Александр Громов - Шанс для динозавра Страница 28

Только двое – князь и его верный слуга. Нет, трое – князь, оруженосец и зверь. Старый самец, но еще в полной силе. Копьем в тот щиток, что ниже левой лопатки. Но если он обернется… Благородная дичь бежит до тех пор, пока не свалится, обессилев. Панцирные гиены умеют сберечь в себе достаточно сил хотя бы на один бросок и атакуют всегда внезапно, разворачиваясь и нападая с молниеносной быстротой. Тогда бить в пасть. Кто утратил бдительность, тот погиб.

Князь скакал на своем любимом мерине, крупном, выносливом, но не быстром в скачке, и оруженосец скоро догнал господина. Черный зверь молча бежал впереди шагах в пятидесяти, подминая сухие травы.

Скоро перестали быть слышны крики егерей и охотников, лай собак и хриплый вой погибающих гиен. От балки в разные стороны удалялись не то четыре, не то пять групп конных, преследующих добычу. Никто, кроме оруженосца, не посмел увязаться за князем, зная: помощники ему не нужны, а лизоблюдов Барини не терпит. Свидетелей охотничьего подвига не требуется – свидетельством станет голова черного зверя с ножами торчащих из пасти клыков.

И только. Вонючее мясо панцирной гиены не станет есть и беднейший крестьянин, не то что князь.

Полчаса ли скачки, час ли? Зверь не выказывал усталости. Солнце било прямо в глаза, и горячий ветер превращал пот на лице в солевую корку, а по спине текли ручьи. Холка мерина тоже взмокла от пота. Жарко… Потерпи, друг… Барини кольнул бока мерина шпорами. Давай, прибавь. Пора заканчивать. Есть еще дело, кроме этой глупой погони, но разве ее бросишь? Был бы один – бросил бы, но тут этот мальчишка… Ладно, погоняем зверя. Чудные все же существа эти панцирные гиены. Не то и впрямь гиены, не то свиньи. Всеядные. И падальщики, и хищниками могут быть, причем достаточно жуткими, и пищей для совсем других хищников, недаром же броня у них и оборонительный круг… Любой земной биолог взвыл бы от восторга и непременно начал бы с вопроса: кто они – хищники, мало-помалу переходящие к фитофагии, либо, наоборот, озверевшие травоядные?

Еще пришпорив, князь взял левее, отжимая зверя к западу. Сейчас кинется? Дистанция как раз… Нет, повернул, уходит… Хитрый. Повидал кое-что в жизни. Не бросится, пока не будет уверен, что охотник не ждет его броска. Ладно, поиграем в эту игру… А где мальчишка, отстал, что ли?

Барини лишь чуть повернул голову, успев краем глаза заметить скачущего как ни в чем не бывало оруженосца. И в этот момент черный зверь мгновенно остановился, как бы налетев со всего разгона на стену, взрыл лапами землю так, что взлетел целый фонтан грунта и сухой травы, молниеносно повернулся и атаковал.

Барини успел лишь наклонить копье, поняв в один пронзительный миг, что ни за что не успеет нацелить его зверюге в пасть. Увернуться от удара он не смог бы при всем желании.

Треск дерева. Удар. И юнец-оруженосец, налетающий сбоку с распяленным в неслышном крике ртом.

Барини вылетел из седла. Удар о землю сотряс его грузное тело так, что на несколько мгновений наступила ночь. Потом вернулась способность видеть и слышать.

Удивительно, но все были живы: и он, и оруженосец, льющий ему на лицо воду из фляжки, и обе тяжело дышащие лошади. Мерин получил глубокую царапину на ляжке, возле нее уже вились сизые мухи и жуки-кровососы, обалдевшие от запаха крови, но в целом дело кончилось чепухой. По-настоящему досталось только копьям да еще черному зверю. Впрочем, и он был жив – тяжелой рысью уходил на юг, унося в загривке обломок копья. Ну и черт с ним.

