Брайан Олдисс - Всё созданное Землёй Страница 28

Увидев все это, я зарыдал. Штурвал, который я выпустил из рук, подхватил кто-то из команды. Он повел корабль еще более сумасшедшим курсом. Мы миновали несколько городов, пронеслись над Шотландией, затем прошли через земли Скандинавии, вдоль всей Европы, через дебри России, над Китаем и Америкой. Каждый год по своей нищете был неотличим от другого. Везде были люди. Нищие, голодные, больные.

— Хватит! — закричал я.

Города исчезли. Теперь вокруг было море — темное, спокойно дышавшее пространство воды. Я с облегчением повернулся к рулевому у штурвала. Это был мой двойник. Фигура!

Наши глаза встретились. Да, это был я сам, заточенный в ужасную темницу греха. Это было мое отражение в грязной маслянистой луже.

Страдания Фигуры были неотделимы от моих, ее проклятие было моим, и у нее была такая же, как и у меня, потерянная душа. Но во мне не было сострадания — только ненависть. Я прыгнул на отвратительную тварь.

Между нами завязалась жестокая борьба. Мы душили друг друга, я уклонялся от ее клыков. Мои глаза застлало кровавое облако, но я все еще держал Фигуру мертвой хваткой. Наконец, свет в ее глазах начал медленно меркнуть. Я с силой встряхнул ее, и мы оба упали в лужу с маслянистой водой.

Фигура медленно погружалась. Одна рука все еще оставалась на поверхности, но вскоре и она исчезла.

Я долго стоял, глядя, как сморщивается и пропадает мое отражение. В такие минуты бездействия наступают самые проникновенные мгновения. Что-то вдруг умерло во мне, и я осознал, почему меня преследовали галлюцинации. Чем была Фигура, я не могу сказать до сих пор. Возможно, на мой рассудок спроецировалось желание выбраться из гнусных условий жизни. Возможно, это была попытка добиться свободы, которой у меня не было. Раньше Фигура могла приходить, но я понял, что больше она не вернется. Мною овладел покой — я понял, что мне никогда больше не придется передавать Фигуре штурвал.

Философия не является моей сильной стороной, хотя я и пытался неоднократно придать некий смысл своей жизни. Позже я пробовал анализировать свои видения, навязанные болезнью. Кое-что мне удалось выяснить. Галлюцинации занимали в моем сознании то же место, что и континенты в океане. Но мое внимание привлек океан, который связывает все континенты. Плескаясь вокруг моего тела, он напомнил мне, что лучше бы выползти из него…

Обычное напряжение мысли доставило мне жуткую боль. Внутри и снаружи моей головы кружилась темень.

Тяжело дыша, я ступал по дну. Ко мне медленно возвращался другой тип сознания. Казалось, его вернули тупые тяжелые удары пульса. На миг я уловил запах цветов и жареных луковиц, но он был настолько слабым, что тут же затерялся. Мигрень была настолько сильной, что я не мог сообразить, где нахожусь. Наконец, туман перед глазами рассеялся, и я осмотрелся.

Невдалеке находился недостроенный Вэлвис Бэй. Я вглядывался в него сквозь темноту ночи. Я стоял по грудь в воде у дамбы, которая выступала со стороны площадки для прогулок. Наконец-то, я окончательно пришел в себя и услышал, как ко мне кто-то крадется.

ГЛАВА 12

Кто бы ко мне ни подкрадывался, ускользнуть я не пытался. Я совсем обессилел и желал одного — выбраться на берег.

Я устал, но теперь, когда в голове перестало стучать, чувствовал себя на удивление хорошо — разве я не подчинил себе своего личного дьявола? Несомненно, это улучшило состояние моего здоровья. Морально, духовно или физически — я не мог определить, но уже то, что я не боялся человека, прячущегося в темноте, являлось добрым знаком.

Последнее, что я помнил из внешнего мира, — это прыжок с антигравом. Я был жив, и это служило доказательством тому, что антиграв аккуратно снес меня вниз. Но как повлиял на меня этот очистительный прыжок? Успокоил нервы? Излечил меня от мерцающей скотомы? Этого я не мог определить, но не характерные для меня качества недавних галлюцинаций, их интенсивность позволяли полагать, что во мне что-то изменилось необратимым образом.

Конечно, меня интересовало, где я был и что делал после прыжка. Было ясно, что от Меркатора я ускользнул. Но где сейчас Джастин, Сандерпек?

Я устал от вопросов.

Набережная сверкала гирляндами огней, там играла музыка, и я видел множество людей. Вэлвис Бэй заполнялся к церемонии открытия. Еще я видел человека, наблюдавшего за мной. Он стоял на берегу, полускрытый опорами дамбы.

Я выбрался на берег. У одной из опор, у самой воды, торчало что-то длинное и темное. Я вытащил это, и оно оказалось тонким прутом со стальным болтом на конце. Плавным движением я засунул прут за пояс штанов.

— Что вы от меня хотите? — позвал я человека.

Темный силуэт отделился от опоры.

— Вы, наконец, пришли в себя? — спросил он.

— Меркатор? — узнал я. — Нам лучше поговорить.

— Я на это и рассчитывал.

Итак, мы встретились на берегу океана. Мы сели, приглядываясь друг к другу. Его лицо выглядело призрачным, морщинистым, и я чувствовал, что мое лицо было точно таким же.

— Долго вы следили за мной?

— Не очень. Хотя и держал вас под контролем несколько часов. С того самого момента, как вы скрылись и удрали из отеля.

— Я не совсем удачно скрылся.

— Конечно. После того, как вы с безрассудной храбростью сиганули из окна и приземлились на боковой улице, вы пошли открыто, вглядываясь в лица прохожих и разговаривая с самим собой. Мы с Исратом могли бы схватить вас снова, если бы не возникли другие трудности.

— Что за трудности?

— За нами следили. В этом городе все против всех. Такие иностранцы, как я, вызывают подозрение. Особенно, если они еще имеют таких знакомых, как вы. Знаете, чей антиграв вы украли? Он принадлежал премьер-министру Алжира генералу Рамаянеру Курдану. Старый Курдан превращается в опасного врага. История Алжира за последние столетия…

— К черту историю, Меркатор! Конечно, они против вас, если вы замышляете убийство Президента Африки. Видит небо, я не связан с политикой, но я против убийства. Разве эль Махассет не всемирно известен? Разве он не является одним из самых выдающихся политиков?

— Да, да, Ноланд, я согласен с вами, но есть один момент…

Внезапно он умолк и, схватившись за грудь, согнулся пополам. Когда снова выпрямился, лицо его было жестким, а голос слабым.

— Как видите, вы не единственный больной на этом берегу. Вы понимаете, что идеал здоровья уходит из мира? Ведь быть больным сегодня считается патриотичным.

— Послушайте, Меркатор. Мне не нужна ваша лекция. Я, конечно, сочувствую вашему состоянию, но ни в какие ваши дела впутываться не желаю.

— Вы уже впутались, Ноул. И знаете это.