Рэй Брэдбери - Сборник 13 КОШКИНА ПИЖАМА Страница 28

Лидия нарисовала себе новые губы и растянула их, в улыбке.

Стоял теплый сентябрьский вечер, и первые дымки костров поднимались среди кленов вокруг старого, дряхлеющего дома. Лидия, словно привидение, ходила по темной, как пещера, гостиной; все огни были потушены, кроме ее пылающего розового румянца, так что она издалека заметила его движущуюся, как в мелодраме, фигуру еще прежде, чем он повернул к дому и решительно зашагал по дорожке, шурша опавшей листвой. Она слышала, как он на ходу насвистывает какую-то осеннюю мелодию. Она наспех стала придумывать, что говорить, но слова приходили на ум и на язык в виде скомканного, бессвязного набора букв, в котором тонул и кружился ее разум. Она снова расплакалась, и напыщенные слова смылись и растворились в потоке этих слез, а руки и ноги едва не растеряли навек все заученное изящество движений. Она прервала этот процесс, хорошенько шлепнув себя по щеке. Вот он уже поднимается по ступеням безмолвного дома, вот он звонит в серебряный колокольчик, снимает соломенную шляпу, которую он надел слегка не по сезону, трижды прокашливается, словно посетитель, старающийся привлечь внимание нерадивого служащего. Он что-то бормотал про себя, как будто в панике повторяя роль.

– Добрый вечер!

Джон Ларсен отпрянул от двери, словцо ему выстрелили прямо в лицо из пистолета. Пораженная звуком собственного голоса, внезапно вырвавшегося из ее груди, Лидия лишь стояла, покачиваясь, в дверях, пока наконец лицо пришедшего с улицы мужчины не обрело прежнюю улыбку, которая вновь оказалась кстати. Затем, сама не зная как, Лидия открыла дверь и вышла на веранду.

– Какой замечательный вечер, – сказала она. – Давайте сядем здесь, на качелях.

– Отлично, – произнес Джон Ларсен, когда они уселись в затканной виноградом тени укромных садовых качелей, скрытых от посторонних глаз.

Он помог ей сесть, поддерживая за локоть, и место, которого он коснулся, загорелось огнем и заныло, словно ожог, след от которого останется на всю жизнь. Голова ее закружилась, она села на скамью, и все вокруг закачалось вверх-вниз; она подумала, что ей дурно, но потом поняла, что это качели раскачивают ее вверх-вниз, а рядом все так же молча сидит мужчина, который неловко вертит в руках свою шляпу, прищурившись, разглядывает ярлычок с обозначением размера, марки производителя и цены. В его руках эта шляпа выглядела словно плетеная мебель. Он то и дело запускал в нее руку, будто ища там слова, чтобы завязать разговор, затем смущенно вскидывался, словно собираясь подняться и удрать из гостьей. Должно быть, он потерял все слова где-то между верандой и дорожкой, ведущей к дому.

Лидия была сама не своя, ее лицо пылало, как факел, кожа горела, обожженная приливом крови, кости ныли от жара, и тут она почувствовала, как ее распухшие губы произнесли:

– Приятно видеть вас, мистер Ларсен.

– О, зовите меня Джон, – ответил он и качнул скамейку, оттолкнувшись ботинками, которые теперь почему-то ужасно скрипели на разные голоса при каждом движении.

– Мы очень надеялись, что однажды вы к нам заглянете, – сказала Лидия и тут же поняла, что сболтнула лишнее.

– Правда, это правда? – Он повернулся к ней и смотрел на Лидию с детским восторгом, так что ее слова оказались кстати.

– Да, мы часто говорили, что хорошо бы вам заглянуть к нам.

– Я так рад, – сказал он, сидя на краешке качелей. – Знаете, я пришел сегодня поговорить об одном очень важном деле.

– Я понимаю.

– Правда? Вы догадались?

– Думаю, да.

– Я так много лет знаю вас и вашу сестру, мимоходом обмениваясь несколькими словами, – продолжал он. – Я так много раз видел, как вы идете мимо. И у меня никогда не доставало смелости…

– Спросить разрешения зайти к нам.

– Именно так. До сегодняшнего вечера. И вот сегодня я набрался храбрости. А знаете почему? Сегодня мой тридцать четвертый день рождения. И я сказал себе: Джон Ларсен, ты стареешь. Ты слишком долго бродил по свету, слишком много скитался. Веселая жизнь для тебя закончилась. Пора осесть. А где лучше осесть, чем в твоем родном городе, Гринтауне, и в нем, конечно же, найдется девушка, по-настоящему красивая девушка, которая, может быть, даже ни разу не взглянула на тебя…

– Еще как взглянула… – уклончиво сказала Лидия.

Он опешил от счастья.

– Я даже мечтать не мог!

Он снова откинулся на спинку качелей, улыбаясь.

– В любом случае, сказал я себе, ты должен зайти к ней домой. Заявить о себе. Высказать все. Но я не решался. Видите ли, бывают иногда женщины такие прекрасные и далекие, неосязаемые, такими и должны быть женщины. А я трус. Правда, правда, я трус, когда дело касается женщин. Правильных женщин. Как вы посоветуете мне поступить? Я решил сперва прийти к вам, поговорить с вами, все спланировать – а вдруг вы мне поможете.

– Сперва? – переспросила Лидия. – Помочь вам? Спланировать.

– О, ваша сестра, она такая красавица, – продолжал Джон Ларсен. – Высокая, белолицая. Я сравниваю ее с белой лилией. Особый вид, на длинном стебле. Такая величественная, важная и прекрасная. Я много лет смотрел, как она проходит мимо меня, и был влюблен в нее, ну вот, я и сказал эти слова. Десять лет я смотрел, как она проходит мимо, но боялся что-либо сказать.

– Что? – Жаркий факел замерцал на ее лице и погас.

– Так вы говорите, я тоже ей нравлюсь? Подумать только, сколько лет прошло даром. Я должен был прийти раньше. Вы поможете мне? Вы ей скажете, вы разобьете этот лед? Вы устроите так, чтобы я смог повидаться с ней вскоре?

– Вы любите мою сестру. – Это была констатация факта.

– Всем сердцем.

Она чувствовала себя как печь зимним утром, когда все угли погасли, а все поленья остыли и заиндевели.

– Что такое? – спросил он.

Она сидела, а вокруг все качалось, но на сей раз ей было действительно плохо. Мир провалился в бездну.

– Скажите же что-нибудь, – умолял он ее.

– Вы любите мою сестру, – произнесла она.

– Как вы это говорите.

– А я люблю вас, – сказала она.

– Что?

– Я люблю вас, – повторила она.

– Постойте, постойте, – пробормотал он.

– Вы что, не слышали? – спросила она.

– Я не понимаю.

– Я тоже, – сказала она, сидя прямая как стрела. Теперь дрожь прекратилась, и холод полился из глаз.

– Вы плачете, – сказал он.

– Как глупо, – продолжала она. – Вы думаете обо мне так же, как она думает о вас.

– О нет, – запротестовал он.

– Да, да, – сказала она, не вытирая слез рукой.

– Этого не может быть, – чуть не кричал он.

– Это так.

– Но я люблю ее, – возразил он.

– А я люблю вас, – ответила она.

– Вам не кажется, что и в ней есть маленькая искорка любви ко мне? – поинтересовался он, высовываясь на свет веранды.