Елена Грушко - Картина ожидания Страница 3

Что считалось самым важным в стае? Добыча пищи. Чтобы прокормиться сегодня, быть довольным собой и своей охотой и набраться сил перед завтрашней охотой, которая даст возможность быть сытым завтра. Вожак стаи Герро не убивал ушастого зайца, или юркую лису, или другую дичь только для того, чтобы окровавить зубы, погасить блеск жизни в глазах животных, а потом уйти, бросив мертвое тело. Тому же он учил молодых волков. Но как поступать с Человеком? Это ведь добыча не из обычных. - Волк из моей стаи никогда не нападает на Человека первым, - учил молодых вожак Герро. - Почему? - непочтительно вмешивался Ярро. - Потому что Человек опасен. Сладость его мяса и соль его крови, аппетитный хруст его костей не стоят того страха, который охватит все твое существо, когда ты будешь идти по его следу, бросаться на него, сбивать его наземь.. - Можно подумать, Человек - лучший друг волка, - задирался Ярро в щенячьей злости на отца, но вожак стаи не опускался до спора с несмышленышем. В конце концов, каждому из волчат предстоит самому убедиться в правильности его уроков, усвоив уроки тайги, охоты, жизни, наконец… Им еще предстоит узнать, что и грязно-бурый, косматый, с короткой мордочкой енот, и плотный, жирный барсук, и стремительная, всегда испуганная тонконогая косуля, и суетливая мышь - не просто Пища, но и Соседи, которые, как ни странно, нужны тайге не только для того, чтобы накормить волчью стаю. И высоченные кедры, и будоражащие змееподобные лианы лимонника, и ядовитые красные шарики волчника - тоже Соседи, равновеликие для тайги. У каждого из животных и растений свой мир, своя жизнь и свои заботы… В этом было нечто высшее для Герро, но объяснить это он не смог бы никаким образом. Да и зачем объяснять? Это - опыт охотника, и дает его не знание, а сама жизнь. Поэтому Герро снисходительно отмалчивался. Однажды они вдвоем побежали к маленькой речке. Она была пестрая, переливчатая, ее запахи звонко струились и заливали все вокруг. Герро и Ярро были сыты и легли погреться на отмели. Герро клонило в сон, но, заметив, как напряженно смотрит в чащу, словно видит там врага, Ярро, провыл, зевая, - и потерял всякую надежду на спокойный отдых: - Почему ты хочешь убить Человека? - Я ненавижу его! - прорычал Ярро. - За что? Ведь ты никогда не видел его, а ненависти к Человеку нет в крови у волка. - Разве никто из волков никогда не убивал Человека? Герро завозился, ложась поудобнее: - Было такое, было… Когда Человек находит логово и забирает волчат, мать защищает своих детенышей, убивая Человека. Когда Человек со своими палками, выпускающими громы и молнии, идет по следу волка и несет ему смерть, волк спасает свою жизнь, убивая Человека. Когда в стужу трещат деревья и не найти бегущего по тайге куска мяса, а свежий след пахнет одиноким Человеком, волк добывает пищу для стаи, убивая Человека. Ведь когда у Человека нет громов и молний, он не так опасен. Он не умеет быстро бегать, лапы его лишены когтей, не могут нанести сильный удар… И все-таки волк убивает Человека без ненависти. - У-уо! - взвыл Ярро. - А разве постоянный страх перед Человеком не рождает ненависти к нему? Герро то взглядывал на Ярро, то отворачивался. Вода играла под солнцем, нагоняя дрему. Щенок прав… Какое же еще чувство можно испытывать к тому, кого привык всю жизнь бояться? Он сонно прищурился. Ярро, крепко уперев в землю сильные, напряженные лапы, смотрел на старого волка сверху, опустив оскаленную морду. - Вы, волки, ты, мой отец, волк, ненавидите Человека за тот страх перед ним, который носите в себе, который носили и ваши предки. Извечный страх! Моя мать, собака, ненавидит Человека за то зло, которое он ей причинил. И вы, и она родились, не зная этой ненависти. Она пришла позже, ее принесло течение жизни, как вот