Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник) Страница 28

— А вы всё-таки продешевили, Снайпс, — улыбнулась Аврора Браун. — Могли бы потребовать от нас, чтобы мы дали вам закончить ваш эксперимент, сделать то, что вы с вашей милой помощницей так пафосно называли «последним шагом».

Отец Габриэль сочувственно развел руками перед профессором: «что теперь сделаешь», сказал:

— Неужели вам, великому Снайпсу, в самом деле дорог этот книжный мальчик со своей обезьяной? Мне кажется, вы опять же отстаивали принцип … Или же вы разочаровались в «последнем шаге»? — вдруг поразился отец Габриэль.

— Мне с вами скучно, — скривился профессор. — Если б вы только знали как. — Встал со своего места, начал ходить по комнате. Энди тоже встал, но, не зная, куда деваться, просто топтался на месте.

— Профессор, переоденьтесь. — Аврора подала ему какую-то накидку вместо его залитой кровью Ульрики рубашки.

— Хотите спровоцировать меня на Стокгольмский синдром? — Снайпс взял накидку, собрался выйти, чтобы переодеться.

— Можно и здесь, — улыбнулся ему, Керенджи. — Здесь все свои. — Встал, чтобы помочь ему снять рубашку, отдал ружье Авроре.

— Что вы, что вы, — пробормотал Снайпс, сделал полшага к Энди, похлопал его по плечу. Энди вздрогнул так, будто это был не дружеский жест, а плевок.

— Разрешите, профессор, — Керенджи помогал ему снять липкую от крови рубашку, не очень-то получалось.

Отец Габриэль умиленно смотрел на эту сцену.

— Вот так, — приговаривал Керенджи, — видите, уже отлипает.

Никто не понял, что произошло.

Профессор Снайпс, помогающий Керенджи в его усилиях избавить его-Снайпса от рубашки, бросился на шип, торчащий из брони Керенджи. Молча, точным движением, левой стороной груди.

Священник и Браун кинулись к Снайпсу. Керенджи засуетился с аптечкой, но всё было поздно.

— Зачем ты напялил на себя это бронированное дерьмо? — отец Габриэль орал на Керенджи. — С кем ты здесь собирался воевать?

— А-а! — Аврора Браун пнула ногой труп профессора и стала стрелять по нему, не могла остановиться.

19. Глеб и Мэгги

Они прошли до корабля, зная, что каждый их шаг фиксируется аппаратурой гостей. Понимали, что предупреждение насчет того, что корабль в любой момент можно сбить, не блеф.

Победители учли, просчитали всё, кроме одного. Мэгги и Глеб катапультировались на старте. Дым и гарь в таком объеме могли навести наблюдателей на мысль о неисправности вспомогательных систем, но скрыли катапультирование. (Этот дымящийся револьвер Авроры Браун подсказал им.) Риск был огромный, но они рассчитали верно и приземлились на самом краю исследовательской зоны станции. Позвоночник и ноги целы, сама же катапульционная капсула теперь годна лишь в утиль.

Звездолет на автомате уходит в космос. Они вернут его, когда понадобится. Лишь бы только и в самом деле понадобилось.

Уничтожить лаборатории, чтобы не досталось победителям. Пробраться к оружию и дать бой. Отбить у них Снайпса и Энди. Победители не готовы, не подозревают.

На дисплее, что на запястье у Мэгги (Керенджи не вспомнил, что надо отключить Мэгги от этого вида связи), они увидели, как профессор Снайпс обманул эту троицу.

Что теперь? Уничтожить лаборатории. Завладеть оружием. Отбить Энди. Но первая же проба (Глеб запустил «разведчика-паучка») показала: у них всё под наблюдением и если Глеб с Мэгги сунутся — только лишь выдадут себя.

Значит, придется бороться без оружия.

Наконец, они вспомнили, что в комнате есть Энди.

— Зачем ты нам без Снайпса? — заворчал отец Габриэль.

Керенджи нажал на курок своего ружья и отстрелил Энди голову.

Глеб и Мэгги пробрались в гостевой коттедж, влезли со двора в окошко. Здесь ни камер, ни жучков, ни еще какой электронной пакости. Отец Габриэль со своими подручными не боги всё-таки и не могли предвидеть всё. Новый план Глеба и Мэгги? В отличие от всего предыдущего он имел хоть какие-то шансы.

У Мэгги едва не лопнуло сердце, когда священник, Керенджи и Браун ворвались в дом.

Аврора Браун стреляет из бластера по стене девятой квартиры. Стена разлетается не на куски даже — в пыль. Среди обломков квартиры, вжавшись в пол, лежит Мария.

— Что еще за хрень? — возмущенно бормочет Керенджи.

Аврора Браун наводит ствол на десятую квартиру.

— Сдурела! — орет на нее Керенджи. — Нас завалит обломками дома. Я не собираюсь проверять на себе вес черепичной крыши.

Ударом ноги он выбивает запертую дверь. Дверь не распахивается даже, а, вылетев из петель, падает на пол. Керенджи входит, в этой своей броне он шире дверного проема, но именно входит, сносит дверные косяки бронированными своими плечами, выламывая по куску стены с каждой стороны.

— Встать! — говорит священник, входя следом за Керенджи.

Глеб и Мэгги встают, стоят перед ними, прижавшись друг к другу.

— Вы вернулись, потому что нашли новые аргументы в нашем давешнем споре и хотите нас поразить? — осклабился отец Габриэль.

— Очень мило с вашей стороны, — говорит доктор Браун, — а то мы уже было свыклись с тем, что профессор совсем уж обвел нас вокруг пальца.

— Жаль только тот новый мир, что вы открыли, — говорит Глеб, — и миллион эмбрионов тоже жалко. Я же понимаю, что вы не остановитесь из-за того, что не заполучили профессора Снайпса и Ульрику.

— Без Снайпса и эмбрионам и миру будет только хуже, — ответила Аврора Браун. — Он бы уберег нас от ошибок и, как знать, удержал бы нас от крайностей.

— Мальчик, — говорит отец Габриэль Глебу, — я заранее знаю, всё, что ты сейчас начнешь декламировать. В нашем мире будут действовать лишь физические и биологические законы — всё остальное, как ты уже понял, мы сочиняем сами. Так что держи-ка свой гуманистический бред при себе.

— Как соблазнительно, правда? — говорит Мэгги, — преодолеть недостатки человеческой природы, снять все неснимаемые, противоречия духа, только вот за-ради чего? За-ради чего такого, что лучше человека, духа, души?! Мы пока что так и не услышали от вас.

— Преодоление, снятие сами по себе уже лучше, чище, правдивее — отвечает священник, — до конца, до предела, до Царства Божьего. Вы, наверное, в убогих своих головенках сто раз уже как решили, что я мечу на место Бога? Я не так глуп. Я смиренен. И создаю новый мир в смирении. Я хочу создать человека, которому доступен абсолют. Доступен не как Богу, я реалист, я понимаю… но слышите вы, доступен!

— Ну да, я понял, — скривился Глеб, — это ты о себе. Созидаешь такого вот самого себя, умерщвляя, уродуя, кастрируя реальность. Это даже не абсолютное Зло. Это какой-то абсолютный самообман.