Кир Булычев - Смерть этажом ниже Страница 29

Но паузу уловили окружающие.

— А что? Что? — спросил кто-то из темноты.

— А вот что: газ добрался до площадки второго этажа. Предупреждаю — площадку проходить быстро, не задерживаться.

— А если до ног дотронется? — спросил женский голос.

— До ног, надеюсь, не опасно — очень надеюсь. Но гарантировать ничего не могу. Мы все тут равны… Впрочем, давайте договоримся: мы проходим к пожару. Если опасности нет, то вы не спускайтесь. А если есть… тогда нужны будут добровольцы.

Вокруг молчали. И в этой внезапной тишине послышался гулкие быстрые шаги. Из темноты выскочил Руслан. Он нес огнетушитель и багор.

— Я же говорил, — сказал он.

— Спасибо, — сказал Шубин, протягивая руку.

— Багор возьми, — сказал грузин. — А огнетушитель сам буду использовать. Я инструкцию читал, а ты не читал.

— На площадке газ.

— Ты идешь? — обиделся Руслан.

— Иду.

— Значит, я иду, ара?

— Тогда вам не надо, — сказал Шубин старику.

— Прошу, не указывайте мне, что надо, а что нет, — тихо сказал старик.

Шубин не стал спорить.

Он взял с собой лампу, оставив холл третьего этажа в темноте. Лампа была последней, если не считать той, что горела в номере, где лежал Спиридонов.

Перед площадкой второго этажа Шубин остановился. Грузин и старик ждали сзади. Здесь было много дыма. Как Шубин ни вглядывался, он не понял — поднялся ли еще желтый туман.

— Не видно? — спросил сзади Руслан.

— Я пойду, — сказал Шубин.

— Подождите, — сказал старик. — Я вас буду держать за руку. Если вам, не дай Бог, станет дурно, я вас вытяну.

— Спасибо, не надо, — сказал Шубин, но руку протянул. Пальцы старика были сильными и прохладными.

— И я возьму, — сказал Руслан.

Он спустился на площадку. Ничего не случилось.

— Пошли, — сказал он.

Так они и прошли площадку, держась за руки, втроем.

Дальше было так дымно, что свет лампы проникал метра на два, не больше.

— Я включу огнетушитель, — сказал Руслан.

— Рано, — сказал Шубин. — До очага метров двадцать, не меньше.

— Может, и меньше, — сказал Руслан. Они прошли еще метров десять и близко услышали треск настоящего пожара.

— Плохо дело, — сказал Шубин.

Было куда теплее, чем на площадке, в лицо дула горячим ветром, сквозь дым пробивались оранжевые блестки.

— А теперь не рано, — сказал Руслан. Он перевернул огнетушитель. Он действовал по инструкции. Шубин подумал, что по закону подлости огнетушитель должен быть неисправен. У него же в руке был багор — бессмысленное оружие для борьбы с пожаром в гостиничном коридоре.

— Я пройду по номерам, — сказал старик.

— Зачем?

— Надо всюду включить воду. Пускай течет.

— Номера заперты, — сказал Шубин.

— Эх! — сказал Руслан радостно. Огнетушитель дернулся в его руке, и пенная струя рванулась вперед.

Шубин надеялся почему-то, что дым отступит, но струя пены смешалась с дымом, а тот не отступал. Дышать было невозможно — глаза резало так, что трудно было их открыть. Старик ударил ногой в дверь. Дверь открылась, а старик скрылся в темноте.

Стало слышно, как зашумела в ванной вода, — этот звук перекрыл треск пожара и шипение огнетушителя.

— Погоди, — Шубин схватил Руслана за руку. — Ты все истратишь.

— Понимаю, — сказал тот и скрылся впереди в тумане. Старик вышел из номера. Он нес большой белый ком.

— Я намочил полотенца, — сказал он. — Чтобы легче дышать.

Он вытащил из кома одно, и Шубин благодарно замотал им лицо. Показалось, что лучше.

— Эй, генацвале! — крикнул он. — Возьми противогаз!

Из дыма возник Руслан.

— Какой противогаз? — крикнул он.

Шубин протянул ему мокрое полотенце.

Сзади раздался крик:

— Вы где?

Это бежал командировочный. Он нес ведро.

— Мы вас не дождались, — сказал он. — Что делать?

— Вон там открыта дверь, — сказал старик. — Там течет вода.

— Понятно, — сказал командировочный.

Рядом появился еще человек, в дыму не разберешь — кто. Он тоже ринулся в номер, где текла вода, столкнулся в дверях с командировочным. Командировочный тут же, от двери, с силой плеснул водой вперед.

— Огонь дальше, — сказал Шубин.

— Без вас знаю, — крикнул командировочный и снова исчез в номере.

— Простите, — сказал старик. — Вы не будете так любезны помочь мне отойти немного.

Старик стоял у стены, запрокинув голову, и глаза его над белым полотенцем были мутными.

— Вам плохо?

— Сейчас пройдет.

— Ведра ни у кого нет? — спросили рядом.

— Возьмите багор, — сказал Шубин.

Он помог старику выйти в холл, что с трудом удалось сделать, так как навстречу бежали люди, в дыму и темноте они налетали друг на друга. Подняв лампу, чтобы обойти человека, который не мог разойтись с ними, Шубин узнал милиционера. Милиционер добыл где-то большой таз.

— Коля? — обрадовался Шубин. — Как там Спиридонов?

— А кто его знает. Лежит.

— Ладно. Возьми лампу и постарайся как-то организовать людей, — сказал Шубин. — А то, боюсь, они только мешают друг другу.

— Слушаюсь, — ответил милиционер.

Шубин в полной темноте вывел старика в холл, но и тут задерживаться было нельзя — из-за дыма трудно дышать. Вокруг были крики, метались люди, и Шубин подумал, что пожар был для них делом понятным и даже спасительным, потому что очень страшно было сидеть в тишине и чего-то ждать, когда в любой момент можно подойти к окну и увидеть мертвых людей на площади. Люди бежали на пожар с остервенением, но без страха, потому что пожар был бедствием объяснимым и всем было известно, что пожар можно потушить.

Шубин помог старику подняться этажом выше. Дыма было много и здесь, но, по крайней мере, можно было дышать.

— Есть тут кто живой? — спросил Шубин.

— Я на месте, — ответила дежурная, и Шубин различил ее силуэт за столом.

— Где-то было кресло, — сказал старик, отцепляясь от Шубина.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше, спасибо вам, — сказал старик. — Я уже сижу. Так что вы можете заниматься своими делами.

Шубин перевел дух, сердце еще билось, ноги еще бежали, надо было сообразить, что делать дальше.

— Вы идите, не беспокойтесь, — неправильно истолковал его колебания старик.

— Сейчас… Скажите, а вы кто по специальности?

— А почему вы спрашиваете?

— Вы читали Евангелие.

— Нет, я не священник. Я пианист. Я здесь на гастролях. Моя фамилия Володиевский, не приходилось слышать?

— Простите, я плохо разбираюсь в серьезной музыке.

— Меня мало кто помнит, — сказал старик. — Я всю жизнь подавал надежды. Но не больше. Но очень приятно, когда кто-то говорит мне: «Как же, слышал, неужели это вы?»