Герберт Уэллс - Наземные броненосцы Страница 3

Корреспондент приподнялся и пролаял проклятие.

— Что за чертовщина валит наших солдат?

— Оно чёрное, — сказал художник, — и похоже на форт. В двух сотнях ярдов от нашей первой линии.

Он поискал сравнений.

— Что-то вроде большого блокгауза или гигантской, перевёрнутой миски.

— И оно двигалось! — воскликнул военный корреспондент.

— Вы вообразили, что движется — иллюзия прожекторных лучей, крадущийся ночной кошмар.

Они выползли на кромку выемки и лежали теперь среди безмерной темноты. Некоторое время ровно ничего не было видно, затем прожекторные лучи с обеих сторон снова сошлись на странном предмете.

Бледный свет открыл нечто вроде огромного, неуклюжего насекомого — жука, размером с броненосный крейсер; оно ползло прямо на первую линию траншей и било огнём через боковые пушечные порты. Пули барабанили по его панцирю словно яростный град по железной крыше.

Видение задержалось на единый миг; затем монстра сокрыла вновь наступившая тьма, и лишь крещендо выстрелов указывало на его движение вперёд, к траншеям.

Мужчины принялись обсуждать увиденное, но залетевшая на холм пуля бросила в лицо художника горсть земли и товарищи решили вернуться под защиту окопов. Они постарались никак не выказать своего присутствия и незаметно вернулись ко второй линии ещё затемно. Рассвет не успел открыть поля боя, в траншеях скопилась толпа оживлённо судачащих в ожидании стрелков. По их мнению, выдумка врага совладала с передовыми пикетами но не была способна на большее. «Днём мы захватим их во множестве» — сказал дородный солдат.

— Их? — спросил корреспондент.

— Говорят, они выстроились в цепь и ползут на нашу линию по всему фронту… Говорят так.

Темнота убывала медленно, видимость устанавливалась постепенно. Лучи прожекторов перестали мести горизонт. Вражеские чудовища — тёмные пятна на тёмном фоне — постепенно приобретали чёткие очертания. Военный корреспондент механически жевал шоколад, не отрывая глаз от обширной панорамы под хмурым небом. По оси батальной картины с интервалом в три сотни ярдов протянулся строй четырнадцати или пятнадцати огромных, неповоротливых призраков и их линия, видимая в перспективе, нисходила к передовым траншеям. Судя по всему, устройства вели огонь по скученным в укрытии солдатам. Они подошли так близко, что артиллерия умолкла. Бой шёл лишь на первой линии траншей.

Вторая линия возвышалась над первой и, по мере прибывания дня, корреспондент смог разглядеть защитников — они расступались перед машинами и скучивались за поперечными насыпями — защитой траншей от анфиладного огня. Вблизи от машин не осталось никого — валялись лишь раненые и мёртвые останки; обороняющиеся раздались направо и налево от сокрушившего бруствер носа наземного броненосца. Репортёр достал бинокль и немедленно оказался среди солдатских расспросов.

Они хотели видеть и знать; сначала корреспондент объяснял, что люди за валами не могут ни сопротивляться, ни отступать и ищут спасения, а не боя; затем счёл за лучшее отдать бинокль дюжему и недоверчивому капралу. Позади раздался скрипучий голос — тощий солдат болезненного вида беседовал с баталистом:

— Эти парни, внизу, в ловушке. Если отступят — попадут под огонь, их перебьют начисто…

— Они стреляют не часто, но каждый раз в цель.

— Кто?

— Люди в этой штуке. Когда ребята поднимутся…

— Куда?

— Мы уведём их из траншей, когда сможем. Наши парни уйдут к нам, наверх, зигзагами… Кто-то уцелеет… И когда все уйдут, придёт наш черёд. Обязательно! Эти штуки не могут пересечь траншеи или войти в них, они повернут назад и тогда их разобьёт артиллерия. Непременно разобьёт. Понимаете?

Уверенность вернулась к солдату.

— А потом мы сам пойдём к этим хитрецам.

Корреспондент обдумывал идею несколько минут, затем отобрал бинокль у дюжего капрала.

День разгорался. Низкие облака рассеивались, место солнечного восхода засветилось лимонно-жёлтым пятном. Репортёр смотрел на броненосец. Теперь блеклый свет серых утренних сумерек осветил склон и дополз ровно до линии передовой траншеи. Корреспондент нашёл, что сухопутный корабль вовсе не собирается поворачивать. Он был длиною в восемьдесят, а то и сто ярдов — расстояние в двести пятьдесят ярдов скрадывало размеры — с крышей в форме плоского черепашьего панциря. Сплошные, гладкие стенки доходили до десяти футов; выше, под самым козырьком крыши, поверхность была устроена сложным образом — там теснились пушечные порты, выглядывали стволы винтовок и трубы телескопов — частью фальшивые, но неотличимые от настоящих. Машина заняла подобающую позицию и вела продольный обстрел траншеи — в ней, насколько мог видеть корреспондент, повсюду валялись мёртвые, немногие солдаты оставшиеся в живых скучились в две-три группки. Травяное поле перед траншеей осталось размечено цепочками вмятин — так морское животное оставляет на пляже прерывистые следы. Справа и слева от линий следов-цепочек валялись мёртвые тела и шевелились раненые — солдаты попали под огонь, убегая с выдвинутых вперёд позиций в свете вражеских прожекторов. Машина свесила голову в траншею и замерла, как будто мыслящее существо размышляло над планом дальнейшей атаки.

Корреспондент опустил бинокль; теперь многое прояснилось, он получил пищу для размышлений. Ночные твари, очевидно, выиграли первую линию; теперь в сражении наступила пауза. Возможно, враг увидел — случайно, или узнал загодя — о второй и третьей линиях обороны вверх по склону. В траншеях залегли густые цепи стрелков, изгибы верхних линий предоставляли возможность для перекрёстного огня. Рядом говорили о пушках.

— Сейчас мы на линии огня тяжёлых орудий на холме, но скоро их передвинут и тогда пушки сотрут эти штуки в порошок, — успокоительно объяснял тощий солдат.

— На мелкие куски, — отозвался капрал.

«Банг! Банг! Банг! Виииииир!» — звук ударил по нервам, стрелки непроизвольно опорожнили магазины. Корреспондент обнаружил, что лишь он и художник остались позади и без занятия; перед ними вдруг выстроился ряд прилежно дёргающихся от неустанной стрельбы спин.

Чудище двинулось и двигалось под градом выстрелов; потоки пуль высекали искры из металлической шкуры. Оно запыхтело — туф-туф-туф — и выпустило за собою маленькие струйки пара, затем подобралось, подобно моллюску перед движением, подняло подол и, по всей длине монстра, бахромою появились — ноги! Короткие, толстые конечности, нечто вроде бородавок или кнопок, толстенькие, с плоской пяткой — так выглядят ноги слона и, одновременно, ножки гусеницы. Юбка чудовища задиралась всё выше, корреспондент внимательно пригляделся в бинокль — так и есть; ножки прикреплены к ободьям колёс. Мысль прыгнула в прошлое время: безмятежный мир, Виктория-Стрит, Вестминстер, интервью с мистером, мистером…