Владимир Владко - Аргонавты вселенной (редакция 1939 года) Страница 28

— Немедленно оставьте Вадима, Борис! Я требую этого! Как вы смеете не выполнять моего распоряжения?

Гуро молчал. Я с испугом смотрел на него: так может вести себя только сумасшедший. Слезы подступали мне к горлу, я стиснул кулаки, чтобы не заплакать.

— Борис, я приказываю вам. Оставьте Вадима!

Рука Гуро медленно отпустила Сокола, который так и остался висеть в воздухе, в неестественной позе, положив голову на руку. Он не переставал плакать.

— Идите сюда, Борис! — голос Рындина приобрел необычайную для него властность. — Вы не имеете права дотрагиваться до Вадима. Я запрещаю вам, слышите!

— Слышу, — глухо ответил Гуро,

— Вы обещаете мне?

Молчание.

— Обещаете, Борис? — повторил Рындин настойчиво. И лишь тогда Гуро тихо и как-то мертвенно ответил:

— Обещаю.

Рындин оглянулся. Взгляд его остановился на циферблатах приборов, с которыми работал Сокол, изучая интенсивность космического излучении. Брови его сдвинулись. Быстрым движением он приблизился к приборам, несколько секунд сосредоточенно изучал положение стрелок. И резко обратился ко мне:

— Василий, вы все понимаете?

Он не верил, очевидно, и мне. Он боялся, что и я схожу с ума. Удерживая слезы, душившие меня, я ответил:

— Все, Николай Петрович. Я не знаю только, что это такое…

Тогда Рындин бросил еще один взгляд на циферблаты, на Гуро, который стоял в углу каюты, беззвучно разговаривая сам с собой, на Сокола, который все так же сидел в воздухе и горько плакал; потом он посмотрел в потолок, словно ища чего-то, какого-то ответа на неизвестный мне вопрос, — и, наконец, сделал мне решительный знак рукой:

— Пойдем, Василий. Нельзя терять ни минуты!

Мы быстро спустились с ним в склад. Николай Петрович открыл какой-то большой ящик, достал оттуда серые матовые рулоны из тонкого металла и сказал:

— Несите наверх в каюту. Быстрее, друг мой, быстрее!

И взяв два рулона сам, он потянул их следом за мной.

В каюте Сокол все еще плакал, а Гуро стоял в углу, ни на кого не глядя. Он и на самом деле как бы сошел с ума.

По приказанию Николая Петровича, я развернул первый рулон и закрыл металлом всю боковую стену каюты. Затем поверх этого слоя я положил другой и третий. Серый матовый металл покрыл все. Николай Петрович прикрепил его винтами. Обратившись ко мне, он распорядился:

— Давайте сюда Сокола.

Как ребенка, мы перенесли Сокола к покрытой металлом стене, положив его совсем близко от нее. Затем Николай Петрович ласково обратился к Гуро:

— Борис, идите сюда!

Гуро свирепо взглянул в нашу сторону. Однако не исполнить просьбу Николая Петровича он не мог.

— Садитесь тут, поговорим.

Гуро сел. Через минуту он провел рукой по своей бритой голове, тряхнул ею, словно просыпаясь. Удивленно он обратился к Николаю Петровичу:

— Что такое? Я словно опьянел…

Почти в ту же секунду послышался и голос Сокола:

— Почему у меня лицо мокрое?.. Что случилось?..

