Людмила Козинец - Полёты на метле Страница 3

Было воскресенье, и Кешке не терпелось избавиться от домашних повинностей - он уговорился с друзьями поехать на побережье. Пригласил и меня. Пришлось отказаться, как ни хотелось окунуться в соленую упругую волну. Я еще никогда не видела моря... Мелькнула в окне вагона какая-то серая лужа, но это ж не море...

Быстро же я отогрелась после Москвы: в полдень высунула нос на улицу и поняла, что не хочу я лезть в это пекло. Город притих. Полдень.

Полдень... Сильно, терпко пахнут цветы, над раскаленным асфальтом струится кипящий воздух, голуби толкаются у лужицы возле водоразборной колонки, посреди двора в тени старого тутовника валяется ошалевшая кошка, которая смотрит на голубей прямо-таки с отвращением.

Полдень... У бочки с теплым квасом спит продавщица, осы лениво ползают по лотку, поблескивая слюдяными крылышками. Проехала поливальная машина, россыпь капель задела ноги продавщицы, но она не проснулась, только дернула ногой, уронив босоножку. Прошла дама под белым зонтиком, четко стуча каблучками, ровно ставя изящную туфлю, презирая жару. Остановилась под каштаном, прикрываясь его корявым стволом, оглянулась смущенно и сняла свои красивые туфли, освобождая красные распаренные ступни. И дальше пошла босиком. Пламенный полдень.

Пойду в город вечером. А пока займусь полезным делом: посмотрю картотеку.

Я выставила на стол ящики, вынула из них стопки желтых библиотечных карточек. Над ними заклубилась невесомая золотистая пыль.

А пошло оно все... Не хочу я этого читать. Не хочу я знать, за кем тут присматривал "старший уполномоченный", что он карябал своим вечным пером на волокнистом картоне. Не видела я, что ли, такой "документации"? Хоть и пари держать, записана там всякая гадость - был, имел, привлекался, исключен, разведен...

То, что называется компромат.

Я сгребла карточки и сунула их в печку. Веселый огонь сожрал двадцатилетние труды старшего уполномоченного. Все, ребята! Ничего я про вас не знаю, будем знакомиться заново, постараемся забыть про красную рожу старшего уполномоченного. Иные времена! Мои времена!

Вечером я вышла на разведку. В седьмом часу город все еще был горяч, но тихо-тихо, еле ощутимо текла по ногам синяя прохлада, полная ледяных иголочек. Вот тебе и на - кто бы подумал, что в этом пекле вечером не обойтись без куртки или свитера. Да ну, авось после промозглой Москвы не замерзну и в красной маечке с портретом Б.Г. А уж Б.Г. меня и на северном полюсе согреет...

Идиотская, кстати, маечка. Ничего не попишешь - она у меня нечто вроде спецодежды. Это еще можно вытерпеть, а вот каково приходится некоторым моим коллегам!

Я вспомнила, как однажды на практике в Калуге сидела под тентом автовокзала и вдруг почувствовала спиной взгляд. Особенный такой взгляд. Оборачиваюсь - Алка с факультета музыки. Сидит в компании каких-то длинноволосых задохликов и этак значительно на меня смотрит - дескать, не узнавай, не подходи, я на задании. Специальность Алкина - "Йоко". Это в честь жены Леннона. Значит, вокруг нее сейчас сплошные глинки и чайковские. Поглядела я на них - и не понравились они мне. Но это еще что... Костюмчик на Алке был... я бы сразу застрелилась, если бы меня заставили надеть эту черную рокеровскую броню из негнущейся подделки под кожу... с заклепками... цепями... бр-р-р...

Между прочим, Лицей у нас почти сплошь женский. Этакий монастырь искусств. По слухам, лет пять тому назад затесался один занудный очкарик. Закончил курс, распределился, а через неделю явился в деканат со скандалом и двумя фингалами, расположенными под его очками строго симметрично. Поэты, к которым его распределили, оказались отнюдь не златокудрыми ангелами с лютнями в изящных перстах. Они, видите ли, не сошлись с выпускником нашего славного Лицея в толкованиях понятия творческого метода.

Деканат повздыхал и отправил незадачливого молодого специалиста в небольшой южный город - опекать феминисток из редколлегии самодеятельного журнала "Мона Фэна". Журнальчик этот оттачивал зубки на диетических сухариках - опусах начинающих фантастов, пишущих для женщин. Поработал молодой специалист в этом городке несколько месяцев, после чего страницы "Моны Фэны" стали подозрительно напоминать бесконечное продолжение похождений Дон Жуана.

...Город потихоньку оживал после огненного полудня. Улочки заполнялись народом, выползла откуда-то пестрая молодежь в одеждах, за которые в Москве еще год тому назад выдавали дипломы райотдела милиции в виде протокола о неподобающем поведении в общественных местах. Я отвлеклась на одну очень интересную модель - весьма смелые брючки из белой трикотажной сеточки... интересно, а как прикажете это кроить? Сеточка же тянется по всем направлениям... а если с подрезом... Модель свернула в переулок, отмеченный синей табличкой "Архивный спуск". Ага. Значит, вот здесь и собираются эти "непуганые идиоты", как выразился бывший старший уполномоченный. Ну, поглядим, поглядим...

В кафе вела узкая высокая дверь. Разойтись вдвоем в ней было невозможно, поэтому минуты три мы - я и какой-то молодой человек танцевали менуэт вправо-влево, пытаясь уступить друг другу дорогу. Но спасибо - сзади поднажали, и я все-таки попала в полутемный зальчик. Удивительно, но пахло настоящим крепким кофе, очередь - человек пять, натюрмортик над стойкой - явно оригинал. Симпатично, прохладно, уютно. Я взяла большую чашку кофе - чтоб надольше хватило - и скромно пристроилась в уголке, возле окна, откуда было видно весь зальчик.

Народу постепенно прибывало. Почти все вели себя здесь, как завсегдатаи и старые знакомые. Очередь как таковая перестала существовать, у стойки вилась небольшая толпа, в которой говорили все сразу.

- Тетя Нина, привет! - это буфетчице. - О, Стас, ты откуда взялся? Трепали, что ты на Домбае... - это сильно загорелому блондину с надменным выражением лица. - Девушка, у вас не занято? - это мне.

- Тетечка Ниночка, мне, как всегда. И вот эти книги передайте Женьке, и скажите ему, что он свинтус. Нет, больше ничего не говорите. Да что мучаешься, мать? Сдался тебе этот Жано! Ну, если уж так нужен, оставь записку тете Нине, завтра он тебе сам позвонит. Чего? Во вторник! А пошли они, надоели, я на Горького больше не ходок. Ну, это, положим, брехня, я его позавчера видел с какой-то девицей лейб-гвардейского роста. Женька!!! Иди сюда, тут тетя Нина должна была тебе сказать, что ты свинтус, так я сам тебе это скажу! Да-да-да, запись у него на радио, кому ты мозги пудришь? Я твой голос вообще слушать не могу, особенно, когда ты про рекламу штанов нашей швейной фабрики... всегда выключаю... Принес? Ага, почитаем...

Я слушала обрывки бесед, городские новости и сплетни, продолжения старых споров, выяснения древних обид, постепенно замечая, что поток их превращается в водоворот, точно сходясь к трем персонажам.