Эдгар Райс Берроуз - Земля, позабытая временем Страница 3

- Вам, похоже, нравятся собаки, - сказал я.

- Мне нравится эта собака, - ответила она.

Был ли в ее ответе намек на какую-то личную симпатию ко мне или нет, я не знаю, но воспринял я ее слова именно так и сразу почувствовал себя намного лучше.

Одиноко дрейфуя посреди безбрежной глади, мы как-то быстро привыкли друг к другу. Мы постоянно обшаривали глазами горизонт в поисках дыма от кораблей, оценивали наши шансы на спасение; но вот стемнело, и окутавшая нас ночь скрыла все предметы вокруг.

Мы были голодны, страдали от жажды, холода и неудобств. Наша промокшая одежда почти не просохла, и я знал, что девушке грозит серьезная опасность простудиться холодной ночью в открытой лодке. Пригоршнями я вычерпал из лодки почти всю воду, остатки же удалил посредством своего носового платка процедура весьма длительная и утомительная, особенно для спины. В лодке стало сравнительно сухо, и девушка смогла лечь на дно шлюпки, а высокие борта защищали ее от ночного ветра. Я накрыл ее сверху своей еще влажной курткой. Но все было напрасно. При свете луны, освещавшем изящные контуры ее тела, я увидел, что она вся дрожит.

- Что же мне еще сделать? - спросил

- Вы же не выдержите всю ночь на таком холоде. Вы можете что-нибудь предложить?

Она покачала головой. - Будем переносить трудности с улыбкой, - ответила она, помедлив секунду. Ноблер примостился рядом со мной на сиденье, спиной прижавшись к моей ноге. Я же с болью в сердце смотрел на девушку, понимая в глубине души, что она может не дожить до утра; да что говорить, потрясение, холод, пережитой ужас вполне способны убить практически любую женщину. И пока я смотрел на нее, такую маленькую, хрупкую, беспомощную, в груди моей медленно зарождалось какое-то новое чувство, которого прежде я никогда не испытывал. Я чуть с ума не сошел, пытаясь придумать способ согреть девушку, вернуть тепло остывающей крови в ее жилах. Я и сам замерз, хотя и позабыл об этом, пока Ноб не отодвинулся от меня. Нога моя, к которой он прижимался, стала замерзать, и я вдруг сообразил, что в этом месте мне было тепло. И сразу же меня озарило, как согреть девушку. Я наклонился было к ней, чтобы претворить мою идею в жизнь, но внезапно почувствовал себя очень неловко. Позволит ли она мне такие действия? Но тут я заметил, как все сильнее и сильнее дрожит ее тело, реагируя на быстро понижающуюся температуру, и, преодолев свою стыдливость, улегся рядом с ней, обнял и прижал ее тело вплотную к своему.

С внезапным криком испуга она отстранилась от меня и попыталась оттолкнуть.

- Простите меня, - ухитрился проговорить я. - Это единственный способ. Вы умрете от холода, если не согреетесь, а Ноб и я - единственные источники тепла в наших условиях.

Прижав ее к себе крепко-крепко, я позвал Ноба и велел ему прижаться к спине девушки. Она больше не сопротивлялась, когда осознала мои намерения; два-три раза судорожно вздохнула, потом принялась тихо плакать, уткнувшись лицом мне в плечо, и, наконец, уснула.

Ближе к утру я, должно быть, задремал после мучительного бодрствования, которое, казалось, измерялось днями, а не часами. Когда я наконец открыл глаза, был уже день, волосы девушки покрывали мое лицо, дыхание ее было ровным. Во сне она изменила свое положение, так что теперь я видел ее лицо чуть ли не в дюйме от себя, а губы наши почти соприкасались.

Разбудил ее Ноб. Он приподнялся, потянулся, покрутился и улегся снова, а девушка открыла глаза и встретилась со мной взглядом. В первый момент она удивилась, но постепенно припомнила происшедшее и улыбнулась.

- Вы были так добры ко мне, - промолвила она, пока я помогал ей подняться, хотя, сказать правду, я и сам не меньше нуждался в помощи - весь мой левый бок страшно затек и казался парализованным. "Вы были так добры ко мне", - вот и все слова ее благодарности, хотя я прекрасно понимал, что только сдержанность не позволила ей в полной мере выразить свою признательность за спасение в сложившейся щекотливой, хотя и неизбежной, ситуации.

Вскоре на горизонте мы заметили дым, а через некоторое время начали различать приземистые очертания приближающегося в направлении нашей лодки буксира - одного из тех бесстрашных примеров господства Англии на море, предназначенного для буксирования в английские и французские порты морских судов. Я вскочил на сиденье и стал размахивать своей мокрой курткой над головой. На другое сиденье прыгнул Ноб и принялся лаять. Девушка сидела у моих ног, пытаясь разглядеть палубу приближающегося судна.

- Они нас видят, - сообщила она наконец. - Там какой-то человек отвечает на ваш сигнал.

Она была права. У меня перехватило горло от радости. Еще одну ночь в Ла-Манше она бы не пережила, а может, и не дотянула бы до нее.

Тем временем буксир подошел совсем близко, палубный матрос бросил нам веревку, а дружеские руки помогли взобраться на борт. Моряки окружили девушку поистине материнской заботой. Забрасывая нас обоих вопросами, они отвели меня в машинное отделение, а ее в капитанскую каюту. Ей велели снять с себя всю мокрую одежду, выложить ее за дверь для просушки, а затем залезть в капитанскую койку и согреться. Ну а мне и говорить ничего не требовалось. Очутившись в тепле котельной, я в мгновение ока сбросил свое одеяние, развесил на горячие трубы и с блаженством стал впитывать всеми порами своего тела живительное тепло душного и влажного отсека. Принесли горячий суп и кофе. Потом все, свободные от вахты, собравшись вокруг меня, дружно помогали мне проклинать кайзера Вильгельма и все его отродье.

Как только одежда высохла, я поспешил облачиться в нее, поскольку в этих водах риск встречи с неприятелем был очень велик, что я уже испытал на собственной шкуре. Тепло и чувство безопасности, уверенность в том, что пища и отдых помогут девушке быстро забыть переживания последних ужасных часов, убаюкали меня и позволили расслабиться впервые с того момента, как пароходный гудок разрушил мирное течение моей жизни.

Но с августа 1914 года мир и покой стали величиной непостоянной. Доказательство последовало этим же утром. Едва я успел

облачиться в свое высохшее платье и отнести вещи девушки в капитанскую каюту, в машинное отделение поступил приказ "полный вперед", а секундой позже послышался звук орудийного выстрела. Мгновение спустя я был уже на палубе и в двух сотнях ярдов от борта увидел вражескую субмарину. С нее передали сигнал "стоп", но капитан буксира не подчинился. Теперь же ее орудие было наведено на нас, и второй снаряд поцарапал рубку, предупреждая несговорчивого шкипера, что с ним не шутят и надо повиноваться. В машинное отделение был отдан приказ, и буксир замедлил ход. С подводной лодки передали приказ повернуть и приблизиться. По инерции мы обогнали вражеский корабль, но буксир уже разворачивался по дуге, которая должна привести его прямо к борту подлодки. Наблюдая за этим маневром и задавая себе вопрос, что же с нами будет, я вдруг почувствовал чье-то прикосновение и, обернувшись, увидел девушку, стоявшую рядом со мной. Устремленный на меня взор был полон печали.