– Господин, вы ранены? – уже не в первый, должно быть, раз повторил встревоженный оруженосец.

Барини остранил его и сел. Ощупал бока, ноги – кое-где болело, но ничего не было сломано. Как все-таки хорошо, что земля мягкая! А еще бы лучше подстелить соломки.

Стараясь не кряхтеть, он взгромоздился на ноги, стряхнул с себя ошметки земли и захохотал, признавая поражение. Глядя на хохочущего во все горло господина, несмело заулыбался и оруженосец.

– Можно еще догнать, – дерзнул сказать он, когда князь перестал веселиться.

Покачав головой, Барини указал на обломки копий, затем на короткий охотничий меч.

– Этим его не взять. Пусть уходит. А ты молодец, вовремя подоспел! Мой удар пропал без толку, а ты пробил-таки щиток, вот зверь и промахнулся. Жаль, не тот ты щиток пробил, что надо.

– Я знаю, господин, – потупился оруженосец.

– Что ты знаешь? Подумаешь, промахнулся! Ежовый мех! Ты мне жизнь спас, ты хоть понимаешь это? Теперь я твой должник. Что смотришь мокрой курицей? Орлом смотри! Ты спас своего князя, а у тебя такой князь, что за ним не пропадет, понял? Сочтемся. Поместье подарю. Хочешь поместье? А на войне отличишься – роту дам, может, даже гвардейскую. Буду следить за твоими успехами, фьер… – Он не сразу вспомнил имя оруженосца. – Фьер Дарут. Поехали!

Скрипнув все же зубами, он взгромоздился в седло. Двинулись шагом. На запад.

– Господин… – рискнул подать голос оруженосец, не знающий, что ему делать – сиять от счастья или тревожиться, потому что князь избрал не то направление.

Барини только взглянул на мальчишку, и тот осекся. Теперь будет переживать, корить себя за длинный язык. Вот дурачок. Пятый или шестой сын в обедневшей семье, всех богатств – ржавый дедовский меч да гордый герб, разваливающийся замок с кустами между бойниц, деревянная посуда и голод в неурожайный год. Этакий барон де Сигоньяк, не столько человек, сколько типаж. Такому одно спасение – прилепиться к сильному и выслуживаться, не щадя живота. Пан или пропал. Насквозь понятен, насквозь прозрачен. Полезен, в общем-то.

Все бы так!

А ведь поначалу казалось – будет проще. Что особенно сложного в средневековье, в самом деле? Ну, феодализм, трали-вали, ну, войны там столетние, эпидемии опустошительные, цеховое ремесло, первые мануфактуры, инквизиция, ереси, ростки вольномыслия… В реальности вышла безумной сложности картина, так не похожая на сочинения историков и романы беллетристов. Вышла жизнь, а не схема. Людям ведь невдомек, что они являются винтиками какой-то схемы, придуманной к тому же не ими и вообще на другой планете, вот они и не соответствуют стандарту послушных винтиков. Много алчности, много зависти, безмерно много глупости, так много, что диву даешься: почему этот мир еще не погиб? – и тот, кто дергает за ниточки, не может быть уверен в том, что действительно управляет марионетками, а не плетет какое-то диковинное бессмысленное макраме. А на самом деле мир готов покатиться в Новое время, он уже начал катиться, еще немного – и его уже ничем не остановишь.

Ужасно противно быть в некотором роде соратником тех, кого на Земле прозвали ретроградами, мракобесами и обскурантами. Прекрасны новые люди, каких не было еще поколение назад, – Пурсал Ар-Магорский, Тахти Марбакауский и другие, несущие этому миру новую культуру, люди светлые и ужасно наивные, не предвидящие, во что в конце концов выльется их культура и светлые мечты… А на другом полюсе – духовенство и феодалы с вечным их свинством, принципиально неутолимой алчностью, чванством, ленью и неистребимой склонностью к сепаратизму…