эта река несет весной льдины, а в бурю - подмытые с корнем стволы. И только я, сын собаки и волка, ненавижу Человека за то, что он Человек. За то, что он существует! Герро готов был укусить этого щенка. - "Мой отец - волк! Моя мать - собака!" А сам-то ты кто? Сам-то ты ни волк, ни собака, а туда же! Что ты знаешь о ненависти? Откуда тебе это знать? Солнце горело в голубом большом-большом небе, которое, наверное, даже быстрым ногам Ярро не обежать от восхода до заката. Кора лиственниц блестела и переливалась. Тайга была еще зелена, источала летние запахи, но скоро придет осень, листья начнут умирать. Ярро смутно завидовал деревьям и медведям: засыпая на зиму, они просыпаются весной. Как будто умирают и рождаются снова. А вот когда он, Ярро, погибнет, это уже навсегда. Он не проснется больше. О, если бы удалось раньше убить Человека! Только ему понятно это неистовое желание. Только ему! Он сверху вниз горделиво посмотрел на Герро: - Я выше вас всех! У каждого из вас есть маленькое имя: пес, волк… Я ни пес, ни волк - да! Я волк и пес! Только меня можно назвать одним большим именем. Я -Зверь)

Начало зимы выдалось ветреным, снегопадным. На сером, будто бы неохотно наступающем рассвете воздух становился мягче, влажнее, а потом задувал ветер. Сначала еле-еле, а потом все сильней и сильней. Он наносил запахи встревоженных непогодой зверей, а вскоре уже ничего нельзя было разобрать, потому что струи стремительно летящего снега забивали ноздри и глаза. Охотиться было почти невозможно: буран утихал только на короткое время перед рассветом. Вскоре метель неожиданно резко стихла, чтобы больше не возобновляться. Улегся ветер, небо словно бы стало выше, по нему неслись, чередуясь, клочья белых и серых облаков - верховик не утихал, но тайгу уже не трогал. В такой день можно было бы подумать и об охоте: волки проголодались, но Герро прежде всего решил обойти угодья стаи и восстановить границу. С собой вожак взял Ярро. Это был длинный и долгий путь. Снегу, рыхлого и влажного, выпало так много, что бежать стало почти невозможно. Приходилось в основном передвигаться прыжками, взрыхляя сугробы. Сердце Ярро больно билось, дыхание стало жгучим. Горло пересохло. Он часто хватал зубами снег, старался поспеть за отцом, который неутомимо прыгал впереди, весь белый в куржаке, останавливаясь то у крупных деревьев, то у занесенного бурелома, поднимая заднюю ногу: метил границу охотничьих владений стаи. Потом отца сменил запыхавшийся Ярро. Наконец он устал так, что уже почти ничего не видел. Ему все время хотелось лечь… Но вот вдруг отец насторожился. Замер. Вскинул голову, уши стали торчком. Тело напряглось. Ярро не мог справиться с дыханием, но Герро, покосившись в его сторону, угрожающе обнажил клык. В тайге было тихо-тихо, лишь, поскрипывая, терлись друг о друга голые ветви в вершинах деревьев. А прямо на волков тянуло кружащим голову ароматом пищи! Ярро уловил запах распаленного скачкой по сугробам и бурелому изюбра, его чуть отдающее горячей хвоей дыхание. Вскоре он появился перед глазами. Голова закинута назад, широкая грудь залеплена снегом, спина круто заиндевела. Огромные рога. Изюбры часто бродили здесь, на гористом склоне сопки. Особенно осенью, когда у них начинался гон и они носились по тайге, не разбирая троп, не чуя опасности, Но, наверное, из-за обильных снегопадов стадо изюбров не могло уже прокормиться на прежнем месте. Обычно зимой они спускались с редколесных хребтов в долины, где легче найти корм. А этот забрел на сопку. Так или иначе, но изюбр ничего не найдет здесь, а вот волки, похоже, нашли добычу. И тут изюбр их учуял. На миг он застыл, угрожающе нагнув рога. Герро протяжными прыжками приближался к нему, будто собираясь атаковать в лоб, а тем временем Ярро обходил изюбра сбоку. Рыхлые сугробы и бурелом