Стивен Кинг - Что приснилось Харви Страница 3

Джанет - Джакс смотрела вниз на кастрюлю, стоящую в раковине. На одно, сваренное вкрутую, яйцо, лежащее в ней. Остальные яйца были очищены и аккуратно разрезаны на две части. Они лежали в чашке около сушилки. Рядом с чашкой стояла банка майонеза. Джанет собиралась нафаршировать яйца, и приготовить зеленый салат для ланча.

- Я не хочу слушать остальное, - сказала Джанет, но только она сама могла слышать себя. Когда-то, она посещала Драматический кружок, а сейчас не могла даже пересечь кухню. Ее грудь была расслаблена. Она была такой же, как ноги Харви, если бы он попытался сыграть в теннис.

- Я подумал, а не сьесть ли мне одно яйцо, - сказал Харви, - затем я сказал себе нет. Если я сделаю это, она будет орать на меня. И потом зазвонил телефон. Я бросился к нему, потому что не хотел, чтобы он разбудил тебя. И здесь наступает самая ужасная часть моего рассказа. Ты хочешь услышать ужасную часть?

Нет, подумала Джанет, стоя возле раковины. Я не хочу слышать эти ужасы. Но в то же время, она хотела услышать это. Каждый хочет послушать какие нибудь ужасы. Мы все здесь сумасшедшие. Ее мать на самом деле говорила, что если вы расскажете, кому нибудь ваш сон, то он вряд ли сбудется. Это означало, что вы с удовольствием рассказывали свои кошмары, но хорошие сны хранили в себе, скрывая их как свой молочный зуб под подушкой.

У них с Харви было три дочери. Одна из них жила недалеко, вниз по дороге. Дженна беззаботная и разведенная, с таким же именем, как и у одной из близняшек Баш, из телесериала, который она ненавидела. В те дни Дженна требовала, чтобы все называли ее Джен.

Три дочери - это как куча молочных зубов под кучей подушек, это уйма беспокойств насчет странных типов в машинах, предлагающих подвезти и угостить конфеткой. Три дочери - это уйма различных предостережений. О, как же она надеялась на то, что ее мать была права, когда говорила, что рассказывать плохие сны это как загонять кол в сердце вампиру.

- Я поднял трубку, - сказал Харви, - это была Триша. - Триша это их старшая дочь, которая поклонялась черным магическим камням пока не нашла себе парня. - Сначала она сказала только одно слово - "Папа", но я уже знал, что это Триша. Ты знаешь, как это бывает?

Да она знала, как это бывает. Так же, как вы всегда узнаете своих детей, по крайней мере, до тех пор, пока они не вырастут и не станут какими то другими.

- Я ответил, "Привет, Триша. Почему ты звонишь так рано? Твоя мама еще в постели". Сначала я не услышал ответа. Я подумал, что нас разъединили, а затем я услышал это шепчущее хныкание, не слова, а какие то половинки слов. Как будто она пыталась говорить, но у нее это получалось тяжело, потому что она не могла собраться с силами, или ей было тяжело дышать. Это был тот момент, когда я испугался.

Хорошо, скоро он сбросит скорость, не так ли? Потому что Джанет которую когда-то звали Джакс, которая посещала Драматический кружок, которая, бесспорно, делала самый великолепный на свете минет, Джакс, которая курила дорогие сигареты и жеманно наслаждалась текиллой - сейчас была действительно испугана. Она испугалась еще до того, как Харви упомянул про вмятину на боку Вольво Фрэнка Фридмана.

Она вспомнила о телефонном разговоре с ее подругой Ханной, около недели назад, который, в конечном счете, как всегда свелся к историям о болезни Альцгеймера. Ханна звонила из города. Джанет открыла окно, уселась перед ним в гостинной и взглянула на их одноакровый участок в Вестпорте, на все те прекрасные растения, которые заставляли ее чихать, и заставляли слезиться глаза. До того, как разговор перешел к болезни Альцгеймера, они сначала обсудили Люси Фридман, а затем и Фрэнка. И кто же из них сказал это? Кто же из них сказал, - Если Фрэнк ничего не сделает со своей привычкой напиваться а потом садится за руль, то наверняка он кого нибудь убьет!

