Василий Бережной - Космический Гольфстрим Страница 29

- Что же вы? Продолжайте, я слушаю.

Глаза Лойо Майо сверкнули, он нервно потер свои худощавые руки.

- Может быть, рано еще об этом говорить, но...

- Вы о возвращении на Землю?

- Да. Об этой идее.

- Идее? - удивленно вскинул брови Нескуба. - Но разве вы не верите в реальную возможность?

Лойо Майо снисходительно улыбнулся:

- Откровенно говоря, шанс достижения нашей Солнечной системы равен нулю.

- В таком случае я вас не понимаю. - Нескуба попытался даже встать, но не хватило сил и он только повернул голову на подушке. - Поставили крест?

- Да что вы, капитан! Я и жену почти убедил. Чувствую: еще немножко, и она согласится. А как... Эола?

- С Эолой сложнее, - вздохнул Нескуба. - Вы ведь знаете: ждем продолжателя рода...

- Да... - Лойо Майо потупился, настроение у него сразу упало.

- Продолжатель рода! - повторил Нескуба. - Это, знаете ли, событие большого значения.

- Еще бы! - Лойо Майо взмахнул руками, как будто ему не хватало слов.

Нескуба, покосившись на него, спросил:

- Так что же получается, шансов, по-вашему, нет, а все-таки собираетесь. Непонятно.

- Почему же... Меня привлекает не столько цель полета, сколько сам полет, космическая трасса. Идеальные условия для наблюдений!

- Но ведь наблюдения можно вести и с орбиты, - возразил Нескуба. - "Викинг" - это ведь летающая космическая обсерватория, и мы не собираемся опускать его на Гантель.

- Да, конечно, можно и на орбите, - Лойо Майо пожал плечами, - но... это самый минимальный вариант. И, главное, здесь астроном перешел на шепот, - главное, я не хочу стать добычей гумуса...

- Вы говорите загадками, - Нескуба пристально посмотрел на Лойо Майо, - что значит -"добыча гумуса"?

Астроном как-то странно улыбнулся.

- Это, если угодно, моя философская система. Она, правда, еще не отработана во всех аспектах, но... Коротко говоря, процесс органической жизни сводится к гумусу. Это тонкий плодоносящий слой, покрывающий всю поверхность Земли, да и Гантели, обеспечивает рост всего живого - и флоры, и фауны. Гумус - щедрый кредитор - бери, используй нужные элементы и соединения, расти, набирайся силы, расцветай! Но затем... расплачивайся своей жизнью. Недаром сказано: мы вышли из земли, в землю и вернемся. - Лойо Майо вздохнул, потер смуглый лоб ладонью и продолжал: - Так вот. Мы считаем, что вся природа создана для наших нужд, а в действительности - это форма существования гумуса. Это он живет! И все холит, пестует, выращивает для себя. Людям кажется, что это он для них - и рожь, и пшеницу... А он все только для себя, для себя. Человек обречен repere per humum, как сказал когда-то Гораций - ползать по земле.

- Ну знаете... - поморщился Нескуба. - Это ваша схема... Остается только наделить гумус некоей формой сознания, и карикатура на природу будет завершена. Злая карикатура... Скажите, Лойо Майо, по-дружески, доверительно. Как у вас семейные отношения? Вы счастливы в личной жизни?

Астроном съежился:

- Я, простите, излагаю вам философскую концепцию, а вы... При чем тут личная жизнь? Не вижу связи.

- А я вижу, - вежливо, но вместе с тем покровительственно произнес Нескуба. - Ваша схема обмена живой материи слишком мрачна.

- Уверяю вас...

- Не надо, Лойо Майо. По тому, какой цвет доминирует в ваших представлениях, можно поставить безошибочный диагноз. Но я на это не имею права и делать этого не буду.

- А что вы можете сказать по существу моей гипотезы?

- Ну что ж... Эту схему, - Нескуба нарочито повторил уничижительное словцо, произнося его с заметным нажимом, - вы могли бы положить в основу фантастического романа, не будь она столь пессимистична. Вы ведь астроном, Лойо Майо, а не заметили, что Вселенная наполнена светом. Да, собственно, и сама органическая жизнь - это творение света, детище луча. Вспомните хотя бы процесс фотосинтеза, без которого не было бы и гумуса. Как чудесно устроен мир! И свести всю его сложность к какомуто одному элементу...

Дискуссия продолжалась довольно долго, Нескуба даже устал, но так они ни к чему и не пришли, каждый остался при своем мнении. Объединяла их только идея полета, мечта, которая не давала покоя капитану, неудержимо влекла и одновременно отпугивала своей фантастичностью. Нескуба слушал рассуждения Лойо Майо, а сам думал: согласится ли Эола? Как ее убедить? Как преодолеть ее непонятное женское упрямство? Она оттягивает решение до родов. Хитрит...

- Да, солнца, галактики, - продолжал между тем Лойо Майо, - это прекрасно, потому-то и тянет меня в космос... Но, во всяком случае, вы знаете теперь мои соображения. В конце концов, не для того я ушел от одного гумуса, чтобы попасть в лапы другого. Если мы не полетим, я конечно же буду работать на орбите, ну а если умру, буду просить рассеять мой пепел в космосе.

- Все равно выпадет на планету, - мрачно пошутил Нескуба.

- Так протрубит ли нам стартовая труба? - спросил Лойо Майо, не обращая внимания на неудачную шутку.

Нескуба - совсем еще недавно такой волевой, решительный и часто прямолинейный - сейчас колебался. Лицо его морщилось, словно он пытался что-то вспомнить, взглядом он прощупывал потолок, как будто надеялся найти там ответ.

- Я... не могу еще точно сказать... - произнес он наконец. - Понимаете, Эола...

- Понимаю. Но нет, не Эола, не ребенок, который скоро родится, держат вас здесь, капитан. Это гумус не желает расстаться со своей добычей, гумус Гантели.

- Да ну его, ваш гумус! - проворчал капитан. - Гумус да гумус...

Устало закрыл глаза, а когда открыл, Лойо Майо в палате уже не было. "Он действительно здесь, на этой планете, как рыба, выброшенная на песок, - сочувственно подумал он об астрономе. - Космос - его стихия. Вот и не может успокоиться его дух. А я? Разве моя душа спокойна?.."

Первый гантелянин!

Родился он ранним утром, когда теплые лучи Светила окрасили в красный цвет окрестные горы, похожие на огромные стога сена, неслышно опустились вниз и выхватили из черноты ночи пластиковые крыши поселения. И словно изучая эти новостройки. Светило ощупало стены, заглянуло в четырехугольные окна. Именно в это мгновение крохотный Нескуба громким криком оповестил о своем появлении на свет, о котором он еще сам ничегошеньки не знал. Светило мягким прикосновением огладило его тельце, с которым, немного нервничая, возилась молодая мать, и сразу же сделало его розовым.

- Ув-ва! Ув-ва!

- Ого, какой горластый! - воскликнула доктор Рената Павзевей, и в голосе ее звучала радость. - А ну давай, давай, кричи еще, зови своего папочку!

- А что, Гордей здесь? - подняла голову роженица. - Так впустите его! Рената, позови...

- Успокойся, Эола. Ты что, забыла, что он на "Викинге"? Ему еще не передали.

Эола обессиленно опустила голову на подушку.