замедляли его бег - изюбр скосил налившийся кровью глаз и увидел Ярро. Будь спереди только один волк, изюбр обязательно попробовал бы на нем свои копыта и рога. Но связываться с двумя ему не хотелось. У него еще есть возможность уйти и оставить с носом этих двух серых наглецов. По узкому, стиснутому крутыми сопками руслу шел человек. Иногда, обнаружив знакомую примету, он сворачивал со слегка припорошенного льда - ветром, как в трубу, унесло весь снег, но все-таки по реке идти легче, чем по таежному бурелому, - и заходил в чащу. Человек был недоволен. Этот многодневный снегопад похоронил все капканы… Как некстати заболел отец! Его опытный взгляд, кажется, и под толщей снега может различить и путик, и след, и капкан. А сыну трудно пока. Пожалуй, до вечера не управиться. Он вспомнил придавленные толстым слоем снега домики поселка, и густые сероватые столбы дыма над крышами, и заметенные огороды, и синие тени сухих подсолнушных бодыльев на пухлых, словно снежные пироги, грядах. Захотелось вернуться… С достоинством держа голову, изюбр повернулся спиной к Герро и пустился вскачь. Ярро взвизгнул с досады. Добыча уходит! Он растерялся, сел, было, на лапы, но, увидев, какую скорость набирает, начав погоню, его отец, вскочил и кинулся следом. Чтобы не столкнуться с Ярро, изюбр взял чуть в сторону. Ему приходилось то и дело наклонять голову, чтобы не запутаться рогами в ветвях. Скорость бега все-таки замедлялась. Ярро, поняв замысел отца, бежал по краю ельника: отсекал изюбра от чистого пространства, направлял его на неудобный склон. Под сугробами трудно было различить камни, и изюбр часто оступался. Но вот ельник кончился. Выбравшись на открытое место, изюбр горделиво оглянулся, закинув голову, и снова понесся огромными скачками. Он разгадал, что задумали волки, но это его не испугало. Он был уверен, что сможет уйти к спасительным склонам на крутом берегу, а там, на отстое, не подпустит волков! Солнце садилось. Дальние сопки утрачивали четкость очертаний, растворялись в дымке. Над их смутной голубизной плыла красноватая полоса заката. Вверху она словно бы линяла, желтела, переходя в зеленовато-вечернюю, медленно сгущающуюся синеву. День истлевал, и вышину уже проколола своим ледяным лучиком первая дрожащая звезда. Человек нехотя оторвал от нее взор - и чуть не вскрикнул. На крутом выступе нависшей над берегом скалы, четкий и темный, словно бы нарисованный стремительным взмахом кисти на еще светлом фоне неба, возник силуэт изюбра. Казалось, из-под копыт, секущих камни, летят искры. Наконец изюбр вскочил на острый выступ скалы и быстро повернулся к волкам, угрожающе нагнув голову. Он победил! С трех сторон клыкастые камни, сзади обрыв. Пусть сунутся!.. Ярро бросился было на него, но сорвался с камня и закружился, бессильно поскуливая. Неудача!.. Герро, подавляя злобный рык, усмиряя сорванное дыхание, сел, отвернув острую морду, но сторожа косым взглядом каждое движение сухих, точеных ног изюбра. Этот рогач умеет только быстро бегать… Сам себя загнал на обрыв и, конечно, радуется: спасен! Герро лег, вытянулся. Волки умеют ждать. Они будут караулить сколько понадобится. Лежать, сидеть в снегу - ждать! Надолго ли хватит сил у изюбра? Терпения у волков больше. Ярро понял отца и восхищенно прижмурился. Конечно, есть хочется… Но пройдет время - и он, уворачиваясь от бешено машущих в последних судорогах копыт - одного удара их достаточно, чтобы пробить грудь волка, - мертво прижмет изюбра к земле, вцепившись в его шею, ощущая колючий, жесткий запах его шерсти, упругость кожи, вкус распаленной страхом крови… Крупный, красивый, зрелый самец! Килограммов на сто пятьдесят, прикинул человек. Удача просится в руки. Это тебе не по бурелому пустые капканы шукать. Отцу как раз не хватает мяса для сдачи в госпромхоз. А с этим изюбром