Александр Щеголев - Сумерки Страница 3

- Ловкач, - сказал я ему, когда он, нисколько не запыхавшийся, вырос передо мной. - Дай-ка мне горячей.

- Пожалуйста, - сказал парень, живо снимая с подноса графин и стакан. Добрый вечер, сударь, здравствуйте.

- И принеси что-нибудь пожрать.

- Секунду, - пообещал Ловкач и стартовал в обратном направлении. Поднос он держал на вытянутой вверх руке. Почему-то ничего не падало. Смотреть на этот акробатический этюд было страшно, и я повернулся к соседу по столу.

- Лошак, милый, - позвал я. - По какому праву ты здесь скучаешь? Ты знаешь, где находишься?

- А? - вдруг спохватился тот и стал бешено озираться. - Где я нахожусь?

- В лучшем месте отдыха! - возгласил я. Плеснул себе в стакан, залпом выпил, и мне стало жарко. Тогда я надолго присосался к горлышку графина. Стало еще жарче. Стало так хорошо, что я заорал и метнул пустую стекляшку в подбегавшего официанта. Ловкач красиво увернулся, принялся ставить на стол тарелки со жратвой, и я прекратил баловаться - рыча, обрушился на еду. Парень попытался подсунуть мне вилку, но я расхохотался и согнул ее посередине. Потом он куда-то исчез, а передо мной оказался новый графин. Молодец, Ловкач! Лучше клиентов знает, что им нужно, скотина этакая... Кстати, о животных. Интересно, где Лошак берет деньги, чтобы оскотиниваться каждый вечер? Настоящее его имя не то Васенька, не то Ванечка, в детстве он мечтал стать ковбоем, лошадиным ассом, а Лошак - это так, уменьшительно-ласкательное для удобства, отзывается и ладно. Бедняга! Зря мечтал. Был и останется дешевкой, никогда ему уже не оседлать коня своей удачи... А Балабол - просто Балабол, без имени, без фамилии, и никто не знает, что сие означает. Сам он, наверное, тоже. Хитрая стерва! Для нас он владелец Бутсы, председатель этого второсортного кооп-кабака, то есть мелкая сволочь. Якобы мелкая. Потому что ходят слухи, будто господин предприниматель ворочает такими делами - представить страшно. Вот, например, вчера взяли Областной банк, чисто взяли, просто конфетка, а не работа. И трудяг до сих пор не нашли, куда там! Жидковата милиция такие дела поднимать. Хотя, при чем здесь Балабол?.. А еще поговаривают, будто он связан с пауками. Я-то лично в это не верю - Балабол, конечно, темный тип, но не до такой же степени! И не дурак ведь он. Всем известно, что нет в нашем мерзком мире большей мерзости, чем пауки. А Балабол настоящий трудяга, он наверняка не свяжется с подобной компанией, и вообще, в газетах ясно написано: только начнешь интересоваться пауками, тут же чокнутым и станешь. Страшные люди. Даже не люди, а нелюдь поганая, проклятье наше, и кретины появляются от них, и нищета вся от них, а вот сами они откуда появляются, в газетах почему-то не знают. Спросить у Балабола? Вдруг знает?.. Эй, парень, еще горячей!.. Смачная в этой забегаловке горячая! Из сахара гонят, черти. Глоток сделаешь, и словно огнем охватит - адский жар во рту, пустота в груди. И сразу - покой. А у непривычного глаза вылезают, язык вываливается, он рвет на себе ворот, дышать-то ему нечем, потом горячая его отпускает, ему становится на все плевать, он делает второй глоток и отрубается... Эй, сюда!.. Странно только, почему она вечно дорожает? Впрочем, ничего странного. Горячая дорожает, потому что дорожает сахар, из которого ее гонят. Сахар дорожает, потому что увеличивается зарплата рабочих, изготавливающих его. Зарплата рабочих увеличивается, потому что те регулярно встают на рога. А на рога они встают, потому что им не хватает денег на горячую, которая дорожает. Вот так. Заколдованный круг. И вообще, жизнь стала паршивой... Ловкач! Ловка-ач!..

Я очнулся и обнаружил, что валяюсь под столом. Как собака. Сильно ныл глаз, я потрогал его пальцем: глаз заплыл. Проклятье! В руке обнаружился пустой графин. Кряхтя и ругаясь, я выбрался, бухнул графин о стол и поманил дежурившего неподалеку официанта.

- Скажи, это какой по счету?

- Четвертый, сударь, - невозмутимо ответил он мне.

- А где второй и третий?

Ловкач показал на пол Там были осколки.

- А это откуда? - я дотронулся до глаза. Парень промолчал, тогда я схватил его за шиворот. - Говори, змееныш! - рявкнул ему в ухо. Мальчишка вздрогнул.

- Тот тип уже ушел, - протараторил он. - Расплатился и ушел. Я его не знаю, честное слово, первый раз видел.

- Проваливай, - разрешил я. - Принеси попить воды.

Лошак сладко спал, положив голову на руки, около него стояло шесть пустых графинов и треснувший стакан. Общество за соседними столиками сонно поглядывало в мою сторону. Я сел, проглотил поднесенную мне воду, после чего понял, что здесь скучно. Тогда я потряс Лошака за плечо. Тот помычал, почмокал губами, отвратно почесался и проснулся.

- Что такое? - просипел он, поднимая голову.

- Эй, - сказал я ему, - ты знаешь, что такое лошак?

Он тупо огляделся, мучительно вникая в суть вопроса. С соседнего столика лениво подсказали:

- Это помесь лошади с ослом.

- Вот-вот! - подтвердил я. - Лошадь и осел. Лицом ты лошадь, а умом осел. Понял, ковбой?

- Почему? - вспыхнул он.

- Ну ты же лошак?

Он стал вылезать из-за стола, крохотный, но очень грозный.

- Шуток не понимаешь, - равнодушно сказал я, и он с готовностью влез обратно. Скучно было невыносимо. Я посмотрел вокруг, собираясь с мыслями, и вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда.

- Балабола нигде не заметил?

Лошак отрицательно мотнул головой.

- А про банк слыхал что-нибудь?

- Грабанули твой банк, - сипло ответил он.

- Это и без тебя известно. Кто, не в курсе?

Вот такой вопрос был, прямо скажем, громок. Особенно после упоминания имени Балабола. Общество навострило уши, тревожно замерло. Лошак принялся непотребно зевать, и я сразу дал задний ход, потому что глазки у моего соседа стали пугающе неподвижными. Я добавил:

- Говорят, там пауки потрудились.

Зевота мгновенно прошла.

- Какие пауки? - искренне удивился Лошак.

- Неграмотный, что ли? Эти... Из организации Миссия.

- Которые пьют кровь? - уточнил он, - Не знаю, может, и они... Только их, по-моему, денежки не волнуют, они, по-моему, детей из приютов таскают.

- Лошадь и осел, - выцедил я. - Идиотские слухи.

Встал и пошел прочь. Сзади раздалось запоздалое вяканье, но я решил не напрягать слух. Я направился к бару. Немного шатало: все-таки четыре графина - это доза. Проклятье! Еще чуть-чуть, и Лошак смекнул бы, что я интересуюсь банком неспроста. Идиот, полез с пьяной любознательностью. В самом деле, кто знает, откуда у этой твари деньги? Не за умение ли докладывать о любознательных идиотах?.. Народу поубавилось - посетители начали расходиться по любовницам и сводным домам. Стало уютно. На полу, прямо вдоль батареи крутящихся табуреток, лежало расслабленное человеческое тело - культурно отдыхало. Я переступил его и подвалил к стойке.