Мэрион Брэдли - Ночной пришелец и другие истории Страница 27

— Заберите пациента — из камеры для убийств — и приберите андроида. Пришлите сюда Демеллу, с успокоительным для миссис Колби, — добавил он, взглянув на рыдающую девушку. Он встал из-за стола и, обойдя вокруг тахты, положил руку ей на плечо.

— Мужайтесь, — сказал он. — Я приказал дать вам успокоительное. Сестра отведет вас наверх. Полежите, пока не почувствуете себя лучше, а затем кто-нибудь из персонала вызовет вам такси и поможет добраться домой.

Он кивнул центурианке, вошедшей со стаканом воды и парой капсул; затем он оставил кабинет и спустился в холл к камере для убийств.

Колби расслабленно висел на руках санитаров, его ладони были еще в крови. Он был весь в поту, руки и ноги бессильно свисали, из полуоткрытого рта вырывались слабые всхлипывания. Но его глаза горели живым огнем.

Процедура завершилась успешно. Он полностью очистился от преступных желаний. Он ощущал теперь холод и ясность мыслей, и освобождение. Он был снова здоров душой. Он поднял глаза на Роума, стоявшего перед ним в своем белом костюме. И он сам удивился, насколько умиротворенным был его голос:

— Ну и как, доктор?

— Все прекрасно, мистер Колби. Вскоре вы будете выписаны как прошедший курс лечения, — голос Роума звучал твердо.

Колби оглядел свою испачканную одежду.

— Могу ли я пойти к себе и привести себя в порядок?

— Спустя минуту, мистер Колби, — произнес Роум ровным и спокойным тоном. — А пока проследуйте за мной.

Колби дернулся назад, сопротивляясь, на руках санитаров.

— Что это значит? Куда вы меня тащите? Лечение завершено, не так ли? И я чувствую себя совершенно здоровым…

Роум толкнул дверь; санитары втащили Колби в помещение. Он сразу же понял, куда он попал. Громоздкий, такой реальный и такой старомодный предмет в этом гуманном, лишенным преступлений мире — электрический стул нельзя было спутать ни с чем.

— Ну, не совсем завершено… — мягко произнес Роум, обращаясь к беспомощному Колби. — Убийство, сэр, наказывается смертной казнью. — Он сделал паузу. — Видите ли, ваше лечение еще не совсем завершено. Вы не можете совершить преступление без наказания — ведь именно наказание венчает преступление.

Колби попытался вырваться, собрав все свои силы.

— Но я не… это был только андроид, копия…

Роум подошел к электрическому стулу, опустился на колени и начал закреплять электроды на место.

— Испытание, сэр; испытание нормальности вашей психики. Последнее испытание. Намерение, планирование и способ совершения убийства. Если мы,

— засмеялся он, — выпустим вас без этой заключительной процедуры, у нас не будет уверенности в том, что вы исцелились. Ваш характер потребует от вас совершения новых убийств или у вас разовьется сильный комплекс вины, и в итоге ваше заболевание может усугубиться.

Он поднялся с колен и подошел к рубильнику. Для убийц у нас имеется только один вид процедуры, мистер Колби.

— Но вы не можете поступить так, — закричал Колби, его голос был хриплым и неузнаваемым. — Это был робот… я подписался… это убийство… убийство…

Роум взялся за рубильник.

Доктор мельком взглянул на тело, которое затем вынесли из его кабинета.

— Да, — произнес он, обратившись к миссис Колби после подписания документа, — он умер исцеленным.

Он вручил женщине чек, слегка поклонившись.

— Прошу принять, мадам, я вычел только стоимость робота и текущие расходы.

Она не нашлась, что сказать, и покинула кабинет, тихо попрощавшись. Роум проводил ее полуулыбкой. Затем он выбрал пишущий стержень и сделал запись в медицинском журнале: «Колби, Фрэнк, выписан исцеленным», он взглянул на часы и дописал: «11:52. 5-е эйнштейна 2467 года».

После этого он позвонил по телефону, чтобы передать сообщение полицейским психологам.

Звезды ждут

На одной из вашингтонских улиц есть некое здание, по сравнению с которым Пентагон — просто проходной двор. Я не могу вам даже сообщить, на какой улице оно стоит. Стоит мне сказать адрес, как некое весьма секретное подразделение ФБР окажется у меня за спиной раньше, чем вы успеете произнести слово «безопасность». Итак, на одной из улиц, в одном доме, есть комната, и в этой комнате сплю я.

Меня зовут Девид Редер, у меня степень доктора медицины и ряд других степеней и званий. Если вам уже скучно, потерпите минуту, я уже перехожу к сути.

Началось ЭТО в пятницу вечером. Шел 1964 год. Я стараюсь держаться достаточно близко к действительной дате. Если вы хотите знать более точно, прошло шесть месяцев с того дня, когда Индия закрыла все свои границы. Само собой, вы не могли прочесть об этом в газетах, но если вы в качестве туриста или по служебной надобности находились в это время в Индии, вы помните, в какой спешке вам пришлось выбираться оттуда.

Как я уже сказал, вечером в пятницу в 1964 году, точнее, около половины двенадцатого, внезапно зазвонил телефон. Я выругался, сел, взял трубку и поднес ее к уху. Надо сказать, что к этому дому не подведена линия городской телефонной сети, за исключением специально проложенного секретного кабеля, связывающего меня с Белым Домом, и еще одного — с верхним этажом Пентагона. Телефоны в комнатах дома соединены внутренней проводкой. Их номеров вы не найдете в телефонной книге.

— Редер, — отрывисто сказал я.

Я сразу же узнал голос, ответивший мне. Вы бы тоже узнали его, вы слышали его довольно часто в телерепортажах с заседаний Сената.

— Спускайся ко мне, Док, и поскорее. Фландерс болен!

Я даже не стал тратить времени на ответ. Я бросил трубку, сунул ноги в ботинки, надел брюки поверх пижамы, схватил чемоданчик и кинулся вниз по лестнице.

Комната сенатора расположена на втором этаже. Я увидел пробивающуюся полоску света из-под двери, и услышал голоса, доносившиеся изнутри. Я толкнул дверь, она не была закрыта на замок.

— Вот и Док! — произнес кто-то, пока я протискивался сквозь толпу.

Сенатор сидел на краю постели в расстегнутой пижаме, а вокруг него сгрудились несколько мужчин, о которых даже президенту было известно очень мало. В кровати, в которой не так давно отдыхал сенатор, находился другой человек.

Он был полностью одет — носки, пальто, но кто-то снял с него туфли, забрызганные грязью. Его голова была откинута на подушку. С этого расстояния мне было видно, что он не был мертв; его грудь тяжело вздымалась и опадала, и его дыхание казалось тяжелым и затрудненным. Я оттолкнул кого-то из полицейских и взял его вялую руку.

— Что случилось? В чем дело? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. Я не ожидал ответа, но неожиданно получил его от сенатора: