Олег Маркеев - Хроники Нового Средневековья Страница 3

- Эх - ма, живем, камарадос! - заорал Партизан, схватил со стола пустую бутылку и швырнул в окно. Не успела он исчезнуть из поля зрения, как ее догнала пуля, выпущенная умелой рукой. - Еще! - скомандовал Партизан, быстро перезаряжая пистолет.

Капитан метнул две бутылки разом, Партизан одним выстрелом раскрошил обе.

- Еще!!

- Гуляй, братишки! - Капитан схватил любимую тарелку, единственную, что осталась в живых от китайского сервиза, половину побили при контрабандном вывозе из Поднебесной, вторую доколотили уже здесь. - Якорь мне в задницу, я еду с вами! Еду!!

Дверь затряслась от мощных ударов, потом жалобно скрипнули петли, и она рухнула, подняв в воздух облако пыли и старые газеты.

Штабс-капитан гвардейцев строевым шагом вошел в комнату. В полной тишине противно поскрипывала давно нечищенная кираса. Каску он держал под мышкой, всю голову занимала огромная плешь, увенчаная черной изюминкой бородавки. Ее штабс-капитан всегда стеснялся и в любую жару ходил по городу в каске. Все знали, что только нечто уж совсем не укладывающееся в штаб-капитанской голове могло заставить его снять с нее каску. Он смахнул с плаща мелкое стеклянное крошево и укоризненно посмотрел на застывших на своих местах друзей.

- Допрыгались, диссиденты проклятые. - В его голосе не было злобы, только усталость.

- А что я такого сделал, господин штабс-капитан? - Шут решил, что обратились к нему, из троих статью о диссидентстве удобнее было пришить именно ему. Восемь лет на галерах, конечно, не сахар, но что не сделаешь ради друзей. Да и на галерах шуты нужны, не всем же дано веселить народ.

- А вот что! - Штабс-капитан выковырял из плаща осколок зеленого стекла. - Хорошо, что каска спасла. А будь на моем месте другой, а? Непреднамеренное убийство! Статья восемь "прим". Четвертование или десять лет исправительных работ.

- Ну и сажай, гнида, сажай! Всех не пересажаете! - Партизан рванул на груди зеленую спецназовскую майку. На левой груди у него была татуировка Че Гевары, на правой - Троцкого.

- Ты свой "иконостас" прикрой, - строго произнес штабс-капитан. Видали и не такое.

- Шута-то на кой вязать?! - cразу же сбавил обороты Партизан. - Он и так без работы сидит. Бери меня, я тюрьмы не боюсь.

- А я за тюрьму боюсь! - отчеканил штабс-капитан гвардейцев. - Я тебя в камеру, а народ, как узнает - на штурм. Было уже, хватит, ученые! До сих пор из получки за ремонт удерживают. А у меня семья, между прочим. - Он с намеком посмотрел на Капитана.

Тот кивнул. Вышел из комнаты, позвякивая связкой ключей. Вернулся с кожаным мешочком. Из него раздавался другой перезвон, нежный и немного сладострастный.

Штабс-капитан гвардейцев потупил глаза и принялся расправлять усы, звон золотых гульденов он не мог спутать ни с чем на свете. Кошелек сам собой нырнул в карман его форменных брюк, и капитан вздрогнул, ощутив приятную тяжесть взятки.

- По законам морского гостеприимства, - Капитан опять начал по-прибалтийский растягивать слова. - Всякий оказавшийся во время обеда на борту обязан быть приглашен к столу. Прошу вас! - Он широким жестом обвел разгромленный стол.

- Вообще-то я не голоден. - Штабс-капитан гвардейцев спрятал в усы довольную улыбку. - Разве что за кампанию...

- Окажите честь! - Капитан кивнул Шуту, тот послушно спрыгнул со скамьи и сел за стол.

Партизан отошел к окну. За спиной булькало вино, перекочовывая из бутылок в стаканы, а потом в желудки. Скребли вилки по тарелкам, похрустывали стебельки свежей зелени на зубах. Он поморщился и с оттяжкой сплюнул.

Площадь была затоплена полуденным солнцем. Лучи дробились на витражах кафедрального собора, окрашивались в яркие цвета и растворялись в темноте и прохладе внутренних помещений собора. На фронтоне распахнулось окошко, наружу высунулась седая голова пастора. Он помахал Партизану рукой и что-то прокричал.

- Cтарый греховодник! - зло прошептал Партизан. И медленно поднял пистолет. Целил точно в серебристое пятно волос, оно четко выделялось на фоне серого камня и черной сутаны.

- Не шали, - добродушно предупредил штабс-капитан гвардейцев. Рот был набит салатом, звуки вязли или срывались в свист. - Далековато. Пуля не долетит. Напугаешь старого пердуна, он и помрет от инфаркта. Вот тебе и непреднамеренное убийство. Хотя, - он покосился на напряженно замолчавшего Капитана. - Если адвокат хороший, или иные смягчающие обстоятельства... То можно и под несчастный случай подвести.

Партизан опустил пистолет.

- Давайте попробуем бордоское, - нарушил повисшую паузу Капитан. Немного кислит, но в тот год было мало солнца.

- А что вы так разошлись, если не секрет? - спросил штабс-капитан, подставляя стакан.

- Революцию решили делать, - просто ответил Шут.

- У нас? - дрогнул голосом штабс-капитан .

- Нет. Мировую. Разве нельзя? - Шут по-детски улыбнулся.

- Кх-м. - пошевелил усами штабс-капитан. - Статьи такой у нас, вроде бы, нет. А раз нет статьи, то получается - и судить нельзя. - Он посмотрел на серьезно насупившегося Капитана, все еще держащего бутылку в руке, потом на невинно улыбающегося Шута. - Ах вы, бестии! Ну повод нашли, даже не подкопаешься. - Он мелко затрясся от смеха, пластины кирасы опять мерзко заскрипели. - Ну даете, мужики!

Шут засмеялся первым, это была его первая за день шутка. Первая и сразу же удачная. Такого уже давно не случалось. Потом медленно, как набирающий обороты пароход, подключился Капитан. У него отлегло с души, до вечера власти не будут обкладывать побором, а Партизан лезть со своими революционными идеями.

Когда от их смеха стали тоненько позвякивать подвески на люстре, у окна грохнул выстрел. Партизан покачнулся, захрипел и грудью упал на подоконник.

Два капитана

Весь день Капитан таскал ящики. Лишь на закате удалось разогнуть обоженную солнцем спину. Последний ящик по давней традиции грохнули о трап, чтобы следы тех, кто остается не смешались со следами тех, кто утром последний раз взойдет на борт каравеллы.

Капитан, прищурясь, смотрел, как джин из разбитых бутылок просачивался сквозь белые от соли доски и витой струйкой падал в заранее подставленное ведро. Солнце дробилось на изумрудных осколках, ноздри щекотал запах можжевельника, морской травы и разогретых за день вантов. На душе было скверно. Слишком близко покачивала бортом каравелла, протяни руку - и обожжешь ладонь о ее крутой бок, горячий, как бедро мулатки.

Содержимое ведра сцедили через линялую тельняшку, чтобы не порезать нутро осколками, тельняшку отжали до последней капли, честно выложили из карманов все, чем успели поживиться во время погрузки, и расселись на поставленных на попа ящиках. Зачерпнули кружкой из ведра и пустили ее по кругу.