Я, казалось мне, утратил от удивления способность говорить. Но вот прозвучал обеспокоенный голос Николая Петровича:

— Друзья мои, нужно быть осторожными. К счастью, на этот раз не случилось беды. Но…

Он на мгновенье замолк, провел рукой по своим седым волосам — и мне показалось, что его пальцы дрожали…

Николай Петрович продолжал:

— Наша ракета мало защищена от космических лучей. Пронизывая нас, эти лучи очень будоражат наши нервы. Как ни странно, ярче всего это проявилось на крепкой натуре Бориса и нервной — Вадима. Противоположности сошлись. Меньше это повлияло на молодой организм Василия и на мой старый. Снова противоположности… К счастью, повторяю, я нашел кое-какую защиту. Эти слои обработанного электричеством свинца, — он показал на металлическое укрытие стены, — значительно ослабляют влияние главного потока космических лучей. Как мы уже установили, интенсивный поток идет откуда-то с этой стороны. Свинцовые слои создают защиту, они дают тень. И лишь это спасает нас…

Несколько минут мы все молчали. Я со страхом думал: а что, если бы Николай Петрович не нашел этого способа защититься? Постепенно влияние космического излучения сделало бы из нас помешанных?.. И словно отвечая мне, Николай Петрович заговорил вновь:

— Очень прошу вас как можно больше времени быть под этой защитой, в тени от космического излучения. И если кто-нибудь заметит признаки возбуждения, немедленно прятаться сюда и извещать меня. Друзья мои, опасность слишком велика, чтобы можно было не обращать на нее внимания…

…В этот же день мы укрыли стену справа, откуда неслось к нам загадочное излучение, тремя слоями свинца, перенеся с нее все приборы. Этого было достаточно! Теперь я хорошо понимаю: наше спасение зависело только от того, что лучи неслись лишь с одной стороны. Нашу ракету словно освещало с правой стороны гигантским прожектором космического сияния.

На другой день Николай Петрович, вместе с Соколом, сделал карту нашего пути в межпланетном пространстве, обозначив на ней положение ракеты по отношению к главному потоку космических лучей. Как это нам пригодилось в дальнейшем! Ведь единственное, что помогало нам ориентироваться легко и без изучения положения звезд, — было направление главного потока космических лучей.

Вполне понятно, что именно при помощи этой карты Николаю Петровичу удалось относительно легко определить размер отклонения ракеты. Чтобы выправить его, нужно было повернуть ракету так, чтоб она слова летела в таком же положении к главному потоку космических лучей, как летела раньше. Сделать это было уже нетрудно. Несколько взрывов из боковых дюз — и ракета, легко повернувшись, взяла нужное направление.

Мы с Борисом Гуро заняты были несколько дней наблюдением Венеры — так приказал Николай Петрович, Он распорядился:

— На протяжении 36-ти часов нужно следить за малейшими изменениями облика очаровательной соседки нашей Земли. Прошу не сводить с нее глаз. Чередуйтесь у телескопа и следите неотрывно. Прошу вас, кроме того, отметить, если найдете где-нибудь голубоватое или розовое сияние.

Сам Николай Петрович не отрывался от наблюдений, относившихся к пути ракеты. После первого изменения курса нужно было все время следить за показаниями приборов, обозначавшими положение ракеты среди потока космических лучей. А Сокол в другой телескоп изучал поверхность Солнца — тоже по заданию Николая Петровича.

Я заглянул было в его телескоп. Жуткая и удивительная картина!

Разве это то спокойное, мягкое и ласковое Солнце, которое мы привыкли видеть с Земли?.. Ничего похожего. Бурлящий гигантский огненный диск. Он кипит, он выплевывает все время из себя длинные фонтаны ослепительного разноцветного пламени. Эти фонтаны поднимаются вверх, рассыпаются цветными лепестками, как удивительные гигантские цветы, и падают назад, в огненное море. На смену им взрываются новые и новые столбы пламени, покрывая странным блестящим фантастическим лесом золотистое светило. А вот вырывается вихрь раскаленного пара металлов и газов — и кажется, что золотая поверхность солнца раскрывается как разорванное кружево. Темное пятно неправильной формы надолго остается на блестящем круге — и что-то клокочет в кем, что-то свирепствует там, внутри, словно пытаясь выпрыгнуть из бездны. Однако, нечего и мечтать рассмотреть, что именно происходит в глубине солнечного пятна, которое медленно затягивается, закрывается, заливая сиянием пламени черную пропасть…