Максим Лучинин - Повестка в космос Страница 28

— Ты будешь знательщиком, — прошептала труба на ухо.

— Чего-чего? — не понял я. Истант помолчал.

— Информатором, — снова прошептал он.

— Это что за хрень? — удивился я. — Это как доносчик, что ли?

Труба опять помолчала.

— Знаешь обо всех, говоришь местонахождение, гибель — говоришь, другое место — говоришь, где противник — говоришь. Всех не знаем где. Ты — знаешь. Ты информируешь.

— Ага, понятно, — кивнул я. Я понял, что он имел в виду, но подходящего слова тоже не мог подобрать. Сообщатель? По-дурацки звучит. Разведчик? Немного не то…

— Давайте, — сказал я, — будем звать меня координатором, ладно?

— Координатор. — Истант издал неясный звук. — Ты будешь координатором.

— Так, подождите! — Я вдруг опомнился. — А с чего это вдруг координатором? Слушайте, а давайте лучше пилотом истребителя, а? Или каким-нибудь капитаном корабля? — Я вопросительно уставился на истанта. Его щели шевелились, но звуков я не слышал. — Так что скажете?

— Тебе оно надо? — вдруг шепнули мне на ухо. Я так опешил, что не нашелся, что сказать. — Координатор! — повторил истант. — Слушай, я научу тебя… — Раздалось тихое гудение.

Я ждал, когда он начнет рассказывать про мои обязанности, но слышалось лишь гудение. Перед глазами у меня поплыло. Я тряхнул головой, еще раз, но мир расплывался и становился мягким, как пластилин. «Эй!» — попытался крикнуть я. Тело плавилось, как свечка на солнцепеке. Ноги не держали, но падать было просто некуда. Весь мир и я сам превратились в однородную густую массу. Сознание растворилось в ней, расстояние между мыслями достигло нескольких километров, сами мысли цветными разводами расплылись и перемешались друг с другом. Последнее бесформенное пятно, растекшееся прозрачной лужей, было словом «я», после которого не осталось ничего…

— …Жил-был царь. Бестолковый — пропасть какой! Бывало, садится есть, ему суп дают, — а он его вилкой хлебат. Яблоки на блюде дадут — он их ложкой черпат да в рот запихиват — яблоки и падат… Принесут платье надевать: он руки в штанины, а ноги — в рукава. Так и в государстве его: мужики в хомуты воробьев запрягали, а на охоту с лаптем старым ходили. Увидят зверя — садятся лапоть чинить да сказку рассказыват… Кого зверь послушат, а кого и съест. И решил царь уму где достать… — прабабушка поправила мне одеяло, подоткнула его под матрас, чтоб не поддувало, и свет погас, и наступила тьма. Я уснул. Остался только я. А потом исчез и я…

…В тишине родился звук. Не было ничего в мире: в пустом пузыре висел пустой пузырь. Может, это вздохнул Арр-Лло-Нна — большой зверь? Может, приснилось ему, что он вздохнул, и, опечаленный этим, он вздохнул, понимая, что породил вздохом мир? Никто не знает, что было, потому что не было ничего. Звук родил эхо — и оно зазвучало. Эхо родило отголосок — и звук наполнил собой мир. И мир ожил и заиграл. Каждая частичка его пела. А потом звук подумал: «Хорошо бы послушать, а каков я на слух?» И он сделал себе Ии-Ст-Анн. И они слушали звук и подпевали ему…

…Моя голова вспыхнула: весь мир взорвался какофонией вселенского беснующегося оркестра. Пели солнца, стонала пустота, скрипели планеты, гудел камень, вопил огонь, шептала вода, и каждая частичка мира сияла своим цветом и кричала свою песню. И я сам заорал, не в силах вынести этот сошедший с ума хор, мои мозги отказывались воспринять его целиком, и кто-то убавил громкость, и звуки утихли, краски погасли…

…Но мое тело не погасло, оно продолжало светиться, как новогодняя елка: каждая клеточка своим цветом. Истант запел — и огоньки замигали и стали меняться. Красный стал темно-красным, желтый стал зеленым, черный распался на частички, и все они загорелись радугой…

— …Зачем вы меняете нас? — спросил я.

