Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин Страница 29

А ещё среди них были две беременных девчонки. Совсем соплячки, лет, может, по двенадцать или тринадцать. На них были какие-то ожерелья из ракушек. Одну обнимал пацанёнок, совсем мелкий, ниже её на голову — но обнимал за бёдра, довольно погано. Не по-детски.

Я не знаю, что наши им сказали. В первый момент дети постарше, видно, не поняли, что происходит. Но они быстро сообразили.

Потому что тот пацан, Халэ, сперва что-то говорил Смелякову, потом стал хватать его за руки. Гицадзе толкнул его в плечо — и он сел на гальку и вскочил. К Гицадзе сунулся этот их ручной пингвин, протянул клюв, будто хотел укусить — и Смеляков пнул его ногой, так что пингвин отлетел назад. Девчонки, похоже, начали визжать — и кто-то побежал к жилому корпусу, а оттуда уже бежали взрослые.

Взрослые мужики с оружием — и Шэу, которая, похоже, тоже что-то кричала.

Халэ швырнул в Смелякова камнем. Галькой с пляжа. Лещенко врезал ему уже серьёзно, так что он отлетел в сторону, упал и не поднялся сразу. Девчонки и другие пацанята тоже схватились за камни — но не стали бросать, потому что у наших в руках уже были бельки.

Думаю, что именно поэтому и не стреляли охранники. Боялись попасть в детей.

Беременная девчонка вцепилась Гамузову в руки — и Гицадзе влепил ей парализующий дротик, она осела, как убитая. А Смеляков начал стрелять по остальным подросткам, потому что они не хотели отойти в сторону — и они шарахнулись. И тут добежала Шэу, которая бежала быстрее всех взрослых — и Смеляков сунул белька в орнитоптер и выстрелил в Шэу дротиком, она упала на него, и он втащил её в кабину орнитоптера.

И они взлетели.

Шедми смотрели вверх, опустив стволы — но только несколько секунд. Потом один из них выстрелил вверх и сбил дрон. Так что больше я не видел ничего.

А наши были на аэродроме базы уже через несколько минут. Я побежал туда, но там уже довольно много народу собралось.

Бельков было только пять. Они не плакали, но сидели тихо-тихо, как зайчата, и не хотели идти на руки к людям. А Смеляков и Гамузов вытащили из орнитоптера Шэу, как пьяную девку.

Владимирский бежал по взлётному полю почти так же, как шедми-бойцы, а за ним бежали Строев и наши аналитики. Начальник бежал и орал: «Вы что, белены объелись, вашу мать?!» — но Строев, по-моему, думал что-то совершенно другое, а наши патрульные стояли плечом к плечу, как перед неприятелем.

Хофман, ксенолог, тоже заорал, чуть не плача:

— Зачем вы девку-то припёрли, идиоты?

Смеляков, у которого лицо сделалось просто жуткое, огрызнулся:

— А какая ей разница, кто её…? Почему бы и не мы?

И Гицадзе бросил:

— Вы заодно с этими извращенцами, да?

Кто-то ещё вякнул, что они — ксеноморфы, но его никто не слушал. Владимирский приказал объявить по базе боевую тревогу, ну просто на всякий случай. Комов-Громов выполз из госпиталя с каким-то трагическим монологом на тему «господа, вы звери», но ему кто-то дал по зубам, и я даже не вспомню, кто именно.

И тут над нашей базой появились их «летающие блюдца». Шедми вызвал нашего диспетчера и потребовал посадку. В приказном тоне.

А наш диспетчер рявкнул, что в такой манере разговаривать не будет: «Разворачивайтесь!»

Шедми прорычал в настоящей ярости:

— У вас наши дети и женщина!

И тут заусило уже Строева. Он заскочил в диспетчерскую и тоже рявкнул в микрофон:

— Да кто ты такой, чтобы ставить Земле ультиматумы? Я буду говорить только с вашим командованием!

Шедми снизил тон, но ярость в его голосе прямо-таки без дешифратора слышалась:

— Не вынуждайте нас идти на крайние меры! — и это только подлило масла в огонь.

Потому что наш отчеканил:

— Если вы не покинете воздушное пространство над базой людей, мы вас уничтожим к чёртовой матери.

Но они сделали ещё круг. И Строев приказал дать залп из «Кукушки» — ну, промахнуться на пару градусов. Вынудили их убраться.

Шедми, видно, решили действовать через своё правительство — а командир связался с нашим. И на всю эту связь туда и сюда вместе с принятием решений ушли примерно сутки.

За эти сутки у нас умерли три белька. И Шэу зарезалась.

Бельки умерли, потому что никто не подумал, чем их кормить. Все дружно прочли в этой дурацкой книжке очевидную вещь: бельки не могут переваривать пищу самостоятельно. Но никто не придал значения, потому что это никого не занимало: обсуждали шедийскую нравственность. В результате к вечеру бельки тихонько поскуливали от голода и категорически не хотели к людям на руки. Их пытались кормить варёной рыбой, но они не стали есть. Тогда кто-то из наших женщин додумался дать им молока, а батюшка это молоко освятил на всякий случай.

Ну, все же дети едят молоко.

Оно, кстати, белькам понравилось. Но к вечеру у всех было жуткое расстройство желудка — и наш медик не мог придумать, чем им помочь. Им было даже желудок не промыть тем способом, каким моют землянам, потому что зонд попадал в зоб. Так одного белька убил наш врач. Ещё два умерли к утру. Последние двое жили, но еле-еле, на глюкозе, которая — не еда, вообще говоря, и которую они тоже усваивали с трудом.

Когда белькам было уже совсем худо, кто-то вспомнил про Комова-Громова. Но тут оказалось, что он опять в госпитале и у него сотрясение мозга и чуть ли не кома, а потому к нему нельзя вообще.

А Шэу зарезалась осколком зеркала, как самурай. Что у них там с ней вышло — я думать не могу. Гамузов нервно ржал и расписывал, что спереди девки-шедми выглядят довольно-таки странно, потому что эта их складка, через которую они рожают — будто до самого пупка это самое… но сзади — очень похоже на земных женщин, и внешне, и вообще… Но это неправда, и она, конечно, довольно мерзко воняла рыбьим жиром и была холодная, как труп… в общем, вряд ли они с ней, как с нашими женщинами, но там точно было что-то ужасное.

Гицадзе говорил, что она умоляла, чтоб её к белькам пустили. Но тогда бельки ещё были в полном порядке, а Смеляков бросил, что они передохли, просто со зла и досады. Во-первых, чтоб не травила душу, а во-вторых, потому что всё пошло не так…