Джон Мини - Фактор жизни Страница 3

Она!..

Тонкие запястья прикованы к тяжелой серебряной пластине-наручнице, сгорбленные плечи говорят о поражении.

Волна сочувствия прошла по рядам, в толпе возникло едва уловимое движение в сторону пленницы, будто люди желали помочь несчастной. И тут же все отпрянули назад.

«Пожалуйста… – взмолился мысленно Том. – Помогите ей, хоть кто-нибудь! Разве может она быть преступницей?»

Милиционеры остановились, и толпа затаила дыхание. Женщина тяжело опустилась на землю – фигура несломленной грации. Офицер выступил вперед и поднял свой жезл. Жезл замигал красным светом, диск на куполе снова закрутился, и лестница с серебристыми ступенями начала опускаться к его ногам.

В этот миг арестованная откинула голову назад, капюшон упал ей на спину, и копна черных вьющихся волос рассыпалась по плечам. У незнакомки оказалось заостренное книзу лицо, почти кошачье. Она дотянулась руками до лица, не обращая внимания на тяжесть пластины-наручницы, слегка коснулась глаз, смахнула слезинки. Ее глаза были черны и без белков. Как обсидиан… Как сверкающий черный янтарь.

– Вот это да! – прошептал потрясенный отец. – Пилот!

«Пилот? – подумал не менее потрясенный Том. – Но ведь Пилоты – всего лишь легенда!»

В глазах женщины засверкали крошечные искры. Припоминая все, что он слышал о Пилотах, Том отвел взгляд как раз в тот миг, когда там полыхнул золотой огонь и сверкнула молния. Ослепляющий свет разлился по рынку. Люди закричали, закрывая лица руками… Когда Том снова поднял взгляд, цепи и пластина-наручница падали на каменные плиты. Незнакомка швырнула свой плащ в ближайшего милиционера. Стройная, одетая в плотно облегающие красные одежды, она закружилась на месте, и служители закона с пепельно-серыми от страха лицами отшатнулись от нее.

Затем крупный седой милиционер, расставив руки, ринулся вперед, но Пилот ударила его ребром ладони в грудь, а острый как бритва край ее ступни с омерзительным хрустом вонзился в его колено. Блюститель порядка упал.

А она побежала.

Она метнулась в сторону, затем – в самый центр взвода милиционеров. Замешкавшись и не имея возможности использовать свои тяжелые гразеры, солдаты валились друг на друга, а она, кружась, почти танцуя, пыталась прорваться сквозь их строй: резко наклонялась и наносила удары локтем в пах, высоко подпрыгивала и согнутым коленом била по незащищенной шее, а ребром ладони поражала стоящего рядом. И снова – локоть, колено, ребро ладони…

Том завороженно смотрел на ее смертоносный танец.

Вдруг она прервала схватку и прыгнула на нижнюю ступень винтовой лестницы.

«Беги же! – Том сжал кулаки. – Скорей!»

Она уже была на пятой ступени, увернулась от шипящего луча гразера и бросилась вверх с такой скоростью, что могло показаться, будто сила притяжения на нее не действует. В какой-то момент Том решил, что ей удастся сбежать, но тут несколько лучей рассекли воздух и вонзились в женщину. Рука Пилота ослабла, отпустила перила лестницы, вновь схватилась за них. Половина ее лица превратилась в кусок обугленного мяса, и Тому показалось, что сохранившийся янтарно-черный глаз смотрит прямо на него… А потом пространство над рынком вновь перечеркнули янтарные лучи, и безжизненное тело Пилота рухнуло вниз.

Том вытянул шею, заглянул через плечо стоящего впереди торговца.

Тело женщины лежало на холодных каменных плитах, искореженное и разорванное. Словно разбитая вдребезги, расколотая оболочка.

Глава 2

Остаток дня после трагедии оказался странным и пустым.

По рынку бродили туристы, направлявшиеся из одного владения в другое. Они не обращали внимания на заляпанный пол и затхлый зловонный воздух; они проходили мимо молящихся с закрытыми глазами людей – последователей религии Ларгин; мимо владельцев палаток, обменивающихся молчаливыми взглядами; мимо торговцев продовольствием, которые в этот день рано сворачивались и почти украдкой покидали рынок.

Когда светильники стали мерцать тускло-розовым светом, отец с Томом тоже отправились домой, на этот раз с пустыми руками. Том не мог припомнить, когда они последний раз оставляли товары на ночь.

– Ранвера, – начал отец, когда они сели за стол, – сегодня мы видели арестованную…

– Не желаю, чтобы в моем доме велись подобные разговоры, – оборвала его мать и с глухим стуком поставила на стол глиняный горшок.

Отец и Том обменялись взглядами: жена и мать отреагировала, как обычно.

– Что на ужин? – В голосе отца послышались напряженные нотки.

– Тушеное мясо. – Мать откинула на спину влажный узел рыжих волос. – Как всегда.

– Пахнет замечательно.

Едва отец потянулся к горшку, в коридоре хлопнула дверь.

– А вот и я! – раздался голос Труды.

– Входи, – предложил отец. – Присоединяйся к нам. Кожа на руке, в которой Труда сжимала тяжелую сумку, была усеяна пигментными пятнами.

– Спасибо, я не голодна. Что вы думаете о… – Гостья запнулась, когда отец едва заметно покачал головой. – Да, кстати, я хотела попросить об одном одолжении. Вы не отпустите Тома на пару часов сегодня вечером?

– Конечно. – Мать широко улыбнулась. – Том с удовольствием вам поможет.

Он проводит меня только до Гарверона… Когда отец поднял крышку с горшка, под ней обнаружилось темное жаркое с клецками. Аромат жареного мяса, поднимающийся над горшком, проник в ноздри Тома, и он вспомнил изуродованное лицо Пилота, испепеленное лучами гразеров…

Все закружилось у него перед глазами. Почувствовав тошноту, он отодвинулся от стола и, пошатываясь, помчался мимо Труды по коридору. И едва успел добежать до ванной комнаты.

Ополоснув рот теплой водой, Том подождал немного, прежде чем вернуться в комнату. Бледный и смятенный, он медленно побрел назад, машинально постучал в дверь, предупреждая о своем приходе, и, не дожидаясь ответа, вошел. Труды в комнате уже не было.

Мать смотрела обеспокоенно. Том заверил ее, что здоров. Тем не менее, выполняя ее просьбу, он надел поверх рубашки тяжелую накидку и только потом отправился к Труде.

Старуха позволила оставить накидку у нее дома.

– Температура в Гарвероне такая же, как здесь, Том. – Она указала юноше на тележку с отшлифованной ручкой.

Он долго тащил подпрыгивающую на неровном гранитном полу тележку по туннелям. В конце концов у Тома заныли колени – прошел час с тех пор, как они отправились в путь.

Все вокруг пульсировало.

С того момента, как они вошли в Фарлгрин, ритмы гремели в туннелях с такой силой, что казалось, будто музыка – суть этого места и всего Нулапейрона. Флюоресцирующие грибы-мутанты и раскрашенные вручную лампы накаливания заливали туннель голубым светом.