Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы Страница 28

Это мощная сильная метафора — та, что говорит о покровах. Такой подход может скрывать не меньше дюжины заблуждений и ошибок. Одна из самых опасных кроется в убеждении, что цивилизация, будучи создана искусственно, руками человека, а не природой, суть неестественное явление, противопоставленное примитивности… Конечно, тут нет никаких покровов, процесс этот постоянный, а примитивность и цивилизация — это ступени одного процесса. Если и есть, что противопоставить цивилизации, то только войну. Из этих двух вещей можете выбирать то или другое. Но только не обе. Слушая выступления Тибе, пронизанные глупой яростью, я не мог отделаться от впечатления, что он, нагнетая атмосферу страха, пытается заставить свой народ изменить приверженности тому выбору, который он сделал еще в начале своей истории.

Может быть, подошло время. При всей неторопливости технологического и материального развития, при всей незначительности достижений их «прогресса», в конце концов, за последние пять или шесть, десять или пятнадцать столетий они перестали полностью зависеть от Природы. Отныне они уже не зависели от милостей своего безжалостного климата; плохой урожай не заставлял теперь голодать целые провинции, а снегопады суровой зимы — отрезать от мира целые города. Обретя базис в виде материальной стабильности, Оргорейн стал постепенно единым и мощным централизованным государством. Теперь пришла пора и Кархиду собирать силы и идти по тому же пути, и способ, к которому ему надо было прибегнуть, заключался не в подъеме национальной гордости, развитии торговли, прокладке дорог, строительстве ферм и колледжей и так далее — ничего подобного, все это пресловутая цивилизация, лишь внешний лоск, и Тибе с отвращением отбрасывал его. Он был более чем уверен в себе, он действовал стремительно, стараясь уверить людей, что есть только один путь — война. Смысл того, что он говорил, конечно, не носил столь ясно выраженного оттенка, но замысел его читался довольно недвусмысленно. Поднять людей на новые свершения, поднять уверенно и быстро, можно только новой религией, новыми идеями; и лучше этого ничего нет, но он может добиться этого только войной.

Я послал Регенту письмо, в котором привел вопрос, заданный Предсказателям, и пересказал полученный от них ответ. Тибе мне не ответил. Тогда я направился в Орготское посольство и попросил разрешения на въезд в Оргорейн.

Чиновников, помогающих Столпам Эйкумены, на Хайне было куда меньше, чем здесь — в посольстве одной небольшой страны, и все они носились с кучами бумаг в руках. Все они были очень заняты, но дело шло медленно и неторопливо, хотя тут я не сталкивался с внезапно проявляющимися высокомерием и странными увертками, которые были столь характерны для официальных учреждений Кархида. Я терпеливо ждал, пока они заполняли все бумаги.

Но ожидание это далось мне непросто. Количество Дворцовой Стражи и полиции на улицах Эренранга, казалось, увеличивалось с каждым днем, они были вооружены, и все чаще мне доводилось видеть какие-то подобия военной формы. Настроение в городе было мрачноватое, хотя дела шли отменно, чувствовалось процветание, да и погода была хорошая. Никому не было больше до меня дела. Моя «хозяйка» больше не показывала людям мою комнату и куда больше жаловалась, что ее изводят «люди из Дворца», и обращалась со мной, скорее, как с политически подозрительным субъектом, чем с почетным гостем. Тибе произнес речь о мятеже в Долине Синотт: «смелые кархидские фермеры, настоящие патриоты», перейдя границу к югу от Сассинота, напали на орготскую деревню, сожгли ее, убили девять крестьян и, унеся тела с собой, утопили их в речке Эй. «… и такая могила, — сказал Регент, — ждет всех врагов нашего народа!» Я слышал эту передачу за завтраком на моем острове. Кое-кто из присутствующих слушал это выступление в мрачности, другие совершенно равнодушно, были и те, которые выглядели довольными, но во всех этих выражениях было нечто общее — легкий тик или подергивания лиц, чего раньше видеть мне не доводилось, и вид у всех был встревоженный.

Этим вечером ко мне в комнату пришел посетитель, первый человек с тех пор, как я вернулся в Эренранг. Он был строен, с нежным цветом лица, застенчив и носил золотую цепь Предсказателей; он был один из Холостяков.

— Я друг того, кто дружил с вами, — начал он разговор с бесцеремонностью застенчивого человека. — Я пришел к вам с просьбой оказать ему помощь.

— Вы имеете в виду Фейкса?..

— Нет. Эстравена.

Я должен был сделать над собой усилие, чтобы справиться с выражением растерянности на лице. Помолчав несколько секунд, незнакомец сказал:

— Эстравена, Предателя. Вы, должно быть, помните его?

Растерянность уступила место гневу, и я почувствовал, как во мне стала вскипать волна того, что и я бы назвал шифтгреттором. Если бы я хотел вступить в игру, я должен был бы сказать нечто вроде «Смутно припоминаю. Расскажите мне что-нибудь о нем, напомните». Но играть мне не хотелось, и во мне вскипел вулканический кархидский темперамент. Позволив вырваться ему наружу, я резко сказал:

— Конечно, я его помню, еще бы!

— Но дружеских чувств он у вас не вызывает. — Его темные раскосые глаза в упор смотрели на меня со странным мягким выражением.

— Я бы упомянул также чувства, как благодарность и разочарование. Это он послал вас ко мне?

— Нет, он не посылал меня.

Я молчал, ожидая его дальнейших объяснений.

— Простите меня, — сказал он. — Я ошибся в своем предположении и признаю, что заслуживаю такого ответа.

Когда этот стройный юноша направился к дверям, я остановил его.

— Будьте любезны, я не знаю, ни кто вы, ни что вам надо. Я не отказываю вам, просто я пока ничего не понимаю. Вы должны признать, что я имею право на убедительные объяснения. Эстравен был изгнан за то, что поддерживал мою миссию здесь…

— И вы считаете, что за это находитесь в долгу перед ним?

— Ну, определенным образом. Хотя моя миссия, с которой я здесь, не предполагает личных долгов и клятв в верности.

— В таком случае, — с яростной убежденностью сказал незнакомец, — это аморальная миссия.

Его слова заставили меня задуматься. Он говорил, как Защитник Эйкумены, и я не знал, что ему ответить.

— Не думаю, что это так, — сказал я наконец. — Возможно, порок кроется в Посланнике. Но скажите мне, пожалуйста, что вы хотите от меня, что я должен сделать?

— У меня есть немного денег — долги, которые мне удалось собрать после несчастья, постигшего моего друга. Услышав, что вы собираетесь в Оргорейн, я хотел бы попросить вас передать ему эти деньги, если вам доведется встретить его. Как вы знаете, за это я могу подвергнуться наказанию. Может, мой поступок вообще не имеет смысла. Он может быть в Мишноре, на одной из их проклятых ферм, или вообще мертв. У меня нет возможности что-то узнать о нем. У меня нет друзей в Оргорейне, и здесь я никого не могу попросить об этом. Я подумал, что вы вне политики, что вы можете спокойно приезжать и возвращаться. Я не мог заставить себя не думать, что, возможно, вы ведете свою собственную политику. Простите мою глупость.