он, пожалуй, выполнит план. Куда! Еще и перевыполнит! Человек сорвал с плеча ружье и, почти не целясь, выстрелил. Гром прокатился над сопками, но за секунду до этого Ярро уловил, что изюбр содрогнулся всем телом, а Герро напрягся, подавшись вперед. Но вот изюбр переступил, словно ища опору, а потом начал оседать на задние ноги, мучительно заводя наливающиеся кровью глаза. Еще мгновение - и он повалился в обрыв. Ярро растерялся. Первым чувством было голодное, злобное разочарование: добыча ускользнула почти из зубов! И почему зимой гремит гром?! Тем временем Герро, который вначале тоже остолбенел, вдруг повернулся и длинными прыжками, словно усталости и не бывало, понесся к ельнику. Опытный волк знал, что означает гром среди зимы. К тому же этот гром один раз не бьет… Да, волчья добыча стала добычей Человека, но с этим придется смириться. Пока возможно, надо позаботиться о себе и о стае, которая не должна остаться без вожака. Он бежал со всех ног, не оглядываясь на Ярро: волк должен следовать за вожаком, если хочет остаться жив. И действительно, первым порывом Ярро было броситься за Герро. Но уже через миг лапы сами понесли его к обрыву. Гром… падение изюбра… Непонятное поведение всегда храброго Герро… И тут что-то, наверное, его ненависть, которую он берег в себе всю жизнь, которой он гордился, подсказала ему: там Человек. Человек склонился над изюбром, все еще не веря своим глазам, не веря удаче. Он отбросил ружье и обеими руками взялся за могучие рога, вглядываясь в уже помутневшие глаза. На мгновение стало не по себе. Зверь был так красив на откосе! Человек поднял глаза к той скале, где только что стоял изюбр, - и обомлел, увидев бегущего прямо на него волка! Еще два-три прыжка - и… Человек был в тайге новичком. Он растерялся и только успел неловко прикрыть лицо локтем, когда волк ударом передних лап в грудь сбил его с ног. Так вот он какой, Человек! Немного похож на медведя, только с белой, не покрытой шерстью мордой. Не страшный, не злой с виду… Но это же Человек! И Ярро прыгнул. Шкура у Человека оказалась грубой и жесткой. Ярро прокусил ее, но не почувствовал вкуса крови. А между тем живая плоть была рядом! Тяжесть волка опрокинула Человека. Ярро придавил его сверху, почти уткнувшись пастью в судорожно запрокинутое лицо. Он не чувствовал, как локоть Человека больно уперся ему в горло, как другой рукой тот осыпает его ударами, рвет шерсть на загривке. Он, напряженно оскалясь, уже готов был вонзиться в теплое, живое, дрожащее… И вдруг оглушительная волна запахов накатила на Ярро. Он замер, придавливая своим телом распростертого на снегу Человека, и силы внезапно покинули его. Пахло чем-то теплым, горьковатым, спокойным и ласковым. В этом запахе не было враждебности… Ярро задохнулся, захлебнулся в воспоминаниях, которые, оказывается, сама того не зная, оставила в его зубах, когтях, ушах, глазах, каждом волоске Сильва. Значит, она невольно научила его не только ненавидеть человека? Он словно бы ощутил на затылке мерное и ласковое шевеление Человеческой ладони и почувствовал, что в нем борются рожденная с ним ненависть к Человеку-и рожденное тогда же желание отдать за него жизнь. Ярро чувствовал себя одновременно предателем и другом… Такого разрывающегося ощущения не мог знать ни один настоящий волк, и это, смутно чувствовал Ярро, выбрасывало его из стаи. Вот теперь он действительно был чужой: чужой отцу-волку, чужой матери-собаке, чужой себе, чужой этому полуживому от страха, долгожданному Человеку, которого не мог убить. Горло Ярро сжалось. Он, задыхаясь, отпрянул от распростертого Человека, сел на задние лапы. Странные звуки рвали его горло, и от звуков так захотелось навсегда остаться на снегу стылым комком! Он зажмурился, откидывая голову, и вдруг мучительно, хрипло, надрывно и неумело… залаял.