Дин Кунц - «Если», 1994 № 03 Страница 27

В общем-то, Бронвен еще повезло. Ее купили для царского дворца, но не для гарема, а для того, чтобы Хирам мог предоставлять ее своим гостям — тем, кому он оказывал особое внимание. Мужчины редко бывали умышленно жестоки с ней, а боль, которая никогда не исчезала, объяснялась ее положением — положением пленницы у чужаков.

Это, и еще дети. За годы на чужбине Бронвен родила четверых, но двое из них умерли в младенчестве, — не такая уж плохая статистика по тем временам, особенно если учесть, что она сохранила и зубы, и здоровье. Двое выживших были пока малы. Девочка, скорее всего, также станет наложницей, когда достигнет половой зрелости, если ее не отправят в публичный дом. Мальчика в этом возрасте, вероятно, кастрируют: воспитанный при дворе, он мог пригодиться в качестве прислуги в гареме.

Что же касается Бронвен, то когда она подурнеет, ее определят на работу. Не обученная никакому ремеслу — например, ткачеству, — она, скорее всего, закончит свои дни посудомойкой или где-нибудь на мукомольне.

Все эти горькие подробности Эверарду пришлось выуживать из нее одну за другой. Она не жаловалась и не просила о помощи. Такая уж у нее судьба, ничего тут не поделаешь. Ему вспомнилась строчка, которую через несколько столетий напишет Фукидид о гибельной афинской военной экспедиции, последние участники которой провели остаток своих дней в копях Сицилии: «Свершив, что мужчины могли, они терпеливо переносили то, что положено перенести».

О себе он рассказывал немного. Едва он уклонился от встречи с одним кельтом, ему тут же навязали другого, и он чувствовал, что лучше будет попридержать язык.

В конце концов, Бронвен немного повеселела, раскраснелась, и подняв на него взгляд, произнесла слегка заплетающимся языком.

— О, Эборикс… — Дальше он ничего не разобрал.

— Боюсь, мой диалект слишком сильно отличается от твоего, милая, — сказал он.

Она вновь перешла на пунический:

— Эборикс, это так великодушно со стороны Ашерат, что она привела меня к тебе, сколько бы времени она мне ни даровала. Как чудесно… А теперь, мой милый повелитель, приди ко мне и позволь твоей служанке также доставить тебе немного удовольствия… — Она поднялась, обошла вокруг стола и устроилась, мягкая, теплая, у него на коленях.

Эверард уже успел посоветоваться со своей совестью. Если он не сделает того, чего от него ожидают, слух об этом непременно дойдет до царских ушей. Хирам может обидеться — или заинтересоваться, что уже не так с его гостем. Бронвен тоже обидится, и возможно, у нее будут из-за него неприятности. Кроме того, она красива, привлекательна, а он так давно не был с женщиной.

И он привлек Бронвен к себе.

Умная, внимательная, чувственная, она прекрасно знала, что делать. Ее страсть не была фальшивой. Что ж, возможно, он оказался первым, кто когда-либо пытался доставить удовольствие ей. Когда они отдыхали, она судорожно прошептала ему на ухо:

— Я… я не рожала… вот уже три года. О, как я молю, чтобы богиня открыла мое лоно для тебя, Эборикс…

Он не стал напоминать ей, что все ее дети будут рабами.

А перед тем, как они уснули, она пробормотала нечто такое, о чем, подумал Эверард, она вполне могла и не проговориться, если бы не вино и не усталость:

— Мы были сегодня одной плотью, мой повелитель. Но знай: мне известно, что мы не из одного народа.

— Что? — Его пронзил холод. Он рывком сел, но она сразу прижалась к нему и обняла.

— Ложись, сердце мое. Никогда, никогда я тебя не выдам. Но… я помню свой дом, помню множество мелочей и не верю, что горные гэлы так уж отличаются от гэлов, которые живут у моря… Успокойся, твоей тайне ничто не угрожает. Почему Бронвен, дочь Браннока, должна выдать единственного человека, который впервые проявил о ней заботу? Спи, моя безымянная любовь, крепко спи в моих объятьях.

На рассвете, в извинениях и лести, Эверарда разбудил слуга и увел его в горячую баню. Мыла пока еще не придумали, однако губка и пемза оттерли коску патрульного от грязи, а затем слуга сделал ему массаж с втиранием ароматного масла и побрил. А тем временем Эверард размышлял о предстоящем расследовании. Юный плут Пум не соврал: его связи «доходили до дворца» — правда только до дворцовой кухни. Он назвал патрульному имя служанки, которая могла бы быть полезной.

После утренних процедур Эверард присоединился к начальникам охраны — для скромного завтрака и оживленной беседы.

— Я сегодня свободен, — сказал один из них. — Не хотите ли, чтобы я свозил вас в Усу, друг Эборикс? Я мог бы показать вам город. А затем, если будет еще светло, мы прокатимся по окрестностям. — Эверард так и не понял, имелась ли в виду ослиная спина или более быстрая, хотя и менее удобная боевая колесница. Лошади в ту эпоху, как правило, слишком ценились, чтобы использовать их для чего-либо, кроме сражений и парадных выездов.

— Благодарю вас, — ответил патрульный. — Однако сначала мне нужно повидаться с женщиной по имени Сараи. Она работает где-то на кухне.

Офицер поднял брови.

— Ну-ну, — ухмыльнулся тириец. — Северяне, что, предпочитают царским избранницам простых служанок?

Эверард выпрямился, бросил на своего собеседника холодный взгляд и проговорил:

— По повелению царя я провожу дознание, но суть его никого не касается. Я выразился вполне ясно?

— О да, безусловно. Подождите, я разыщу кого-нибудь, кто знает, где она. — Стражник поднялся со скамьи.

Эверарда провели в другую комнату, и на несколько минут он остался один. Он провел их, анализируя охватившее его ощущение, что надо спешить. Теоретически у него было столько времени, сколько нужно: в случае необходимости он всегда мог вернуться назад. На практике, однако, это предполагало огромный риск, приемлемый только в самом крайнем случае. Помимо того, что создавалась временная петля, которая могла выйти из-под контроля, существовала и возможность иного развития земных событий. И чем дольше длилась операция, тем выше становилась вероятность изменений. Кроме того, ему не давало покоя желание поскорей разделаться с этой работой, довести ее до конца и закрепить существование породившего его мира.

Приземистая фигура раздвинула входные занавеси. Женщина опустилась перед ним на колени.

— Смиренно ожидаю приказаний повелителя, — сказала она дрожащим голосом.

— Ты Сараи? Поднимись, — произнес Эверард. — И успокойся. Я всего лишь хочу задать тебе два-три вопроса.

Она заморгала и покраснела до кончика своего длинного носа.

— Что бы ни приказал мой повелитель, я постараюсь исполнить его волю.

— Успокойся, — повторил он. — Мне нужно, чтобы мысли твои ничто не сковывало. По поручению царя я ищу сведения о людях, которые когда-то гостили у его отца, в конце правления достославного Абибаала.