Константин Кедров - Поэтический космос Страница 29

Вопрос об отношении человека и космоса раньше считался чисто религиозной проблемой, но ведь важны не слова, а сущность проблемы.

Об этой малоисследованной сфере жизни много писал, думал и говорил Лев Толстой. Некоторые из его высказываний сегодня звучат по-новому.

"- Религия есть отношение человека к остальному миру. Это отношение не может быть к миру чувственному, который в пространстве и времени, и то и другое бесконечны. Не может быть отношения единицы к ряду бесконечных чисел - их пришлось бы интегрировать для этого. Следовательно, отношение возможно к целому вне времени и пространства" (Мeньшиков М.О. Из записных книжек. "Прометей", № 12, 1980).

"Говорил о жизни вне времени, о том, что только здесь на земле есть прошлое и будущее, а там нет, и потому там есть возможность знать и будущее".

Именно так понимал воскресение Лев Толстой.

"Что значит "будущая жизнь"? Можно верить в жизнь, но для жизни вечной наше понятие "будущая" совершенно неприложимо" (Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. М., 1959).

Однажды Л. Толстой сформулировал эту мысль ещё яснее: "Прежде всего про состояние после смерти нельзя сказать, что оно будет. Бессмертие не будет и не было, оно есть".

Может быть, благодаря такому ясному и чистому ощущению герои Толстого всегда благополучно минуют барьер темноты, выходя к ослепительному свету в конце туннеля. Иная судьба мятущихся грешников Ф. М. Достоевского. Вот ночная исповедь двух заблудших душ - Свидригайлова и Раскольникова.

Свидригайлов:

"Привидения - это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одной здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас начинает сказываться возможность другого мира..."

Раскольников:

"Я не верю в будущую жизнь".

Свидригайлов:

"Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему Же непременно огромное? И вдруг вместо всего этого, представьте себе, будет так одна комнатка, этак вроде деревенской бани, закоптелая, и по всем углам пауки, и вот и вся вечность..."

Как похоже это на сужающееся пространство черной дыры для "внешнего" наблюдателя, который вечно летит в сужающуюся тьму и никогда не достигнет света.

Иначе видит вечное мгновение "внутренний" наблюдатель князь Мышкин, удостоенный света:

"Вдруг, среди грусти, душевного мрака, давления, мгновениями как бы воспламенялся его мозг... Ощущение жизни, самосознания почти удесятерялось в эти мгновения, Продолжавшиеся как молния... Ведь это самое бывало же, ведь он сам же успевал сказать себе в ту самую секунду, что эта секунда, по беспредельному счастию, им вполне ощущаемому, пожалуй, и могла бы стоить всей жизни". "В этот момент, - как говорил он однажды... - в этот момент мне как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет. Вероятно, - прибавил он, улыбаясь, - это та же самая секунда, в которую не успел пролиться опрокинувшийся кувшин с водой эпилептика Магомета, успевшего, однако, в ту самую секунду обозреть все жилища Аллаховы".

Мы признаем, что вселенная существует вечно; и одновременно каким-то непостижимым образом отказываем человеку в праве ощущать эту вечную жизнь в себе. Если жизнь - высшая форма существования материи, а человек - венец этой жизни, то как можно сомневаться в его причастности к всемирному бытию? Опыт вселенской жизни, сама идея космического бессмертия в значительной мере опошлена всякого рода конкретными представлениями, уподобляющими жизнь космическую жизни земной. Занавес над тайной приподнят Альбертом Эйнштейном, но именно ему больше чем кому бы то ни было свойственно чувство таинственного:

"Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, - это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым".

Эйнштейн ощущал в космической жизни некую величайшую тайну и говорил об особом космическом чувстве, свойственном человеку: "Я назову эту ступень космическим религиозным чувством. Тому, кто чужд этому чувству, очень трудно объяснить, в чем оно состоит... Индивидуум ощущает ничтожность человеческих желаний и целей, с одной стороны, и возвышенность и чудесный порядок, проявляющийся в природе и в мире идей, - с другой... Он начинает рассматривать свое существование как своего рода тюремное заключение и лишь всю Вселенную в целом воспринимает как нечто единое и осмысленное".

Это высказывание Эйнштейна во многом созвучно размышлениям Ф. М. Достоевского о жизни, смерти и особой роли человека среди мироздания. В записных книжках писателя есть отрывок, который хотелось бы привести здесь как можно полней.

Умерла от туберкулеза жена Федора Михайловича М. Д. Достоевская, и через день после её смерти в записной книжке писателя появилась такая запись:

"Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей? Возлюбить ближнего человека, как самого себя, по заповеди Христовой невозможно. Закон личности на земле связывает... Но если это цель окончательная человечества... - то, следственно, человек, достигая, оканчивает свое земное существование. Итак, человек есть на земле существо только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переходное.

Но достигать такой великой цели, по моему рассуждению, совершенно бессмысленно, если при достижении цели все угасает и исчезает, то есть если не будет жизни у человека и по достижении цели. Следственно, есть будущая, райская жизнь.

Какая она, где она, на какой планете, в каком центре, в окончательном ли центре, то есть в лоне всеобщего синтеза, то есть бога? - мы не знаем. Мы знаем только одну черту будущей природы будущего существа, которое вряд ли и будет называться человеком... Эта черта предсказана И предугадана Христом, - великим и конечным идеалом развития всего человечества..."

"Человек - это эволюция, познающая самое себя", - сказал английский биолог Джулиан Хаксли. Лично мне в этой мысли чего-то недостает, возможно, самого человека. Ведь с момента появления разума эволюция во многом зависит от Homo Sapiens. Подчинена настолько, что порой, как показывает история, может превращаться в регресс.

Достоевский один из первых предвидел такую опасность. Жизнь и смерть даже одного человека он считает величайшими событиями вселенского масштаба. От земли к небу тянутся незримые нити, которые в момент смерти не только не прерываются, но становятся намного прочней, чем были при жизни.