Валентин Иванов - Энергия подвластна нам Страница 27

В первом помещении, слева от прохода, в несколько рядов стоят очень высокие, почти под потолок, резервуары прямоугольной формы. Они соединены толстыми, коленчатыми трубами, изогнутыми в разных направлениях. На потолке на фарфоровых изоляторах подвешена густая кабельная сеть. Последний ряд резервуаров подходит вплотную к стене камеры. Коленчатые хоботы толстых груб подняты и исчезают в стене.

Другая сторона аппаратной несколько свободнее. Здесь приблизительно две трети длины помещения заняты высоким бетонным фундаментом. На сером массиве лежит толстая свинцовая пластинка. Четыре кабеля уходят под помещённые на пластинке стеклянные колпаки. Под прозрачным стеклом – шары и матовые груши на блестящих цоколях, контакты и многосложное переплетение проводов.

Приборы управления сгруппированы у входа в камеру. На стене – длинный белый щит, разделённый на три части. Слева на щите несколько больших дисков со стрелками на циферблатах. Справа – длинная шкала под выпуклым стеклом, а над ней квадратное углубление о частыми концентрическими кругами, рассечёнными двумя взаимно перпендикулярными прямыми.

Середина щита пуста. Её матовая поверхность напоминает неглазурованный фарфор.

Над щитом из стены выступает большой чёрный рупор, обращённый широким раструбом вниз. Второй рупор, длинный и узкий, выходит из-под щита.

Окон в помещении нет и освещение искусственное.

В коридоре перед входом в лабораторию Алексея Фёдоровича ждала женщина в белом халате и белой шапочке. Немного дальше на полу стояли носилки с лежащим на них человеком и возле них – два санитара. Женщина шагнула навстречу Алексею Фёдоровичу. Поздоровались. Она объяснила:

– Наш новый больной, мастер с завода «Молот революции». Саркома в области коленного сустава правой ноги…

Алексей Фёдорович подошёл к носилкам и, нагнувшись к больному, приветливо сказал:

– Добрый день! Мы вас особенно утомлять не будем, наши операции безболезненны. Поднимите носилки, товарищи.

Они прошли через аппаратную, и Алексей Фёдорович) отворил стальную дверь.

В камере просторно и пусто. Сплошные, без окон, стены, пол и потолок покрыты бронёй из серебристого матово-тусклого металла.

У вошедшего в камеру сразу же создаётся отчётливое впечатление глубокой замкнутости, полной изолированности от внешнего мира.

В геометрическом центре камеры на массивной, расширяющейся кверху опоре находится длинный узкий стол. На столе – тугой резиновый тюфяк и белая подушка. С верхней рамы стола почти до пола свисают замшевые ремни с пряжками.

По потолку камеры из аппаратной проходят трубы и кабели. В середине потолка они собираются и исчезают в массивном кубе. Из нижней плоскости куба вы ступает большая воронка, обращённая вниз узкой частью. Её срез, диаметром в три или четыре сантиметра, открывает тёмное, пустое отверстие.

Санитары подняли больного и положили на стол. Сопровождающий врач обнажил его правую ногу.

В относительно ранней стадии убийственная злокачественная опухоль работает невидимо. Внутри каждую секунду, не останавливаясь, непрерывно, хищные клетки саркомы пожирают здоровые, живые ткани. Деятельность врага последовательна и неотвратима. Он ползёт и уничтожает. А снаружи глаз видит красивое, мускулистое, здоровое тело. Жить бы ему да жить!

На белой чистой коже колена синей краской очерчены границы опухоли.

Больной молчал и, видимо, волновался. Алексей Фёдорович сказал ему:

– Мы должны вас тщательно и туго привязать. Видите, сколько ремней?

Больной только сейчас понял назначение длинных полос замши.

– Да вы не беспокойтесь, доктор. Мне бы только ногу сохранить, а лежать я буду спокойненько!

– Конечно, конечно… Я не сомневаюсь в вас. Но уж у нас такой порядок. Вы можете нечаянно изменить положение и это для вас будет нехорошо. Вам разрешается только дышать! – Алексей Фёдорович улыбнулся. – Согласны?

– Соглашусь даже не дышать. Дисциплина. Хоть на куски разрежьте! В цехе будут перестраивать конвейер, и без ноги мне не справиться. Придётся переходить к старикам, в техконтроль.

Врачи кропотливо закрепляли ремни, а заводской мастер отрывисто говорил:

– Ампутация?! Ведь это на войне без ноги остаться… дело другое… а так? ни за что – и вдруг в инвалиды!

Когда все ремни были затянуты, Алексей Фёдорович спросил:

– Ну, как? Постарайтесь-ка пошевелиться!

Больной напряг сильное тело, попробовал сделать движение и одобрил:

– Работа надёжная.

Дежурный врач повернул выключатель и из воронки вниз упал снопик очень яркого света. Алексей Фёдорович, нажимая ногой на педали, менял положение стола. То поворачивая, то поднимая его, он продолжал разговаривать со своим пациентом:

– Сейчас мы все уйдём и оставим вас одного. Но я буду видеть вас и слышать. Вы же будете только слышать мой голос. Если я что-нибудь спрошу у вас, отвечайте.

– Хорошо. А нога останется?

– Останется!

– Честное слово?

– Честное слово!

Стол продолжал передвигаться, пока на обнажённое колено не лёг правильный круг света, падавший из воронки. После этого тело крепко привязанного человека начали покрывать полотнищами из толстой, гибкой ткани. Изолирующая защита была соткана из тончайших волокон того же металла, который служил бронёй для камеры и для аппаратуры атомных реакций. Осталась открытой только часть поражённого саркомой колена. Голову больного покрыли глубокой маской с помещёнными в ней микрофоном и телевизионным передатчиком. Санитары унесли носилки. Алексей Фёдорович вышел последним, закрыл дверь и закрепил её массивными запорами.

Учёный сел в кресло перед пультом управления. Общее освещение аппаратной погасло. Только невидимые лампочки над щитом продолжали гореть, освещая щит и пульт управления. Привычной рукой Алексей Фёдорович нажимал кнопки.

На щите, в середине матового экрана, появилось ярко освещённое лицо больного. Изображение было объёмным, сильно увеличенное лицо казалось висящим в воздухе. Алексей Фёдорович сказал в нижний рупор:

– Вы слышите меня?

Громадное лицо на экране зашевелило губами, и из верхнего рупора ответил громкий голос:

– Слышу!

Женщина-врач, сопровождавшая больного, подошла ближе – рупор передавал дыхание больного.

Алексей Фёдорович потянул на себя до отказа рычаг управления. Сейчас же от высоких резервуаров, заполнявших левую часть аппаратной, донеслось густое жужжание. Звук усилился, и тёмное помещение начало освещаться синеватым сиянием, проникавшим через стеклянные колпаки.

Лицо больного смотрело с экрана с тем особенным выражением, какое может быть у человека в одиночестве, когда он не знает, что за ним наблюдают. Больной явно не отдавал себе отчёта в том, что его видят и слышат. Он слегка поморщился, пошевелил губами, широко открыл рот и длинно, нервно зевнул. Громкий зевок, усиленный рупором, раздался в аппаратной. Было слышно шуршание накрахмаленной наволочки.