Тимур Свиридов - Агент Омега-корпуса Страница 27

— У моих было правило, — помолчав, ответил Аркл, ненавидели насилие.

«Странно, — подумал Моросанов, — почему он говорит о своей цивилизации в прошедшем времени?» — У вас не так, — продолжал уирд. — Вы, люди, догоняете или убегаете, боитесь или вызываете страх, бьете или получаете удары.

— Аркл, — тотчас откликнулся Илья, — отложим обсуждение людей до более удобного момента. Мне кажется, вы располагаете далеко не полной информацией о нас. Почему вы не хотите прилета спец-К-флота?

— Нужно решить без этого.

— А что бы вы делали, если бы мы случайно не оказались здесь?

В этот момент раздался странный дребезжащий звук.

Все обернулись к Крису. Шанс протянул руку, в которой была карточка Аркла.

Уирд спрыгнул с кресла и подошел к люку.

— Остановитесь! — потребовал он. — Мы у тайника.

Крис посадил «черепаху». На экране видны были потемневшие в сумерках поля песка. Поднявшийся вечерний ветер гнал клубы мелкой песчаной пыли.

— Где? — спросил Крис.

— Вон.

Ветер на мгновение стих, и стала заметна небольшая зона, густо покрытая псевдорастениями. Ариестрянин тронул с места вездеход, и зона приблизилась. Уирд повернулся к Илье и, медленно выговаривая слова, спросил:

— Случайно? Вы говорите, оказались здесь случайно?

Моросанов кивнул.

— Откройте люки и выпустите меня!

Илья переглянулся с Крисом и Хеликсом. Они сразу поняли друг друга: начинать с осложнений с уирдами вряд ли стоило. Только Хеликс, похоже, хотел что-то спросить. Моросанов поднялся, подошел к двери и отворил ее. Аркл легко скользнул по лесенке и, дождавшись, когда Илья открыл внешний люк, выпрыгнул наружу.

За несколько переходов до Черного зала Корбодан неожиданно увидел Четвертого. Тот молча глядел, как к нему приближается новоиспеченный подмастер. На непроницаемом лице верховного Корбодан всегда с трепетом искал признаки неудовольствия, но сейчас не находил их: лицо Мастера было холодно, спокойно и властно. В нем чувствовалась большая сила. Недаром он был правой рукой Великого Демиурга!

Четвертый взглядом дал понять Корбодану, что хочет поговорить. Тот задержал шаги и свернул к Мастеру. Произнеся слова приветствия, при которых тот недовольно сощурился, Корбодан почувствовал, что внутренняя дрожь, мучившая его последний час, стала утихать. Он вдруг понял, что Мастер скажет сейчас ему что-то важное, что поможет в Исповедальне.

— Малыш, — тихо шепнул Мастер, — это испытание, которое ты обязан пройти. Ясно? По сути дела, все уже решено, и это — формальность, но формальность не легкая… И отнюдь не безопасная. Ответь: ты уверен в своей преданности? Он глубоко кольнул взглядом Корбодана.

— Я не лицемер, верховный, — так же тихо, почти с гордостью прошептал Корбодан. Ласковое обращение «малыш» было необычно и очень приятно. Это многое обещало.

— Хорошо. Тогда мой совет — спрячь поглубже свои мысли о честолюбии. Пусть останется одна преданность. И когда-нибудь она превратится в любовь к Великому Демиургу. Ты меня понял? — Он не отрываясь глядел на подмастера. По лицу Четвертого не скользнула даже тень, по которой можно было бы догадаться, что удачный исход исповеди что-то значит для Мастера. Однако Корбодан чувствовал это всем своим существом.

— Верховный… — Корбодан изобразил полное смирение, — как мне лучше…

— Я же сказал, пусть будут только две мысли. И еще помни: Великий Демиург, видящий тайное, воздаст явное. — Четвертый развернулся и зашагал прочь.

Подмастеру не оставалось ничего другого, как, призвав на помощь всю свою решительность, двинуться к Черному залу.

Легко сказать: задержи мысль в голове. Одну мысль!

Две минуты, ну, может быть, три это ему удастся. Но ведь исповедь длится гораздо дольше. Сколько? Этого он не знал.

Хотя… Корбодан даже остановился, пораженный догадкой. Ведь Четвертый дал прекрасную идею: думать только о преданности и любви к Великому Демиургу. А преданность и любовь — это разные вещи! Это две, ДВЕ мысли!

Ими можно жонглировать, заменять одну другой, когда первая выдохнется. Так, наверное, можно продержаться очень долго! Подмастер ожил, и шаги его стали увереннее.

«Нет, воистину Четвертый неравнодушен ко мне, — решил Корбодан. — Моя звезда мне помогает!» Настроение поднялось, и он приосанился. Дверь в Исповедальню выросла перед ним — большая, черная. Закутанный в черное охранник, чье лицо невозможно было рассмотреть под темным капюшоном, неторопливо раскрыл створки и пропустил его внутрь.

Здесь было темно, только узкая полоска света из еще не прикрытой двери падала на мозаичный пол и единственное высокое кресло в центре зала. Стены тонули во мраке.

Борясь со страхом, Корбодан дошел до кресла и уселся.

Охранник, прежде чем прикрыть дверь, глянул на него, и подмастер содрогнулся от укола этих глаз, прятавшихся в тени капюшона. Створки закрылись. Он погрузился в неимоверную черноту. Сразу стеснило дыхание, мускулы напряглись. Корбодан стал бороться со своим организмом, чтобы расслабиться. Сердце бешено стучало.

Ничего не происходило. Внезапно его осенила жуткая мысль: а что, если Великий Демиург уже исповедует его?

Тут же, забыв обо всем, он стал фокусировать мысли.

Сконцентрировав их, краем сознания начал проверять свои ощущения. Вокруг стелилась странная колдовская тишина.

И началось!

Стены исчезли, и зал наполнился языками пламени.

Корбодан находился в самом центре жгучего огня, чувствовал страшный опаляющий жар, но не кожей, а как-то иначе, словно бы жгли его другое тело, которое у него тоже было. Корбодан зажмурился — не помогало. Пламя билось со всех сторон, и он отчетливо видел его даже с закрытыми глазами.

Великий Демиург начал свою атаку!

Преданность! Корбодан всего себя вложил в это чувство. Все его мышление подчинено преданности Великому Демиургу. Пусть пылает все вокруг, пусть он, возможно, исчезнет в этом всепроникающем пламени — ничто не отвратит его от того, кто пришел, чтобы воспринять в себя мир.

Появилось ощущение пристального взгляда. Кто-то тяжело копался в его сознании, пытаясь заглянуть в самые потайные уголки души. Преданность! Корбодан давал понять, что это чувство владеет им безраздельно, хотя уже дрогнул внутренне, почувствовав неизмеримую мощь всепроникающего взгляда. Постепенно мысль о преданности слабела, выдыхалась и вот-вот готова была испариться, теснимая клокочущим сумбуром паники, за которым неудержимым потоком могли хлынуть любые чувства. Тогда он постепенно стал переходить на любовь.