Антон Дубинин - Поход семерых Страница 28

Роберт двинулся к проходу первым, неся свет двумя руками, как меч. За ним стронулся с места Марк, ведя зажмурившуюся Марию, слепо тыкавшую перед собой фонарем. Гай и Клара шли следующими. Похоже, что теперь они молились вместе; почти беззвучный шепот одновременно срывался с их уст. Они шли прямо, держась за руки, как храбрые сироты из детской сказки — Умная Герта и ее братик, прямо в замок к людоеду… Йосеф потянул Аллена за руку. Тот с трудом оторвался от стены и сделал несколько шагов, достойных ватного чучела. В это время Марк внезапно очень громко запел. Пел он какую-то полную чепуху:

Реви, реви, свирепый вал,Шумите, волны злые,Лишь крепче я сожму штурвал,Проклятая стихия!Любимец Господа — моряк,Ему ль стать кормом рыбе!Плюю я за борт, все ништяк,И пусть ярятся зыби…

Покончив с моряком — похоже, это была импровизация, — он принялся за какую-то детскую рождественскую песенку:

В небесах горит звезда,Пастушки спешат туда,Где в яслях Младенец дремлет,Наш спаситель навсегда…

Будто разбуженный, Аллен пошел вперед, водя перед собой фонарем. Луч света скользнул по бледным распухшим лицам тех, кто расступился, давая им дорогу. «Не смотри», — шепнул голос у Аллена в голове. Но самое ужасное порой притягивает к себе взгляд, как и совершенная красота, и не в силах одолеть жажду, бывшую одновременно отвращением и жутким любопытством, Аллен взглянул.

Их было куда больше, чем показалось вначале. Тридцать, а то и сто, тысяча, и в глазах их, белых, как у вареной рыбы, стояло тупое и жадное любопытство. Как у скверного мальчика-дебила, который давит башмаком жука и с прицельным вниманием, приоткрыв слюнявый рот, следит за его предсмертными корчами. В головах их была темнота.

Не будь Аллен поэтом, все могло получиться и иначе. Но теперь он ясно вспомнил их всех и уже видел — рабочие в комбинезонах, контрабандисты с мешком, горского вида полуразложившиеся женщины смотрели из темноты, выстроившись как почетный эскорт, и один из них, молодой ассенизатор с торчащим из головы осколком камня, с приоткрытым ртом двинулся следом, фокусируя белый взгляд.

Йосеф больно и очень сильно — кто бы мог подумать! — дернул Аллена за руку.

— Прекрати! Зачем ты их зовешь? Не делай этого!

Аллен завороженно посветил фонарем в расплывчатое лицо и увидел очень жесткий взгляд, полный жуткой радости. От этой радости — так, наверное, радуются в аду — Аллен пошатнулся и чуть не упал.

— Отче наш! Сущий на небесах! — закричал он отчаянно, декламируя молитву как спасительное заклинание, и поднял руку с фонарем, чтобы сотворить им крестное знамение, — и тут мертвый человек бросился на него. Он внезапно оказался не по-призрачному сильным — очевидно, обретая силу и плоть в страхе своей жертвы. Аллен услышал, как трещит шов на его куртке, увидел на какой-то миг совсем близко вареные глаза — и фонарь, мигнув, покатился в темноту.

Его сознание включилось вновь, когда он уже стоял на ногах, поддерживаемый Гаем и Йосефом. Что они сделали, он так никогда и не узнал; кто-то, кажется, Клара, сунул ему в руку фонарик, Йосеф коротко обнял его и отстранил вновь — и они пошли дальше, причем священник просто-таки тянул Аллена на буксире. Ноги у того заплетались, он несколько раз споткнулся и чуть не упал. Волосы, грязные и растрепанные, липли ко лбу и забивались ему в рот, приоткрытый от частого дыхания, но это уже было безразлично. Аллен чувствовал за собой дыхание потустороннего зла, словно бы шорох многих полубесплотных ног. Так одичавшие псы стаей следуют за слабеющим человеком, ожидая, когда он упадет, чтобы броситься всем вместе. Когда он оборачивается, они останавливаются, пока не решаясь подойти ближе, стоят, сбившись с кучу, и смотрят. Смотрят и ждут.

Фонарь бесполезно болтался у Аллена в руке, и Йосеф вскоре забрал его и понес сам, освещая путь.

Наконец через какое-то время дорога, как Гай и предполагал, уперлась в выход со стороны Монт-Файта. Беда в том, что дверь, закрывающая каменную дыру, была заперта и заколочена снаружи. Минут пятнадцать, хотя казалось, что никак не меньше суток, Марк и Роберт пытались высадить ее плечами. Монтские власти явно постарались на славу, охраняя покой горожан; но наконец дверь затрещала и стала поддаваться — и вылетела-таки, с корнем вырванная вместе с петлями из могучего косяка. Серый дневной свет, хлынувший внутрь, показался друзьям ослепительным. Моргая и щурясь, как выползающие на поверхность кроты, они выкарабкались на свет божий. Вконец ослабевших Марию и Аллена снаружи подхватили руки их близких.

Кто бы мог подумать, что простой пасмурный день может быть настолько красив! Аллен опустился на землю, с наслаждением вдыхая влажный воздух. В отличие от первого Файта его горный собрат стоял в долине; деревьев вокруг почти что не росло, ветер бродил по высокой, слегка выгоревшей траве. Вдруг некое движение сзади заставило Аллена обернуться — и вскочить на ноги, притом что до этого он попросту не мог шевельнуться. Бледные распухшие лица, просвечивая друг сквозь друга, совсем разваливающиеся на свету, теснились в дверном проеме.

— Неупокоенные! — Йосеф обернулся к ним, и эта странная нота — власть — опять вернулась в его голос. Аллен впервые увидел своего друга таким — он смотрел на ходячие трупы взглядом короля, но проявлялся этот король не в надменном презрении, а в глубокой, очень деятельной жалости. Так мог бы взрослый смотреть на толпу неумытых и обгадившихся детей, чтобы в следующий миг двинуться к ним — мыть и переодевать.

— Чего вы хотите, неупокоенные? Что мешает вам уйти туда, где вас ждут, и обрести покой?

Заговорила с ним женщина — возможно, та самая, чье бледное лицо увидел Аллен под каменной аркой. Голос ее был булькающим и странным — будто бы мало что осталось от ее голосовых связок и мертвого языка.

— Мы могли взять одного из вас. Самого слабого. Если бы не великий человек, который вел вас, он был бы наш.

В лицо Аллену ударила горячая волна стыда, когда он понял, что говорят про него. Не про Клару, не про Марию даже — про него.

— Вы не получите никого из нас. Вам не должно здесь оставаться. Вы люди, и ваши души ждет на суд небесный Отец. Устыдитесь и ступайте к нему.

— Мы пойдем. — Булькающий голос исходил словно бы из живого болота, и на свету мертвецы начинали источать зловоние. — Мы уйдем, если тот, кто вел ваш отряд, даст нам отпущение. Отпустит нас.

Глаза Роберта удивленно расширились. Инстинктивно пригладив рукой волосы, он шагнул было вперед, но женщина опередила его намерение.