Далия Трускиновская - Деревянная грамота Страница 27

- Богдашка хитрый, - одобрительно молвил Семейка. И перевел речь на конюшенные дела.

Авдотьица молилась и ставила свечки довольно долго. Данила с Семейкой устали пялиться издали на церковную дверь. Вдруг она появилась и поспешила к тому двору, куда было доставлено мертвое тело.

Походка у нее была такая, что невысокую девку бы украсила, стремительная, грудью подавшись вперед, голову чуть наклонив, руки, в длинные рукава упрятанные, сложив на груди кулачок к кулачку. Когда же такая колокольня несется, наклонившись, только и мысли - вот-вот грохнется!

Авдотьица подошла к калитке и принялась стучать. Ответил ей лаем кобель. потом, видно, раздался и человеческий голос. Она вступила в переговоры. И, не успел бы Данила "Отче наш" прочесть, как ее и впустили...

- Гляди ты! - обрадовался он. - Нашла-таки зацепку!

- Этой бы девке да ноги покороче...

- Да-а...

Теперь, зная, что Авдотьица занята делом, и они пошли в церковь.

- Долго мне тут торчать-то? - напустился на них извозчик. - Я уж все грехи замолил, сколько их за год накопилось!

- Погоди вопить, свет, не в лесу, - одернул его Семейка. - Вот тебе еще две деньги - мои грехи замаливай.

И отвел Данилу в сторонку.

- Не выглянуть ли? - спросил парень. - Она с того двора выйдет, нас не найдет...

- Девка смышленая, - успокоил Семейка. - Сразу к храму побежит. Где ж мы еще можем быть!

Данила из выданных Башмаковым денег взял полушку, купил свечку и стал искать - кому бы поставить?

В почете тут был образ Николы-угодника. Перед ним не меньше двух десятков огоньков теплилось. Никола ремеслам покровитель, ткачей чтобы призрел и в обиду не давал. Данила решил, что об этом святом и так изрядно

позаботились.

Те образа Богородицы, что тут имелись, тоже были освещены и сверху, и снизу, и лампадками, и свечками. Данила прочитал краткую молитву, но о чем просить Богородицу - пока не знал. Разве о том, чтобы дед Акишев поскорее невесту сговорил?

Невеста-то невеста...

Отогнав совершенно ненужную в храме мысль, Данила поспешил к Спасу Нерукотворному и поставил свечку ему, попросив заодно, чтобы в розыске поспособствовал.

Семейка же все это время провел перед одной иконой, то ли глядя на нее, а то ли не глядя, а просто о своем думая, то ли молитву беззвучно читая, а то ли что иное про себя говоря... Данила присмотрелся - это был образ Алексия, человека Божия, и вряд ли хоть одна московская церковка без него обходилась - на Алексия государевы именины! Зачем Семейка его избрал, и не случайно ли перед ним встал - Данила так и не понял...

Вскоре и Авдотьица появилась.

- Ну, велик Господь! - прошептала. - Пойдем-ка отсюда! Разведала я...

Они втроем вышли на паперть.

- Я тут с бабами потолковала, и сказали мне, что в том дворе недавно женка померла, моих лет, Любавой звали. А взяли ее, сказывали, не из своих, а откуда-то чуть ли не с Таганки. Вот, думаю, того-то мне и нужно. Я побежала, постучала, спросила - не тут ли женка по имели Любава живет? Меня баба из-за забора спрашивает - а какое до нее дело? Я той бабе впусти, мол, что так-то через забор перекрикиваться? Ну, она впустила. Я и говорю - в чуму семья наша, мол, разделилась, мы с матерью и с братцами от греха подальше в самую Казань забежали, а две сестрицы у тетки остались. И вернулись мы год назад, а ни тетки, ни сестриц! И думали мы, что их и на свете нет, а недавно узнали, что одна, Любава-то, жива осталась и замуж выдана то ли в Кадашевскую, то ли в Хамовническую слободу. За ткача, одним словом. Была я в Кадашах, там бабы сказали точно, есть в Хамовниках Любава!

- Ишь ты, как наплела! - восхитился Данила.

- Наше дело такое, - согласилась Авдотьица. - Меня в дом впустили, за стол усадили. Родами-то Любавушка померла, один сыночек остался, вторым не разродилась. Помянули мы ее душеньку. И надо же тому быть - и впрямь она родных в чуму потеряла!

- Лихая ты девка! - похвалил Семейка. - Как же на мертвого парнишечку разговор навела?

- О похоронах расспрашивать принялась - где сестрица, мол, лежит, и с сыночком ли рядышком, и где тут кладбище, и своих ли только хоронят, или чужих тоже... Расспрашиваю, а сама-то думаю, что за стенкой, в какой-нибудь сараюшке, мертвое тело лежит! И привезли его, бедненького, и нет ни матери, ни тетки, чтобы обмыть, убрать, поплакать над ним! .. Авдотьица вздохнула и совершенно неожиданно завершила печальное рассуждение: - А за такие мои страдания неплохо бы и добавить деньги три или четыре!

- Погоди! С чего ты взяла, что ни матери, ни тетки? - не понял Данила. Зачем же его туда доставили?

- Что он хозяевам чужой - это сразу понятно. Бабы в доме бодрые, не заплаканные, и тихо, никто к похоронам и к поминкам не готовится.

- Тебя, девка, в Приказ тайных дел на службу брать пора, - сказал Семейка.

Авдотьица весело на него глянула.

- А что? Порты надену, косу остригу - буду не хуже Данилы. У него вон тоже ни усов, ни бороды! И возьмут меня на государеву службу. Так о чем это я?

- О том, что к похоронам в доме не готовятся, - напомнил уязвленный в лучших чувствах Данила.

О бороде он и не мечтал, борода ему даже не была нужна, в его-то девятнадцать, но вот усы не помешали бы. У ровесника Вани уже выросли светлые, правда, чуть ли не прозрачные, и бородка такая же. Негоже быть женатому человеку без растительности. Может, после свадьбы усы в рост пойдут, думал Данила, может, одно с другим как-то увязано?

- Так верите ли - мне и спрашивать не пришлось! У баб-то язык долог! Как речь о покойном младенчике зашла - тут они мне все и выложили. Да уж такое рассказали! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Доставайте гривенник - я его заслужила!

- И что же?! - Данила хотел было схватить Авдотьицу за плечи и встряхнуть, может, и схватил бы, да только трясти того, кто на полголовы тебя выше, - несуразное занятие...

- Погоди, свет, погоди, не роди, дай по бабушку сходить, - утихомирил его нетерпенье Семейка. - Ведь она нарочно тянет! А ты, девка, не шути. Тебе деньги плачены.

- Вот что оказалось - хозяин-то не для себя в ту избу при Земском приказе ездил, а его научили. Парнишечка-то не московский, а со скоморохами пришел. Была у них, у скоморохов ночью с кем-то стычка, он убежал, спрятался где-то да и и замерз сдуру. А сами скоморохи за ним идти боялись - ну как опознают? Там их в Земском приказе и оставят, без батогов не отпустят! Им же на Москве бывать не велено!

- Скоморохи?.. - Данила ушам не верил.

Это что же - опять ему Настасья на пути встала?..

- Вот они хозяину, Афанасию Ивановичу, все приметы дали и заплатили, чтобы тело вывез. Он все сделал, а его тут с другими санями ждали и увезли парнишечку отпевать и хоронить куда-то чуть ли не в Ваганьковскую слободу...