Клиффорд Саймак - Зачарованное паломничество Страница 3

— Это, мистер Беккет, предстоит решить вам. Вокруг нас множество знаков ереси, но лишь мудрец может дать точное определение.

— Как вы думаете, бывает политическая ересь?

— Я никогда не думал об этом.

— Это хорошо, — сказал Беккет, — потому что при определенных, точно указанных условиях, сам университет, а особенно его библиотека, могут оказаться под подозрением в ереси из-за того, что стоит на ее полках.

— Могу заверить вас, что книги не используются со злыми намерениями. Только для того, чтобы выработать инструкцию по борьбе с ересью.

— Ну, если вы ручаетесь, то мы можем оставить это, — сказал Беккет. — Что касается другого дела, то я могу считать, что вы не готовы раздобыть рукопись и отдать ее нам.

Монах пожал плечами.

— У меня нет возможностей для такой операции. Я сообщил вам, этого достаточно.

— Вы считаете, что я больше подхожу для этого?

— Поэтому я и пришел к вам.

— Откуда вы узнали, что я в городе?

— В городе повсюду уши. Мало что в нем остается неизвестным.

— И вы слушаете внимательно?

— Такова моя привычка.

— Хорошо, — сказал Беккет. — Договорились. Если документ будет найден и окажется ценным, я замолвлю за вас слово. Этого вы хотите?

Монах молча встал.

— Говоря о вас, я должен знать и ваше имя.

— Я брат Освальд.

— Запомню, — сказал Беккет. — Кончайте же вино, и примемся за работу. Король и Доска?

Монах кивнул и потянулся к вину. Беккет встал, подошел к своим людям, потом вернулся.

— Вы не пожалеете, что пришли ко мне, — закончил он.

— Надеюсь, — ответил брат Освальд.

Он допил вино и поставил кружку на стол.

— Я увижу вас снова? — сказал он.

— Если будете искать меня.

Монах завернулся в плащ и пошел к двери. Снаружи луна скрылась за деревьями, и в узком переулке было темно. Монах шел осторожно, нащупывая путь по скользким булыжникам.

К нему скользнула тень. В темноте тускло сверкнула сталь. Монах захрипел и упал, из его горла хлынула кровь. Потом он затих. Его тело нашли утром.

4

Джиб из Болот встал до восхода солнца. Он всегда вставал рано, но сегодня у него было очень много дел. Именно сегодня гномы велели ему прийти за новым топором: лезвие старого, изношенное и стершееся, уже невозможно было наточить как следует.

Обычно по утрам в это время года болото затягивал низкий туман, но сегодня утро было ясное. Несколько клочьев слоистого тумана висело над островом, где добывались дрова, но в целом тумана не было. На восток и на юг тянулось плоское болото, коричневое и серебряное, поросшее тростником и травами. Утки плескались в прудах поблизости, мускусная крыса плыла по полоске воды, оставляя за собой аккуратный разбегающийся след в виде буквы «V». Где-то далеко крикнула цапля. К западу и северу на фоне неба поднимались холмы, заросшие лесом — дубами и кленами, и некоторые из них уже были тронуты огненными красками осени.

Джиб стоял и смотрел на холмы. Где-то там, в густом лесу, был дом его лучшего друга — Хола из Дуплистого Дерева. Почти каждое утро, если не было тумана, он пытался различить это дерево, но никогда не мог: на таком расстоянии деревья не отличались друг от друга. Он знал, что сегодня у него не будет времени навестить Хола: взяв топор, он должен проведать одинокого отшельника, который жил в известковой пещере одного из отдаленных холмов. Уже целый месяц он не навещал отшельника.

Он скатал коврик из гусиного пуха и шерстяное одеяло и спрятал их в хижине в центре плота. Если было не холодно и не шел дождь, он всегда спал под открытым небом. На металлической пластине на передней части плота он разжег костер, используя сухую траву и прутья, которые у него хранились под навесом для дров, так же, как и фитиль, кремень и огниво.

Когда костер разгорелся, Джиб сунул руку в прикрепленный к плоту садок и вытащил рыбу. Он убил ее ударом ножа и быстро выпотрошил. Потом бросил филе в котел, который поставил на решетку над огнем, а сам присел на корточки, чтобы присматривать.

В болотах было тихо. Лишь негромко крякали утки, да изредка слышался плеск рыбы. Впрочем, подумал Джиб, в это время всегда тихо. Позже в камышах начнут ссориться птицы, над головой со свистом пронесется дичь, станут слышны резкие крики чаек.

Восток посветлел, и болота, раньше бывшие неразличимыми, коричнево-серебристыми, стали приобретать новые очертания. Показалась в отдалении линия ив; они росли на узкой полоске земли, отделявшей отдаленную речку от болота. Стала видна полоска тростника у лесистого холма; видно было даже, как покачиваются на бродячем ветру его метелки.

Джиб ел из котелка, не заботясь о тарелке, а плот мягко покачивался на воде. Джиб попытался представить, какой же должна быть жизнь на прочной земле без этого постоянного покачивания. Всю жизнь он провел на плоту, который замирал лишь тогда, когда болота замерзали.

Думая о холодах, он перебрал в уме все необходимые приготовления к зиме. Нужно закоптить побольше рыбы, собрать корни и семена, постараться добыть несколько мускусных крыс для зимней одежды. И приготовить дрова. Но это дело пойдет быстрее, когда у него будет новый топор.

Он вымыл котелок, потом отнес в привязанную к плоту лодку узелки, которые связал перед сном. В них была сушеная рыба и дикий рис — подарки для гномов и отшельника. В последний момент он положил в лодку и старый топор: гномам металл пригодится.

Джиб тихо греб вниз по протоке, не желая нарушать утреннюю тишину. На востоке вставало солнце, и на противоположных холмах ранние осенние краски вспыхнули ярким сиянием.

Приближаясь к берегу, за поворотом протоки Джиб увидел плот. Частично он скрывался в воде, но задняя часть выдавалась в канал. Старый болотник сидел на корме плота и плел сеть. Когда появился Джиб, старик, вглядываясь, принялся приветливо махать руками. Это был старый Друд, и Джиб удивился, что это он тут делает? Когда он в последний раз слышал о Друде, его плот был поблизости от ивового берега у реки.

Джиб причалил свою лодку к плоту и веслом удерживал ее.

— Давненько не виделись, — сказал он, — а когда вы переплыли сюда?

— Несколько дней назад, — ответил Друд. Он оставил сеть и присел на корточки рядом с лодкой. Джиб видел, что Друд постарел. Насколько он мог вспомнить, его всегда звали старым Друдом, даже когда он не был старым, но теперь годы начали оправдывать прозвище. Друд поседел.

— Подумал, что смогу раздобыть здесь дров, — сказал он. — На той стороне, у реки, осталось не так уж много ив, да и горит ива плохо.

Переваливаясь, из-за хижины вышла миссис Друд. Она заговорила высоким, писклявым голосом: