Тимур Пулатов - Черепаха Тарази Страница 3

Так вот, левая нога, достойная лишь порицания, быстро поддается искушению лени и покоится, вытянувшись рядом с правой, и обе ноги как бы приросли к земле, и снова двигать ими одна лишь мука...

После минутного блаженства, когда лень пробирается, покинув ваши ноги, - выше, в сторону живота, вы вдруг вскрикиваете, как будто вас ужалили в ваше непристойное место на округлении живота и ног. Вы хотите вскочить - но вот оказия до слез смешная! - 5заши ноги приросли к земле, а туловище вместе с головой хочет носиться с проклятиями по комнате, - и получаются у вас какие-то странные, никогда ранее вами не пробованные движения, - сидя, посылаете ежесекундно кому-то поклоны, как мусульманин в сторону святой Мекки. Вам, должно, трудно вспомнить, отчего, едва стоило лени пробраться к вашему непристойному месту, у вас начались адские боли. И еще труднее объяснить символ вашей веры, то есть прочертить мысленную траекторию того места, куда вы усердно посылаете поклоны.

Я лишь могу догадываться. Глядя на соседний дом, я могу увидеть младенца в колыбели и подумать: "Ах вы, такой-сякой, уж не ваш ли он незаконнорожденный сын, которого вы зачали в момент эйфории", - тем более что боль скрутила ваше непристойное место именно в ту самую секунду, когда младенец этот вскрикнул во сне от ужаса.

Но довольно, и эта боль прошла, и теперь ваше непристойное место вполне опять пристойно, оно покоится так безобидно, что и смотреть на него ничуть не зазорно, а даже эстетично, и непристойные места высечены на мраморных скульптурах и нарисованы на холстах христианских мастеров в момент их глубочайшей лени - а это уже скорее факт искусства, чем самой жизни.

Благополучно пройдя в сторону, лень стала прощупывать наш живот, определяя для начала его вес и размеры выпуклости, осторожно прикидывая на глаз ту меру труда, которую лень должна потратить, чтобы умиротворить ваше чрево. И еще для лени важно, с какой стороны браться за столь важное дело. Ведь иначе, если лень сразу, как говорится - одним махом, усыпит ваш живот, вас может стошнить, замучить изжога, потому что в то время, когда вы так стремительно и с такой пользой для жизни тратили энергию, требовалось хорошее питание. И если, скажем, лень пробирается сразу к этому участку вашего живота, в котором преспокойно переваривается кусок чужого, незаконно съеденного хлеба, вас обязательно стошнит.

Поэтому лень сначала выгоняет энергию из вашего позвоночника и ребер, и так легко и ненавязчиво, что вы прирастаете спиной к земле, не чувствуя никакой боли.

А вот с печенкой, селезенкой все сложнее5 их не к чему пристегивать, разве лишь кое-как к позвонку и ребрам, и сколько бы матушка-лень старалась вас не беспокоить, о чем-то не напоминать, вас все равно замучает изжога от чужого куска и - опять до смешного оказия! - ваш живот вздуло, вы извиваетесь, как змея, но встать, чтобы броситься на кухню и выпить стакан теплой воды с содой, вы не в силах, ибо приросли спиной к земле. Единственное место, где у вас еще перегоняется кровь, - это голова да верхняя часть живота с печенкой-селезенкой, попробуй-ка добеги без ног и без позвоночника по коридору. Жена, соседи - нет, никак нельзя, никакой потом суд-пересуд не оправдает. Лучше уж лежи в объятиях лени и терпи, пока тошнота сама не пройдет.

Итак, миновав желудок и умиротворив его, лень вкрадчиво пробирается дальше и выше и натыкается на сердце. А сердце ваше такое маленькое, зато лень такая большая, что, когда она неосторожно наваливается на ваше сердце, сердце чуть не выскакивает из вашей груди с воплем. И вы хватаетесь за грудь, стараясь поймать сердце на лету... Такая боль вас замучила, что вы не можете толком вспомнить, какой ритм отбивало ваше сердце, Когда вы находились в экстазе. Словом, оно не вело себя так, как вело бы, находясь в плену лени. Может, что-то нашептывало вам на ухо, кривляясь, Корча разные рожицы, искушало вас, как тот дьявол, короче, не зря оно пытается выскочить из груди.

А вы дайте сердцу волю, пусть оно покинет вас ненадолго, пойдет пороется в аптечке, глотнет травяную настойку - вы-то сами не в силах сопровождать его - приросли...

Но вот и сердцу легко, и лень поползла дальше - осталась лишь голова. Ах, голова, голова... Впрочем, к чему патетика? Лень этого не любит. Тем более лени надо собраться с силами и хорошенько поразмыслить - голова труднее всего поддается лени,

Мысли все время какие-то бродят, не дают покоя, хвостики, отголоски тех самых мыслей, которые, как свора гончих, верно вели вас к цели. Мысли такие хаотичные, такие бойкие, что лени трудно сразу подступиться. С какой бы стороны головы ни начинала она у вас тут же начинается боль.

Потерпите... Можете для приличия схватиться за голову, но ведь рук-то нет - приросли, - так что лучше не старайтесь. Терпеливо ждите, страдая, лени вы не помощник, с ума от боли не сойдете, лень щадит всех, вернее, умиротворяет каждого, потерпите, пока она не нащупает самое слабое место вашей головы, ее ахиллесову пяту, то есть мозжечок. Лень, пробравшись к этому мозжечку, начинает его нежно поглаживать, а когда усыпит, вскочит на него, как баба с корзинкой, и начнет ловить все вавли мысли, которые пучком идут к этому усыпленному мозжечку. Баба - хвать да и в корзину,

И вы чувствуете, как умиротворяетесь, освобождаясь от мыслей, и становитесь другим человеком, то есть идеальным лентяем, потому что освобожденная голова - всему голова.

О эта лень! Теперь вы можете полностью предаться ее неге. Интересно, на кого вы похожи в позе великого лентяя? Спереди, сзади, сбоку... но стоит взглянуть на вас с высоты (пребывающий в лени очень хорошо просматривается, скажем, с точки зрения паука на потолке), с точки зрения паука, вы очень напоминаете распятого Ису-пророка [Иса - библейский Иисус Христос] с картины в римском храме - так же скошенная набок голова, такие же сросшиеся с крестом ноги... Но не обольщайтесь, ведь я снова рассуждаю об искусстве в жизни Иса вовсе не был великим лентяем...

Итак, вы лежите сейчас и наслаждаетесь великой Ленью, и в вашей светлой голове нет места даже короткой мысли: лень-матушка сняла все ваши боли, но не смогла сделать одного - вернуть вам энергию тех, скажем, двух лет, которые взяли напрокат у вашей будущей жизни и истратили за месяц в эйфории, и теперь по базарной книге Природы вместо, скажем, шестидесяти двух лет вам будет отпускаться впредь энергия из расчета только на оставшиеся шестьдесят...

Но разве это так важно, когда вы лежите в объятьях Великой лени?!"

Написав это нечто похожее на бурлеск в восточном обличий и назвав шуточно "хвала лени", Тарази почувствовал умиротворение, ибо что-то пересилил внутри себя, выразившись сполна, что-то психологически застоявшееся и мучившее его в последние дни тоской, сомнениями, страхом перед одиночеством. Он даже вскочил в волнении и зашагал по тесной своей каморке, ощущая приятное во рту, легкое щекотание языка и вкус к жизни. Ему не было теперь противно смотреть на все вокруг, а это, хотя бы на время, примиряло его с собой и внушало веру...