Роберт Хайнлайн - Уолдо Страница 3

– Конечно, нет.

– Ну да, ты слишком молод для этого. А вот я видел. Еще студентом присутствовал при вскрытии одного такого больного. Парень вернулся из экспедиции на Венеру. Мы насчитали на нем четыреста тридцать восемь опухолей и сбились со счета.

– Тип X теперь научились лечить.

– Конечно. Но это было предупреждение. Вы, молодые гении, способны в своих лабораториях создавать такие вещи, с которыми мы, медики, не можем сразу справиться. Мы постоянно отстаем, мы обречены на отставание и обычно узнаем о случившемся, когда поправить уже ничего нельзя. Вы недосягаемы.

Он грузно сел и внезапно показался таким же усталым и изможденным, как и его младший друг.

Стивенс испытывал то смущение, какое обычно чувствуют, когда лучший друг влюбляется в совершенно недостойную его девицу. Он пытался найти слова, которые не были бы неуместными, но не смог и переменил тему разговора.

– Док, я пришел сюда по двум причинам.

– По каким же?

– Во-первых, отпуск. Я очень устал, слишком много работал, поэтому отпуск мне необходим. А вторая причина заключается в твоем питомце, Уолдо.

– Уолдо?

– Да, Уолдо Фартингвэйт-Джонс, да помилует Господь его упрямое злопамятное сердце.

– Но почему Уолдо? У тебя что, неожиданно прорезался интерес к myasthenia gravis[1]?

– Нет, меня не интересуют его болезни. У него может быть сыпь, перхоть, недержание мочи, мне все равно. Я даже буду рад. То, в чем я нуждаюсь, – это его мозги.

– И что же?

– Мне нужна помощь. Уолдо не помогает людям, он их использует. Ты единственный, с кем у него нормальные отношения.

– Это не совсем так…

– А у кого еще?

– Ты меня неправильно понял. Он ни с кем не поддерживает нормальных отношений. Я единственный, кто осмеливается грубить ему.

– Но я думал… Впрочем, неважно. Мы оказались в неловком положении. Уолдо – тот человек, в котором мы сильно нуждаемся. Почему так выходит, что гении его масштаба всегда недоступны, всегда глухи к ничуть не обременительным просьбам общества? Я знаю, ты скажешь, что во всем виновата болезнь, но почему такой человек должен был заболеть именно ею? Это невероятное совпадение.

– Он такой не потому, что болен, – ответил Граймс. – Вернее, ты неправильно ставишь вопрос. В каком-то смысле, его гениальность проистекает как раз из болезни.

– То есть?

– Ну… – Граймс погрузился в размышления, стараясь внутренним взором охватить долгую – в длину жизни Уолдо – связь со своим странным пациентом.

Он вспомнил собственные смутные предчувствия в тот момент, когда принимал роды. Ребенок родился вполне здоровым, если не считать легкой голубизны кожи. Но в то время рождалось много синюшных детей. Тем не менее он тогда почувствовал нежелание шлепнуть ребенка по попке, чтобы заставить того сделать первый вздох.

Однако Граймс подавил свои страхи, выполнил необходимую процедуру наложения рук, и новорожденный заявил о своей независимости истошным воплем.

Граймс не мог поступить иначе. Он был тогда молодым врачом и всерьез относился к клятве Гиппократа. Он и сейчас относился к ней всерьез, правда, иной раз называл ее клятвой плутократа. Однако предчувствия его не обманули. В этом ребенке было что-то не то, что-то такое, чего нельзя было отнести на счет myasthenia gravis.

Сначала он чувствовал жалость, к которой примешивалось необъяснимое чувство ответственности за состояние младенца. Патологическая дистрофия практически парализует человека, так как у него не остается непораженных органов, на которые можно было бы опереться. Жертва вынуждена лежать, все ее органы, все конечности дееспособны, но в столь малой степени, что не могут функционировать нормально. Больной проводит жизнь в состоянии крайнего истощения, какое у здорового человека возникает после изнурительного пробега по пересеченной местности. Ему нельзя помочь, нельзя облегчить его страданий.

На протяжении всего детства Уолдо Граймс боялся, что ребенок умрет, настолько явно тот был обречен на трагическую отверженность. И в то же время как врач он делал все, что было в его силах и в силах множества специалистов, чтобы Уолдо выжил и избавился от болезни.

Само собой разумеется, Уолдо не мог посещать школу. Граймс отыскал благожелательных домашних учителей. Уолдо не мог участвовать в детских играх.

Граймс придумал специальные игры, которые не только стимулировали воображение мальчика, но и заставляли его напрягать вялые мускулы до той небольшой степени, на какую он был способен.

Граймс боялся, что прикованный к постели мальчик, лишенный обычных переживаний юности, вырастет инфантильным. Но вскоре выяснилось, что опасения были напрасны.

Молодой Уолдо хватался за все, что предлагала его замкнутая жизнь, жадно учился, крайним напряжением воли заставлял подчиняться свои непослушные мускулы.

Он начал выдумывать способы, чтобы одолеть свою слабость. В семь лет он научился держать ложку двумя руками, что позволило ему питаться пусть и с большим трудом, но без посторонней помощи. Первые механические изобретения были им сделаны в десять лет. Он придумал приспособление, которое держало книгу, – под любым углом, – меняя освещение и переворачивая страницы. Оно имело совсем несложную панель управления и реагировало на легкое нажатие пальцем.

Естественно, Уолдо не мог сделать устройство сам, но придумал его и объяснил конструкцию другим. Фартингвэйт-Джонсы могли себе позволить нанять инженера, который осуществил замысел ребенка.

Граймс был склонен считать этот эпизод, в котором маленький Уолдо проявил свое интеллектуальное превосходство над взрослыми образованными людьми, не являвшимися к тому же ни его родственниками, ни слугами, важной вехой в психологическом процессе, который привел к тому, что Уолдо стал рассматривать человечество как своего слугу, свои руки, в настоящем или в будущем.

– О чем задумался, док?

– А? Извини, я замечтался. Послушай, сынок, ты не должен быть слишком строг к Уолдо. Я сам его не люблю, но нужно принимать парня таким, какой он есть.

– Вот и принимай.

– Не говори глупостей. Тебе нужен гений Уолдо. Но он не был бы гением, если бы не болезнь. Ты не видел его родителей. Они умные люди, тонкие, интеллигентные, но в них нет ничего особенного. Задатков у Уолдо было не больше, чем у них, но ему пришлось трудиться куда упорнее, чтобы чего-нибудь достичь. Парню все доставалось с большим трудом. Он просто вынужден был стать умным.

– Хорошо, хорошо. Но почему у него такой дурной характер? Большинство выдающихся людей совсем иные.

– Подумай сам. В его положении он должен был развить волю, одержимую узость, которая отметает все подобные рассуждения. Было бы странно, если бы он не стал законченным эгоистом.