— Очень простая биохимия. Человек. Проще поменять. Потом вернем обратно.

— И в корабле меняли?

— Да. Очень легко. Очень простая биохимия. С диштами такого нельзя. Дишты другие.

— Почему я координатор?

— Тебе легко.

— А другие?

— Им другое легко.

— Откуда вы знаете?

— Очень простая биохимия. Закрой глаза. Слушай про координатора…

Я очнулся на полу. Под щекой был теплый камень. Вдаль перед глазом уходила бесконечная гряда увеличенной брусчатки. У них даже пола в строениях не было. Только стены, подумал я. И неожиданно понял, что брусчатка теплая не от того, что ее нагрело солнце. Она теплая сама по себе, всегда.

Поднявшись, я сел. Все как обычно, будто прилег на минуту отдохнуть, да тут же и поднялся.

Легко встал на ноги, огляделся. В цилиндре стало светло, желтая стена цилиндра сияла чистотой, поднимаясь далеко-далеко вверх. Золотисто-полупрозрачная на вид, она ничего не пропускала сквозь себя. Огромный-огромный бочонок, цвета детской радости.

Истант стоял рядом, молчал. Я оглядел себя: руки, ноги, все цело. Попытался вспомнить, что случилось. Помнился какой-то сон, обрывки картин…

— Иди, — шепнули на ухо.

— Что, уже все? — спросил я.

— Иди.

— Я теперь координатор? — Да.

Круто. Такое бы обучение у нас в школах ввести. Прилег на секунду — тут же будят, чтоб золотую медаль вручить. Я побрел к стене. Она расступилась передо мной.

— Почему у меня единица? — спросил я, обернувшись. Истант стоял далеко, в центре круга.

— Я не знаю, — шепнули на ухо. — Нам сказал А-рэй.

— Что он хочет?

— Наверное, как любой. Владеть миром.

У подножия цилиндра сидело на камнях несколько наших. Ишь, развалились! Я заметил Дэна и сел радом с ним.

— Ну, как у тебя прошло? — спросил я. — Кто ты? Царь, царевич, король, королевич? — Дэн молчал. — Дэн! Ты что, заснул? Дэн! — Я тронул его за руку, и он повернул ко мне лицо. Я аж вздрогнул. Это был не Дэн. Тупая безжизненная маска смотрела мимо меня. Тоненькая струйка слюны дотянулась почти до земли.

Я вскочил. И тут же рухнул на колени.

— Дэн! — крикнул я, тряся его за плечо. — Дэн! Что с тобой сделали!

— Оставь его, — услышал я сзади. Гэндальф. С Гэндальфом было все в порядке. Он отряхивал джинсы. — Отойдет твой Дэн, — сказал он. — Часть как зомби выходит, часть — нормальные. Костик вон быстро оклемался, — Гэндальф показал на приближающегося Константина.

— Что, сидят еще бедолаги? — спросил тот, оглядывая всех. — Да, вот тебе и безопасное обучение! Приврал маленько наш лейтенантик, что говорить…

— Да ты ведь нормально себя чувствуешь! — сказал Гэндальф.

— Вроде да, слава богу. — Константин оглядел себя, пощупал руки, ноги, потрогал бакенбарды. — Вроде ничего. Тоже ведь сидел, как вон эти, — пояснил он мне. — Сижу — вроде все понимаю, а сделать ничего не могу. Голова стеклянная. Хочу встать — нет, никак не получается, будто в голове место занято, каким вставал… Но потом в сознание пришел, отпустило. — Он огляделся. — А что, пацаны, где лейтенантик-то наш?