Грибница - Дикий Носок Страница 28

ярко-оранжевый кузов с грохотом опустился на место, задние колеса крутанулись в воздухе. Бульдозер отполз назад и, разогнавшись, врубился отвалом уже в бочину самосвала. Зарычав от натуги, он начал толкать машину к обочине. Самосвал поначалу просел, потом, лихорадочно завертев колесами, ускользнул из-под смертельного давления, грозившего ковырнуть его с насыпи строящейся дороги. Глубокие колеи прорезали отсыпаемое полотно.

Поначалу казалось, что самосвал собирается спастись бегством. Но не тут-то было. Он развернулся и, фырча, словно разъяренный бык на корриде, ринулся на обидчика. Прямо в лоб. Бульдозер поднял отвал, словно средневековый рыцарь щит. Столкновение могло бы быть фееричным, разгонись обе машины как следует. Титаны, один – грязно-желтый, другой – ярко-оранжевый, врубились друг в друга с оглушительным металлическим лязгом. Выиграл, по мнению зрителей, бульдозер. Отвал лишь слегка погнулся, а вот кабина самосвала помялась, точно алюминиевая кружка.

Разнимала дуэлянтов опешившая поначалу бригада рабочих. Сами они несильно пострадали. Зато технике досталось серьезно. На некоторое время стройка была парализована. Милиция увезла обоих дебоширов, а потом долго и нудно опрашивала всех свидетелей. Братья, теряя человеческий облик, клевали друг друга воронами и внятно ничего о причинах внезапно вспыхнувшей неприязни сказать не могли.

Поселок неумолимо превращался в какой-то рассадник преступности и бандитизма: поджог школы, кровавое убийство топором, таинственные смерти и исчезновения людей. А началось все с того сумасшедшего железнодорожника с невзрачной фамилией, что порешил жену и детей. Мушкин, Мошкин, Мышкин, Мирошкин – что-то в этом роде. Эту семью Лидия Львовна не знала. Девочки Мирошкины посещали другой детский сад.

Лидия Львовна чувствовала насущную потребность что-то делать, как-то повлиять на происходящее. Но как человек законопослушный, совершенно не представляла, с чего начать. Даже где искать участкового она не имела ни малейшего представления.

Вся предыдущая жизнь Лидии прошла в полном ладу с законом. Как и многие ее сверстники, отца, погибшего на фронте, она знала только по фотографии. Закончив школу восторженно-наивной комсомолкой, поступила в педагогический институт, на факультет дошкольного образования. Ошибку свою Лида поняла не сразу, но признаваться в поспешности выбора не хотела даже самой себе. Не имевшая младших братьев и сестер, она плохо представляла себе, что такое маленькие дети. Оказалось, вовсе не розовощекие улыбающиеся карапузы, а вечно хнычущие пиявки, которых ни на минуту нельзя оставить без присмотра. Может быть поэтому и своих детей Лидия и не завела. Наелась этого на работе по самую макушку. Со временем выяснилось, что руководить процессом Лидии Львовне нравится гораздо больше, чем непосредственно возиться с детьми. Работа чистая, ответственная, гарантирующая некоторый статус и положение в обществе. И вот, приехав в Сибирь, она получила искомое.

Конечно, этому городку не хватало многого: троллейбусов, пешеходных тротуаров, консерватории, урн для мусора, музеев, автоматов с газированной водой и прочего. Но главное – уважение в обществе, он мог ей дать сполна. Сколько детей прошло через ее детский сад за последние пять лет, что она здесь работает? Великое множество. И у каждого есть родители. И все они не упускают случая уважительно и даже несколько подобострастно поздороваться при встрече: «Здравствуйте, Лидия Львовна!» И ее слегка снисходительное «здравствуйте» в ответ. Самолюбие заведующей детским садом было польщено этими ежедневными подношениями и большего не требовало.

Чувствуя вполне объяснимую растерянность от того, что теряет контроль над ситуацией, она беспокойно патрулировала вверенное ей учреждение, точно голодная касатка прибрежные воды рядом с лежбищем морских котиков.

***

Юрику привалило небывалое счастье. В любое другое время это обстоятельство стало бы трагедией всей его жизни, тайной, которую он хранил бы от всех, как зеницу ока и ежеминутно страдал, чувствуя свою неполноценность. Но сейчас Юрик ощущал лишь блаженство и, наконец-то, покой. Юрик стал импотентом.

После происшествия в тайге, когда спугнутые любовники вынуждены были ретироваться, не закончив начатого, член Юрика опал, словно прихваченный морозцем цветок, да так и остался поникшим, будто увял навечно.

Счастливая улыбка блуждала по Юркиному лицу, когда он лежал на кровати с расстегнутыми штанами, подложив руки под голову и уставясь в потолок. Рядом на постели сидела совершенно голая Женька, безудержно рыдая в три ручья. Испробовав все известные ей методы завести эти сломанные часики, она отчаялась и заревела, размазывая тушь по щекам. Поломка починке не поддавалась.

Юрику же было все равно. Он был свободен, как птица. Надо же, какая малость, однако, мешала ему стать счастливым. Всего то нужно было члену перестать работать, и вот он впервые за долгое время чувствует себя человеком, а не секс-игрушкой. Горько рыдающая любовница его ничуть не волновала. Поплачет и пойдет искать новую жертву. Этот Бобик уже сдох.

Теперь вот в комнате порядок наведет, полы в кои-то веки вымоет, воды натаскает, в конце концов. Дел то – вагон и маленькая тележка. Но если не тратить больше время на приставучих баб, то все и успеешь. Он оглядел хозяйским глазом комнату, будто видел ее впервые: давно не крашеная деревянная рама, растрескавшийся подоконник, из-под которого немилосердно дуло, клубы пыли под столом, умершее своей смертью ни разу не политое неизвестное растение в горшке, доставшееся ему от предыдущих хозяев, голая лампочка под потолком, дающая мутноватый свет. Бардак был знатный. Ну да ничего, разгребет. Только Женьку выпроводит.

В голове у Юрика царила небывалая ясность.

***

Про ключи Алексей благополучно забыл. Не до того было. Столько всего за последние дни навалилось. Где уж там про ключи от квартиры некоей Аньки помнить? Тем более, что заявления то и не было. Они так и валялись в ящике стола, громыхая каждый раз, когда он тот выдвигал. А вот сейчас, при виде гордо восседающей в предбаннике на стуле Ираиды Николаевны Никушиной, вспомнил.

С момента их первой встречи произошло столько чрезвычайных происшествий, что такое малозначительное событие почти стерлось из памяти.

Во-первых, случился пожар в школе. Да не просто пожар, а, как выяснилось, поджог. Заживо сгорела завуч Зайцева Нина Петровна. Происшествие для маленького городка неслыханное. Милиция, погоняемая вышестоящими партийными органами, землю носом рыла. Еще бы, такой резонанс. Пока безрезультатно. Вот бы подсуетиться, да раскрыть это дело в одиночку! Вот это шанс! Но куда там. В милиции есть люди и поумнее его, и поопытнее, да и должностями повыше.

А потом произошло убийство. Мужик зарубил тещу топором. Тут Алексей и вовсе сплоховал. Такого кошмарно-тошнотворного зрелища прежде ему видеть не доводилось. И, надеялся он, больше увидеть не доведется. Как зеленый салажонок побледнел тогда участковый Балжуларский, выбежал из квартиры, зажав рот рукой, а другой расталкивая входящих. А потом его долго выворачивало наизнанку. Хорошо,