спасибо. Я лучше умру, чем буду психом.

– Тебе незачем быть психом, Бишоп. Ты слишком сильный для этого.

– Я? Я силен настолько, насколько позволяют мне это мое тело и моя программа. Первого уже нет, вторая тоже выдыхается. Лучше я буду целостной памятью, чем расчлененной реальностью. Я устал. Все выходит из строя. Сделайте одолжение, отключите меня. Может быть, меня возможно обновить, поместив в новое тело, но возможны повреждения и потеря личности. Я никогда не смогу быть прежним и ничего не смогу с этим поделать. Вы понимаете, что это значит, стать хуже, чем ты был. Нет, спасибо. Лучше уж ничего.

Она заколебалась.

– Ты уверен в этом?

– Сделайте это для меня, Рипли. Вы же передо мной в долгу.

– Я ничего тебе не должна, Бишоп. Ты всего-навсего машина.

– Я спас вас и девочку на Ахеронте. Сделайте это для меня.., как друг. Она неохотно кивнула. Глаз последний раз моргнул и умиротворенно закрылся. Никакой реакции, никакого шипения не было, когда она вытаскивала проводки. И снова на столе лежала недвижимая голова.

– Прости, Бишоп, но ты, как старый калькулятор. Привычный и удобный. Если тебя смогут восстановить, я прослежу за этим процессом. Если нет, то спи спокойно, я не знаю, как там спят андроиды, и попытайся не видеть снов. Если получится, я вернусь к тебе позже.

И тут она посмотрела на дальнюю стенку. Там висела единственная голограмма. На ней был изображен маленький домик, крытый соломой, примостившийся среди зеленых деревьев и кустарников. Перед ним струился кристально чистый голубой поток, в котором отражались облака. Пока она смотрела, небо потемнело и над домиком вспыхнул бриллиантовый закат.

Ее пальцы передвигались по столу, пока не сомкнулись на прецизионном экстракторе. Она швырнула его со всей силой, на которую была способна, с криком отчаяния и гнева. Невыносимо фальшивое идиллическое изображение разлетелось на множество блестящих осколков.

Кровь на лице и одежде Голика в основном подсохла, но все-таки кое-где еще капала, пачкая стол в обеденном зале. Он ел спокойно, подцепляя ложкой рассыпчатую кашу. Он оторвался от этого занятия лишь раз, чтобы подсыпать немного сахара. Он уставился в свою тарелку, но совершенно не видел ее. Он был весь поглощен своими мыслями.

С грудой тарелок вошел дежурный повар по имени Эрик. Подойдя к первому столу, он посмотрел на Голика и остановился. И оторопел. К счастью, тарелки были небьющимися. На Фиорине было трудно раздобыть новую посуду.

– Голик, - в конце концов пробормотал он. Заключенный, сидевший за столом, даже не взглянул на него, продолжая есть.

Грохот падающей посуды привлек внимание остальных: Диллона, Андруза, Эрона, Морса и заключенного по имени Артур. Они тоже уставились, как и обалдевший повар, на видение, одиноко сидевшее за столом.

В конце концов Голик заметил это. Он посмотрел на них и улыбнулся.

Безучастно.

Рипли была одна в лазарете, когда его привели туда. Она молча посмотрела на Диллона, Андруза, Эрона и Клеменза, которые затащили Голика в смирительной рубашке и положили его на кровать. Его лицо и волосы были в крови, его глаза находились в непрерывном движении, по очереди проверяя вентиляционные отверстия, потолок и дверь.

Клеменз, как мог, пытался его отмыть, используя мягкие полотенца, растворители и дезинфицирующие вещества. Казалось, что Голик находится в более ужасном состоянии, чем было на самом деле. По крайней мере, физически. Андруз, Эрон и Диллон привязали его к кровати. Рта ему никто не затыкал.

– Ладно, не слушайте меня. Не верьте мне. Это не имеет значения. Теперь ничто не имеет значения. Все ваши набожные задницы погибнут. Зверь восстал и пожирает человеческую плоть. Никто не сможет его остановить. Час настал.

Он отвернулся от старшего офицера, уставившись вверх.

– Я видел его. Он глядел на меня. У него нет глаз, но он глядел на меня.