- Потом Триша сказала что-то, что звучало как "лисица" или "лица", но во сне я знал что она была...пропускала слоги? ...это так называется? Она пропустила первый слог, и то слово, которое она в действительности произнесла, было "полиция". Я спросил ее что там, насчет полиции, что она пытается сказать про полицию? Я присел. Прямо там. - Он показал на стул, стоящий в углу возле телефона. - Слово "полиция" прозвучало немного тише, чем остальное ее шептание. Она заставляла меня нервничать так, что я подумал о Шекспировской трагедии, но затем она сказала "номер". Я слышал это так же четко, как и звонок телефона. И я знал - (так же, как о том, что она пыталась сказать "полиция") - что она хочет сказать мне, что ей звонили из полиции, потому-что у них нет номера нашего телефона.

Джанет ошеломленно кивнула. Они решили не включать свой номер в телефонную книгу два года назад, потому-что репортеры продолжали названивать Харви по поводу скандала с компанией "Инрон". Обычно они звонили во время ужина. Не потому, что Харви мог решить эту проблему, но потому-что он был крупным специалистом по таким большим энергетическим компаниям. Несколькими годами раньше он даже входил в состав президентской комиссии, в те времена, когда Клинтон был "верховным шаманом", и мир был (по крайней мере, по ее скромному мнению) немного лучше, немного безопаснее.

И пока все суетились вокруг Харви, она перестала, что-либо понимать. Но одно она знала совершенно точно - даже в мизинце Харви больше честности, чем у всех вместе взятых лизоблюдов из "Инрон". Она иногда скучала от его честности, но твердо знала, что честность это лучше, чем ложь.

Но разве не может полиция узнать номера, не включенные в телефонную книгу? Хорошо, возможно, но только, если они спешат выяснить что-нибудь, или что-то кому нибудь сообщить. Плюс ко всему - сны не обязаны быть логичными. Не так ли? Сны, это поэмы нашего подсознания.

А сейчас, потому что она больше не могла стоять, Джанет подошла к кухонной двери и взглянула на светлый июньский день. Взглянула на их улицу, которая, по ее мнению, была маленькой версией американской мечты. Как спокойно было это утро, с триллионом капель росы, все еще сверкавших на траве! И ее сердце все еще стучало в груди, и пот скатывался по ее лицу. И ей хотелось сказать Харви, что он должен остановится, что он не должен рассказывать свой сон. Свой ужасный сон! Она должна сказать ему, что Дженна живет прямо внизу у дороги - Джен, та Джен которая работает на видео-стопе в поселке и проводит все свои воскресные ночи, напиваясь в "Тыкве" с кем-то очень похожим на Фрэнка Фридмана, с кем-то, кто годится ей в отцы. И это обстоятельство еще больше привлекало их Джен.

- Все эти шепчущие половинки коротких слов, - говорил Харви, - и она не хотела говорить отчетливо. Потом я услышал "УБИТА", и я знал, что одна из наших девочек мертва. Я просто знал это. Не Триша. Это точно, потому что с Тришей мы говорили по телефону, но может быть Дженна или Стэфани. И я был так напуган. Я присел там, и мне в голову пришла ужасная мысль "кого из них я бы выбрал?". Это было, как какой-то трахнутый выбор в телешоу. Я начал кричать на нее - "Скажи мне кто из них! Скажи мне кто из них! Ради всего святого, Триша скажи мне кто из них!" Только потом реальный мир начал бледнеть... это было похоже на... - Харви издал короткий смешок, и в ярком утреннем свете Джанет увидела красное пятно в середине вмятины на боку Фридмановского Вольво, а в середине пятна она увидела черную кляксу. Это могло быть грязью или даже чьим то волосом. Она представила себе Фрэнка Фридмана останавливающегося у тротуара в два часа утра, такого пьяного, что он не мог продолжать вести машину по прямой дороге, неговоря уже о том, чтобы поставить ее в гараж с узкими воротами. Она представила его спотыкающегося, плетущегося к дому с низко опущеной головой, тяжело сопящего через нос. Да здравствует бык!